Никита Аверин - Метро 2033: Крым
– Золото, – всхлипнул Лоренцо. – Они предлагали золото, а не купоны…
– Кто – они?
– Не знаю… Но я слышал, краем уха, – поспешил сообщить Лоренцо, видя, как меняется выражение лица листоноши и понимая, что полет в костер все ближе, – как они упоминали какого-то Гаврилу Ступку…
Пошта отпустил карлика и длинно выматерился.
Имя Гавриила Ступки говорило ему о многом.
Глава 6
Казачья сечь
Будучи бывшим казацким десятником и регулярно сотрудничая с Казачьей Сечью, уже, как член клана листонош, Пошта, конечно же, был в курсе некоторых тенденций, намечающихся внутри Сечи. Проще говоря, он краем уха слышал о подковерной борьбе за гетманскую булаву и непримиримой вражде Гавриила Ступки и Якова Тапилины. С чего все началось, Пошта не знал, но длилось это так давно, что и сами враждующие стороны, наверное, не смогли бы припомнить, кто первый сделал шаг к войне.
Пошта довольно часто бывал в Степном Крыму; нельзя сказать, чтобы ему там нравилось: степь – это не горы, до моря далеко, общины выживших разрозненны и изолированы, что неминуемо ведет к деградации. Хутора и коши степи находились на таком удалении друг от друга, что местный есаул являлся там единоличным владыкой, царьком и божком одновременно.
Но над есаулами была Сечь: многие жители побережья считали казаков кто просто ряжеными, кто опасными бандитами, но были и те, кто искренне верил, что Сечь соберет воедино все общины и поможет восстановить Крым из пепелища Катаклизма.
Сечь была военизированной организацией, насаждавший закон и порядок огнем и мечом (чем принципиально отличалась от клана листонош). Власть казаков зиждилась на грубой силе; есаулом становился самый крутой бандит в округе. Но, став есаулом и надев казачьи погоны, он вступал в иерархию подчинения и раз в год участвовал в большом сборе, где принимались решения, важные для всего Крыма в целом, а не конкретного хутора.
Принимал эти решения гетман. С точки зрения вчерашнего степного бандита, а ныне есаула, гетманская булава была символом абсолютной власти. Поэтому грызня за нее шла нешуточная.
И Олеся, похоже, стала разменной монетой в этой игре.
Листоноше меньше всего хотелось влазить во внутренние дрязги казаков. Но – он дал слово вахмистру Огневу доставить Олесю ее отцу. Иначе смерть пластунов стала бы абсолютно бессмысленной. Да и чисто по-человечески не мог Пошта бросить девчонку в руках Ступки, заклятого врага ее отца. Хоть Олеся была не подарок, выручать ее надо было. Из тех самых общечеловеческих ценностей, за возрождение которых ратовал клан Листонош.
Покинув пылающий цирк – огонь все-таки перекинулся на шатер шапито, и в центре Симфера заполыхал огромный костер, от которого во все стороны разбегались визжащие зрители и клоуны – Пошта вернулся на постоялый двор, рассчитался за номер, оседлал Одина и пустился в погоню.
Направление он представлял себе достаточно четко – ставка есаула Ступки располагалась в коше Хамовщина. По расчетам Пошты, туда было не более чем полдня пути – для обычной лошади, и часов шесть для Одина, восьминого скакуна невероятной скорости и выносливости.
«Если повезет, – подумал Пошта, – нагоню казаков в степи. Это будет значительно проще, чем штурмовать хутор Ступки…»
Пошта выехал на рассвете. Бледно-розовое солнце поднималось над горизонтом, окрашивая степные травы в мягкие пастельные тона. Воздух был свеж и напоен ароматами трав. Копыта Одина уверенно отбивали ритм о каменистую дорогу.
Вдалеке, на самом горизонте, клубились султанчики пыли от конного каравана. Так как ехал Пошта в сторону прямо противоположную популярным торговым маршрутам, то караван этот с высокой вероятностью принадлежал похитителям Олеси.
Пошта пригнулся к могучей шее Одина, похлопал по зеленоватому, лоснящемуся боку и прошептал на ухо:
– Давай, родимый! Выдай по полной!
Один фыркнул, взбрыкнул передними копытами – и выдал.
Боевые скакуны листонош могли развивать скорость до семидесяти километров в час по нормальной дороге, и до сорока – по пересеченной местности. Это была, что называется, крейсерская скорость, которую конь мог поддерживать в течение пяти-шести часов (с одним седоком и без груза). Восемь ног его ходили в затейливом аллюре – нечто среднее между иноходью и рысью.
Но мог Один и скакать галопом. Это давало скорость до сотни – но сжигало ресурсы коня за час.
