Максим Макаренков - Стражи. Боги холода
– Таня, так у вас есть загранпаспорт?
– Есть. А что? – спросила она, не понимая, какое это имеет отношение к сказанному.
– Поедете со мной в Берлин? – скороговоркой, словно боясь вопроса, выпалил Вяземский и тут же, защищаясь, выставил перед собой руки:
– Таня, номера разные! Я имею в виду именно то, что говорю! Просто, самым лучшим решением будет увезти вас отсюда хотя бы на пару дней.
– А с чего такая любезность, Ян Александрович? Кто-то только что говорил, что человек во всем виноват сам?
– Говорил. И продолжаю говорить, – буркнул Вяземский, сосредоточенно вычищая остатки растаявшего мороженого. На Татьяну он упорно не смотрел и, кажется, даже слегка покраснел:
– Но кто сказал, что людям нельзя помогать.
– Так, поедете? – он со звоном опустил ложку в пустую вазочку.
– А… когда?
– Завтра. В крайнем случае, послезавтра.
– Что? Да кто же мне даст визу… А билеты? А как…
Вяземский жестом остановил поток вопросов.
– Поедемте к вам, вы мне отдадите загранпаспорт, завтра с утра я позвоню, и скажу, когда вылетаем.
– Но у меня нет денег, – предприняла последнюю безнадежную попытку Таня. Сердце часто-часто билось, и она прекрасно понимала, что поехать ужасно хочется, и что Ян предлагает это от чистого сердца, и что сейчас он скажет:
– Таня, это я вас приглашаю. И это я все оплачу. Хорошо?
– Хорошо, – ответила она, и Ян с облегчением выдохнул.
До Таниного дома их довез молчаливый Владимир.
Ян поднялся вместе с ней, вежливо поздоровался с Мурчем, дождался, когда Таня добудет из недр рабочего стола красную книжечку паспорта, и исчез, напомнив на прощание:
– Завтра с утра звоню.
Как только за ним захлопнулась дверь, Таня прислонилась к ней спиной, закрыла глаза, и пробормотала:
– Береснева, кто-то сходит с ума. Кажется, ты.
Московский офис компании «Nivva Ltd.» располагался в небольшом бизнес-центре на окраине.
Скромная вывеска над боковым входом, глазок видеокамеры – вот и все, что указывало на то, что за дверью находится офисное помещение.
Взбежав по ступенькам, Вяземский дернул на себя тяжелую дверь, кивнул двухметровому молодцу, выросшему из-за стойки с мониторами, и проследовал к себе в кабинет.
На ходу бросил секретарше – серьезной шатенке в строгом брючном костюме:
– Анна, пожалуйста, вызовите господина Сигурдсона.
Начальник службы безопасности появился на пороге кабинета через полторы минуты.
Посмотрел на шефа, явно пребывающего в состоянии тревожной задумчивости, и, приоткрыв дверь, высунул голову в приемную:
– Аня, пожалуйста, два кофе. Да, еще – нас с Яном Александровичем здесь нет.
Шатенка коротко кивнула, и Олаф закрыл дверь.
– Наглеете. Субординацию нарушаете. Анну Аней называете. Кстати, ей это нравится, – с тоской произнес Вяземский, откидываясь в кресле, и устало закрывая глаза.
Постучавшись, вошла Аня, ввезла столик с дымящимся кофейником и прочими принадлежностями для ценителей кофе.
Вяземский полез во внутренней карман ветровки:
– Анна, будьте добры, сделайте для владелицы этого паспорта шенгенскую мультивизу, и закажите нам с госпожой Бересневой билеты в Берлин. В Берлине нам потребуются два номера в какой-нибудь приличной тихой гостинице.
– На какой срок, Ян Александрович? – уточнила Анна.
– На двое суток.
Дождавшись, когда секретарша выйдет, Олаф поднял бровь и всем лицом изобразил недоумение:
– Даже так?
– Даже так, Олаф, даже так. А сейчас я тебе буду рассказывать, почему.
Рассказывать Вяземский умел. Он коротко и точно изложил все, что говорила ему Татьяна, не забыв охарактеризовать и эмоциональное состояние Бересневой.
Слушая ту, часть, о которой уже знал, Олаф вежливо кивал, а в тот момент, когда Вяземский заговорил о серийных убийствах с расчленением, что-то эмоционально пробормотал и, резко подавшись вперед, поставил чашку на столик..
Закончив рассказ, Вяземский допил кофе и снова откинулся в кресле.
Сложив пальцы домиком, уперся ими в подбородок, помолчал.
Молчал и норвежец.
Наконец, наливая себе вторую чашку кофе, произнес:
– И что это может значить, как думаете?
Вяземский качнулся вперед, оперся локтями о столешницу:
– Нет уж. Сначала я хочу услышать ваши соображения, уважаемый господин Сигурдсон.
