Василий Головачев - Логово зверя. Исход зверя. Укрощение зверя
Попытались отвлечь монстра и Георгий с Пашиным, метнув в дракона клинки бледного света. Их атака оказалась более удачливой и результативной, нежели стрельба товарищей. Дракон, получивший пробоины в черной бугристой броне шкуры, взвыл, дернулся, оглядываясь на обидчиков.
Илья поднял уморь, чтобы направить разряд в морду чудовища, но вдруг побледнел и без сил опустился на разорванную трещинами почву. Он израсходовал практически все запасы энергии.
Владислава бросилась к нему, прижала голову к груди.
– Илюша, милый, не умирай!
Дракон раскрыл пасть средней головы, собираясь метнуть язык пламени, но Георгий опередил его, метнув флягу с ниргуной, вложив в бросок всю свою незаурядную силу.
Сверкнув сине-фиолетовым огоньком, фляга влетела в пасть средней головы зверяи взорвалась!
Дракон потерял обе челюсти, с хриплым воплем взвился вверх, ошеломленно затряс двумя оставшимися головами.
Сокол, израненный, потерявший почти все оперение, погасший, но несломленный, опомнился, снова ринулся на врага, сумев потеснить его к границе острова, за которой начиналась стихия алого огня и света. Но дракон быстро пришел в себя и ударом хвоста выбросил сокола в алую пропасть. Обернулся, разевая две пасти, словно улыбаясь в предвкушении расправы с пришельцами из мира Яви, существами из плоти и крови, и медленно пополз к ним, гримасничая, дергая зазубренным хвостом.
Десантники попятились, сжимая в руках ножи.
– Похоже, кранты, парни! – криво улыбнулся Ратников.
Георгий оглянулся на Данилу, торопливо раскладывающего на плоском бугре дощечки рун. Максим стоял рядом с глазами в пол-лица, находясь в ступоре.
– Что там у вас?!
– Заканчиваю! – отозвался Данила.
– Максим, пой!
Певец отрешенно посмотрел на Витязя, пошевелил губами, но ничего не сказал. По-видимому, он перешел грань эмоционального насыщения и с трудом понимал, где находится.
– Есть! – воскликнул Ломов-младший, укладывая в центр креста-Володаря последнюю дощечку.
Над крестом тихо встал столб призрачного серебристого сияния.
Дракон на мгновение замер, потом с громоподобным рыком бросился вперед.
– Максим!
Бусов посмотрел на стремительно мчавшегося к ним через озеро зверя, сделался белым как бумага, шевельнул губами, по-прежнему находясь в странном оцепенении.
– Максим, милый! – подскочила к нему Владислава, схватила за руку, погладила по щеке. – Пой! Ты сможешь! Иначе мы погибнем!
Певец вздрогнул, открыл рот, заторможенно глядя на приближавшееся исчадие ада.
Владислава развернула его к себе, взмолилась:
– Смотри на меня! Пой!
Максим сглотнул, снова открыл рот и снова не издал ни звука.
Валерия, не выдержав, спрятала голову на груди Антона.
Ратников вдруг бросился навстречу монстру с криком:
– Врешь, не пройдешь!
Дракон домчался до него, наступил передней лапой… точнее, хотел наступить и наверняка раздавил бы как букашку, но в последний миг рядом с островом возникла дымящаяся белая фигура, и огромная рука выхватила полковника прямо из-под лапы зверя. Дракон затормозил, упираясь передними лапами в берег озера, проделал в нем две рваные борозды.
– Светогор! – ахнул Влад.
Дракон выдохнул два клуба пламени.
Великан в дымящейся одежде – складывалось впечатление, что он стоит в море по колено, рядом с островом – небрежно отмахнулся мечом, и два огненных шара с гулом унеслись в багровый «космос».
Ратников трепыхнулся в его руке, и Светогор опустил полковника на берег озера.
Из-за кромки острова вынырнул помятый, израненный сокол. Глаза птицы горели янтарным огнем, и в них не было страха. Легенды, созданные сказителями Яви, точно отражали сутьФиниста – возрождаться из пепла и укреплять тем самым души людей.
Дракон качнулся было к нему, разевая пасти, но Светогор ловко подхватил огненноперую птицу, погрозил пальцем черной твари.
– Птичку нашу попрошу не обижать.
– Это нечестно, – сварливым тоном заговорила вдруг левая голова дракона вполне человеческим языком. – Ты не имеешь права, старик!
– Не имею, не имею, – согласился великан. – Да время мое пришло. Зови своего хозяина.
Обе морды зверя– Илья вдруг узнал в них изображение Лика Беса на Вратах Морока – с сомнением посмотрели на грозного противника и ухмыльнулись. Именно так можно было объяснить эту гримасу.
– Ты белены объелся, старик? Да если я позову Господина…
– Зови, зови, черная душа, пусть гости поговорят с ним. От него не убудет. Они ведь не воевать пришли на самом деле, а только высказать просьбу. Али мы забыли о законах гостеприимства?
Дракон чисто человеческим движением почесал лапой гребень на одной из голов, разинул пасти.
– Ну, смотри, старик. Ты зашел слишком далеко, даром тебе это не пройдет.
Светогор нахмурил седые брови, шевельнул мечом.
– Мне повторить?
Дракон оскалился, посмотрел на отряд, собравшийся дорого продать свои жизни, покачал головами и начал трансформироваться, течь, всасываться в серо-серебряную почву.
Исчез!
Светогор выпустил сокола.
– Лети, воин, ты еще понадобишься Правде.
Финист засиял ярче, взмыл вверх, сделал круг над островом, заклекотал и со свистом унесся в багровый сумрак.
– Пора вызывать светлого, – прогрохотал великан. – Против черногоя слаб.
Все посмотрели на Данилу, стоящего у Володаря, над которым все еще сиял столбик прозрачного золотистого света, потом на Максима.
– Пой! – прошептала Владислава, отступая.
Максим сглотнул, шевельнулся, оживая. В глазах его мелькнула искра понимания.
– Что… петь?
– Чему тебя учил Иннокентий? – напомнил Антон.
Максим закусил губу, порозовел, глянул на Георгия, державшегося только на воле, хотя никто этого не видел, кроме, может быть, Ильи, также отдавшего борьбе с монстром все силы.
– Пой, внучек, – пророкотал Светогор.
Максим сжал кулаки, выпрямился, ушел взглядом в себя, сосредоточился на внутреннем переживании.
Через несколько мгновений над островом зазвучал дивной красоты голос, заставивший слушателей замереть, ощутить сладостную дрожь, боль и радость одновременно.
Этот голос будил воспоминания детства, воскрешал самые лучшие, счастливые и радостные моменты жизни, обещал удивительные переживания, воздаяние всем по справедливости, звал в будущее. От этого звучного бархатного баритона, полного внутренней силы и тепла, хотелось плакать и смеяться одновременно. От него задрожал остров, а по озеру побежали волны, складываясь в красивую интерференционную картину.