Если Пошта не ошибся, Один должен был нагнать караван похитителей за этот самый час. А там можно будет дать коню отдохнуть после бешеной скачки (главное – не кормить и не поить, сдохнет животина, а дать побродить, остывая и замедляя сердцебиение), пока Пошта будет разбираться с казаками-беспредельщиками.
Главным недостатком галопа была сумасшедшая тряска, которую выдерживал не каждый ездок. Копчик можно было разбить об седло в кровь.
От встречного ветра слезились глаза. Из-под шипастых копыт вылетали фонтанчики пыли и комья сухой земли. Под кожей коня перекатывались мощные мускулы. Дыхание вырывалось из ноздрей в ритме ровном, как у машины. Задница в ровном ритме билась об седло.
Караван был все ближе.
Но, похоже, Пошта все-таки ошибся в расчетах.
Внутреннее чувство времени подсказало Поште, что запал Одина вот-вот иссякнет, а до каравана оставалось еще пару километров. Можно было, конечно, дать коню шенкелей, пришпорить покрытые пеной бока, выжать из скакуна последний рывок, но после такого Один просто упадет замертво, а для Пошты конь был не просто средством передвижения, а боевым товарищем. Поэтому листоноша смирился с тем, что просчитался в оценке дистанции, и пустил коня постепенно замедляющейся рысью. Караван тем временем свернул с тракта на проселочную дорогу, ведущую к хутору Хамовщина.
Пошта спешился, погладил взмыленного Одина по шее и сказал ласково:
– Молодец, дружище. Ты – молодец. Это я ошибся. Ну ничего, никуда они от нас не денутся.
* * *И действительно, деваться казакам было некуда – они прибыли к себе домой; банду похитителей приветствовали пальбой в воздух и радостными возгласами. Судя по всему, на хуторе намечался праздник в честь похищения Олеси и благополучного возвращения.
Пошта свернул с дороги где-то за километр от хутора и повел Одина в поводу через высокие степные травы. Земля под ногами была сухой и пыльной, травы – ломкими и хрупкими, выгоревшими под безжалостным солнцем. Пока Один воротил морду от неприятных запахов, его хозяин превратился в машину по обработке информации – как всегда случалось с ним перед тайными операциями. Это в бой можно (хотя и не нужно) сунуться сломя голову, как в Севастополе, а разведка и тайное проникновение требуют предварительного планирования и скрупулезной схемы местности. Эх, был бы поблизости холм или хотя бы роща деревьев, чтобы оглядеться с высоты, набросать хотя бы мысленно план местности и представить себе, куда предстоит лезть… Но – увы. Степь оказалась ровной и гладкой, как стол. С другой стороны, у казаков тоже не было наблюдательных пунктов на возвышенности – следовательно, листоноша сможет подобраться к Хамовщине незамеченным до самого последнего момента.
Но, в отличие от схватки в Севастополе, у Пошты не будет с собой ни боевых матросов, ни огневой поддержки крейсера «Адмирал Лазарев». Поэтому лобовая атака тут не сгодится. Придется играть в ниндзя.
Пошта уложил негодующе фыркнувшего Одина на живот (конь грациозно подобрал все восемь ног под себя), потрепал его по холке и прошептал:
– Я вернусь, дружище. Никуда не уходи! – после чего пригнулся и неторопливо начал подкрадываться к хутору.
На степь опускалась ночь. На стремительно темнеющем небе загорелись первые звезды, тени зашевелились в кустах, что-то зашуршало в траве. Ночь была на руку листоноше. Ночь была его другом. Но если вспомнить, сколько тварей выползало из нор с наступлением темноты, этот друг в одну секунду мог превратиться в его врага. Благо, ночное зрение у листонош все-таки получше людского, и Пошта внимательно глядел под ноги, дабы не наступить ни на какую ядовитую тварь.
Казаки Ступки были настолько беспечны, что даже не установили вокруг хутора никакого, даже самого жалкого периметра. Ни ограды, ни колючей проволоки, ни насыпи. Степная трава росла до самых домов на окраине хутора – облупленных, обшарпанных, заброшенных, с выбитыми стеклами и просевшими крышами, явно нежилых. На окраине хутора было пусто и тихо, и только с другого конца поселка доносились крики, музыка, а в небо взлетали языки костра.
Можно было, конечно, пойти напрямик, по пыльным улочкам коша, на звуки праздника, но Пошта предпочел окольный путь и двинулся в обход, по самому краю хутора, через заросшие палисадники, обнесенные покосившимися заборчиками.
Вскоре он вышел к заброшенной автозаправке, где звуки музыки уже отзывались ритмичным стуком в грудной клетке и даже можно было разобрать слова:
