Александр Афанасьев - Белорусский набат
– Так, хватит. Вернемся к Степановой. Когда вы с ней познакомились?
– На Майдане. Немного знал и до этого… она была журналисткой.
– Какие у нее были взгляды?
– Она была на Майдане.
– На Майдане много кто был. Какие у нее были взгляды?
– А ты-то там был?
– Нет!
Конвоир снова остановил руку, занесенную для удара.
– Нет. Я был в Тернополе, мы захватывали здание МВД.
– Когда все уже было ясно…
– Ну а сейчас давайте проясним с вами. Повторяю вопрос – какие были взгляды у Дианы Степановой?
– Она была патриотом Украины. И не на словах, а на деле. Мало кто сделал для Украины больше, чем она.
– Почему она контактировала с Россией?
– Что значит – контактировала с Россией?
– Она принимала деньги из России. Вот распечатка. Более пяти миллионов рублей за две тысячи четырнадцатый год.
Затриманный плюнул.
– Языком слизывать будешь, – прогудел за спиной конвоир.
– Это были деньги тех, кто поддерживал нас в России.
– Или это были деньги ФСБ?
– Какое ФСБ? – презрительно сказал затриманный.
– Обычное. Вот, почитаем дальше… во время съезда волонтеров я увидел Диану Степанову и подошел к ней. Мы знали друг друга по Майдану и ранее. В разговоре со мной Степанова высказывалась резко антиукраински, в частности, сказала, что законно избранные органы власти зрадили Украину, и в будущем только те, кто был на Майдане, должны иметь право занимать высокие государственные посты…
– Что вы врете… – презрительно сказал затриманный. – Степанова не могла такое сказать никогда.
– Слушайте, слушайте… Степанова сказала, что законные органы власти Украины, в частности президент Украины и Верховная рада Украины, полностью утратили доверие народа Украины и будут свергнуты самое большее к февралю две тысячи пятнадцатого года, и Движение волонтеров создается как будущий кадровый резерв третьего Майдана. Она также сказала, что всю действующую власть Украины надо уничтожить. Я спросил, что она имеет в виду, она сказала, что мусорными баками тут не обойдется. По этому разговору я понял, что Степанова является одним из тех агентов, о которых мне говорил Юрий.
– Бред.
– Степанова не была антиукраински настроена?
– Послушайте, да мы все видели, что революция гидности пробуксовывает, что не принимаются нужные стране законы, что недостаточно снабжается армия, мы все это видели и говорили об этом.
– Ну, вот. Сами признались в антиукраинских взглядах.
– Это не антиукраинские взгляды. Это любовь к Украине. Которую вам не понять.
– Ваша любовь, – сказал следователь, – сродни любви педераста. Она омерзительна. Украине не нужна такая любовь.
– А что ты сделал ради любви к Украине, а? – спросил затриманный.
Следователь мигнул – и конвоир повалил его на пол и начал топтать ногами…
После восьми дней в тюремной больнице его снова повели на допрос.
Новый следователь был постарше, с проседью в волосах. Он отпустил конвоира и толкнул по столу початую пачку сигарет.
– Курите.
Задержанный покачал головой.
– А почему? Не курите? В личном деле написано другое.
– Нет. Легкие отбили.
– Упали в камере… – сочувственно сказал следователь.
– Послушайте, что вам надо?! – крикнул задержанный и закашлялся. – Что вам от меня надо?!
Следователь забрал пачку.
– Вы мне нравитесь, – просто сказал он. – Станюк, который вас вчера допрашивал, – это дикарь, не более того. Он с Говерлы слез, а ума не набрался. Я же хочу с вами договориться.
– О чем?
– Жить можно по-разному. Даже в камере.
– Предлагаете стучать.
– Зачем такое плохое слово. Стучать. Скажем так – информировать компетентные органы. Устраивает?
Затриманный закрыл глаза… он дорого бы дал, чтобы не видеть все это.
– Как ваше имя?
– