Железом по белому (СИ) - Костин Константин Александрович
Два ученых зашагали вдоль по улице, оставив егеря задумчиво смотреть им вслед. Ишь ты, лягушек в спирту он предпочитает… Чего только не пьют эти городские…
— Вот видишь, Адольф… — произнес профессор Рам на древнеэстском, впрочем, не раньше, чем убедился, что их никто не слышит. Конечно, ожидать встретить в этом захолустье знатока античных наречий было бы слишком… э… маловероятным, однако профессор хорошо знал историю и знал о том, что в жизни случаются самые невероятные совпадения.
— Видишь, Адольф, грубый и примитивный разум теряется при столкновении с высокоразвитым интеллектом. Сколько источников воды мы обработали?
— Все, хозяин.
— Я не спрашивал, все ли, я спросил «сколько».
— Простите, хозяин. Тринадцать.
— Хорошее число. Итак, эксперимент начат, теперь нам остается только наблюдать…
Глава 40
Шнееланд
Штальштадт
5 число месяца Монаха 1855 года
Ксавье
1
Плюх.
Шлепок каши плюхнулся в подставленную оловянную миску.
Плюх.
Наполнена еще одна миска.
Плюх.
Третья.
Плюх.
Четвертая.
Подавальщица, невысокая женщина в черном фартуке, работала с монотонностью машины, наполняя миски пришедших на обед рабочих. Только поршнем двигался туда-сюда черпак с выбитой надписью на черенке «Овсяная каша».
Для каждого блюда, которые подались в столовых Стального города, был свой собственный черпак, размер которого был точно выверен, чтобы каждый получал ровно столько же пищи, сколько и все остальные, не больше, не меньше, так, чтобы пищевая ценность каждой порции была одинакова, вне зависимости от того, какое блюдо сегодня в меню.
Ксавье, вместе со своими приятелями, бывшими морскими пехотинцами, наблюдали процесс питания рабочих через раскрытую дверь кухни. Да, при виде того, насколько здесь все продумано, рационально и выверено, на ум приходило именно выражение «процесс питания», как будто речь шла не об обеде живых людей, а о подаче угля в топки машин.
Все продумано. Все рассчитано.
Размеры черпаков, для каждого блюда свой. Рецептура блюд, в которых все должно было быть порезано на небольшие одинаковые кусочки, чтобы не возникало споров о том, у кого больше. Рацион, повторяющийся каждую неделю: три дня — мясо, один день, рыба, по выходным — вино.
— Кормят нас какой-то замазкой, — пробурчал один из получивших обед рабочих, недовольно покосившийся в сторону кухни. Ксавье с морпехами дружно хмыкнули, они работали поварами уже десять дней, и недовольство качеством пищи слышали регулярно. Один раз им даже попытались предъявить претензии после окончания рабочего дня, хотя и непонятно, на что рассчитывали те, кто попытался избить морских пехотинцев. Драка, если это короткое избиение можно назвать дракой, имела два последствия: новых поваров больше никто не трогал, выказывая недовольство исключительно устно, и к ним более уважительно стали относиться «музыканты».
— Не ели эти ребята вубернскую похлебку, не кривили бы морды… — лицо Кэтсхилла исказилось в гримасе, которая изобразила бы улыбку, если бы не давнее ранение.
2
Еще в конце прошлого века граф Вуберн, брумосский военный, полицейский, ученый и изобретатель (да, в 18 веке были возможны еще и не такие сочетания в одном человеке), был озадачен необходимостью дешево и питательно кормить заключенных, которых в Брумосе традиционно множество. Так как граф был не только полицейским, но и ученым, он придумал похлебку, состав которой был рассчитан на основе последних достижений науки (в те времена алхимия тоже считалась наукой), и позволял накормить максимальное количество человек за минимальные деньги.
С тех пор «вубернский супчик», состоящий из перловки, гороха, картофеля, уксуса, соли, воды и сухарей, и выглядящий так, как будто его уже пару раз съели, стал постоянным блюдом тех, кто не мог выбирать, что есть: заключенных, солдат, обитателей работных домов…
Судя по всему, тот, кто сочинял рацион столовых Штальштадта, был знаком с трудами графа по питанию, но все же еда здесь была гораздо разнообразнее, так что рабочие ворчали зря.
Впрочем, это особенность человеческой натуры: она быстро привыкает к хорошему, и начинает желать большего, считая привычное — дурным.
3
После завершения обеда, на который отводилось 30 минут, Ксавье нашел время, чтобы прогуляться по узким переходам между заводскими корпусами.
В четкой, научно выверенной планировке, прослеживались закономерности, явно не предусмотренные изначальным планом. Штальштадт был похож на луковицу, не тем, конечно, что вонял и доводил до слез — хотя, будем честными, и вони и слез здесь хватало — а тем, что состоял из нескольких слоев.
Первый, внешний — выплавка стали и производство безобидных бытовых вещей, вроде лопат и кос.
Второй, уже не для всех — более сложные производства, машины, механизмы, паровозы, станки, на многих из которых ставилось «Made in Brumos» и клейма известных мастерских островной империи. Рабочие с ухмылкой называли их подделками, но Ксавье, которому приходилось сталкиваться с брумосскими товарами, мог сказать, что качеством штальштадтские не только были не хуже брумосских. Они зачастую их превосходили. Так что чужие клейма были нужны не для того, чтобы подсовывать подделки, а для того, чтобы брумосцы как можно дольше не узнавали, что у них появились конкуренты.
На третьем слое работали люди, которые делали оружие. Этот был самым засекреченным, потому что, как понимал Ксавье, Белые земли готовились к большой войне, и не хотели, чтобы противник знал о том, насколько они подготовлены.
Впрочем, нет, самым засекреченным был четвертый слой. Несколько цехов, в которых делали… что-то. Что именно, не знал никто, работающие в них молчали, как рыбы. Вожди «музыкантов», наверное, знали, от них ни у кого не было тайн. Потому что все знали, что тот, кто противится «музыкантам» живет очень недолго. Но с Ксавье, несмотря на то, что он вместе с компанией морских пехотинцев вошел в некое доверие к будущим бунтовщикам, такой информацией не делись.
Среди смутных слухов мелькнули только слова «Рыцарь» и «Полюс».
Глава 41
4
Ксавье понятия не имел, что это должно означать… вернее, значение слов «рыцарь» и «полюс» он знал, конечно, но что это могло означать в данном случае? Не верить же вздорным слухам, что в одном из секретных цехов строят огромных стальных рыцарей на паровом ходу, а в другом — не менее огромный бур, чтобы доставить его на Северный полюс и там просверлить землю насквозь…
Сейчас, впрочем, ему не до секретных цехов… вернее, до самих цехов ему дело есть, но не имеющее никакого отношения к тому, что там производится. Да хоть лифт в преисподнюю, для него в данный момент это неважно. Важно лишь то, что его послали сюда вовсе не для того, чтобы он готовил обеды толпам рабочих.
Он — сотник Черной сотни, и его задача, задача, ради которой он был послан сюда — осталась невыполненной. Более того — из-за него эта самая задача полностью провалена.
5
В первые же дни после своего проникновения в Штальшадт Ксавье осторожно разузнал о своем «двойнике». Да, несмотря на то, что руководство не только крайне мало общается с рабочими — практически не пересекается с ними, проходя высоко над головой по ажурным стальным галереям, пересекающими небо над заводами из конца в конец — но про многих из них рабочие знали. Знали они и про молодого сотника Черной сотни, в своем черном мундире неслышно скользившего тут и там.
Как понял юноша, его «двойник», прибыв на службу, сделал ровно то, что должен был сделать он, Ксавье: поступил в распоряжение среднего сотника Коля. После чего начал выполнять ту функцию, которая должна была достаться ему, невезучему и чересчур доверчивому младшему сотнику.