– Если коротко, то где-то сидит «крот».
– Это я и сам понял, – махнул рукой Ян. – Вот где он сидит, и на каком этапе от нас такую важную информацию закрыли? Как думаете?
– Да нечего особо думать. Девушка сама сказала – дело у милиции, не церемонясь, забрали «соседи». До нас информация не дошла, а договоренность со «Спецотделом» еще никто не отменял, если я не ошибаюсь. Однако, мне никто о таком аспекте этой серии, как расчлененка, не говорил. Даже не намекнули, сукины дети!
– Русеете, Олаф, русеете, – с удовлетворением отметил Вяземский. – Ишь, как кроете.
– А-а-а! Тут поработаешь, начнешь хлестать водку и мечтать о возрождении Российской Империи почище самих русских!
– Так начинайте прямо сейчас! – рассмеялся Ян, и тут же посерьезнел: – Ладно, разрядились, теперь работаем. Я рассуждаю, если вы где-то видите нестыковку, поправляете. Идет?
– Идет, поехали, – кивнул Олаф.
– Начинаем плясать от убийства Мартынюка. Первые преступления произошли незадолго до его гибели, но он о них в донесениях не сообщал. Значит, или подробности и ему были неизвестны, или он только начал заниматься серией, и просто не успел отметить их в сводке.
Далее – убийства носят явно ритуальный характер. Татьяна точно запомнила слова оперуполномоченного о том, что расчленение делалось не в приступе ярости, а так, словно убийца старался добиться какой-то цели.
– Возможно, конечно. Но, почему это не может быть обыкновенный сумасшедший, свихнувшийся на сатанизме? – Олаф взял на себя роль «адвоката дьявола» и выискивал слабые моменты в построениях шефа.
– Возможно и такое. Но теперь давайте сопоставим это со временем появления здесь Мануэля Лесто, попыткой прощупать Татьяну Бересневу, и гибелью капитана Нифонтова, занимавшегося убийствами, и Станислава Загорулько, пытавшегося накопать информацию на Лесто.
Дойдя до книжных полок, Вяземский провел пальцем по корешкам, и развернулся:
– Теперь приплюсовываем к этому странное молчание «Спецотдела», который всегда сохранял в отношении Ордена благожелательный нейтралитет, а то и выступал союзником, и получаем следующие малоутешительные выводы…
Прервавшись, он сделал глоток кофе, и продолжил:
– В «Спецотделе» сидит крот. И, скорее всего, не один. И не «крот» даже, а несколько продажных мерзавцев, которым хорошо заплатил Лесто или его хозяева. Это вывод номер раз.
– А номер два? – спросил Олаф.
– А номер два со всей очевидностью вытекает из предыдущего. Готовится что-то крупное. И осуществиться это должно в ближайшие дни. Уж больно «горячая» информация об убийствах, такую долго не удержишь, проще слить дозировано. Раз они пошли на такую тотальную молчанку, значит, им надо выиграть буквально три-четыре дня, максимум, неделю, а дальше информация потеряет актуальность, или сама ситуация кардинально изменится.
– И вы не боитесь улетать в такое время?
– Боюсь. Очень боюсь, Олаф, – серьезно проговорил Вяземский, глядя на норвежца. – Но ситуация такова, что надо встретится с Кёлером. Причем, лично. В данном случае, я опасаюсь задействовать традиционные каналы связи, а выходить через тонкие слои – слишком опасно. Сами знаете, насколько быстро это отследят в Приграничье. Только внимание к себе привлечем. Но, ситуация, сложившаяся со «Спецотделом» вызывает у меня глубокую тревогу, поэтому я хочу получить от Кёлера полную картину активности. А самое главное – если «Спецотдел» действительно играет против нас, то задействовать обычные каналы – полное безумие. А уж если придется вступать с ними в прямое столкновение, то я должен точно знать, до каких пределов могу дойти. Как-никак, а мы рискуем схлестнуться с государственной спецслужбой. К тому же, хочу, чтобы Кёлер взглянул на Бересневу. Мне кажется, что у нее есть потенциал.
– Даже так… – повторил Олаф фразу, с которой начался разговор.
– Именно – кивнул в ответ Вяземский и сменил тему, – так что скажете по поводу моих построений?
– На сто процентов совпадают с моими, шеф. Но на один вопрос мы так и не ответили.
– Что именно затевается?
– Точно.
– А вот это вы и постараетесь выяснить, пока я буду гулять по Берлину, – улыбнувшись, обрадовал Олафа Вяземский.
Предложение Вяземского, его доброжелательный мощный напор, настолько ошеломили Татьяну, что она полностью упаковала сумку, собрала необходимые документы, убрала квартиру и покормила Мурча за два с половиной часа.
После чего села на кровать, и поняла, что делать больше нечего.
Ах, да, позвонить маме.
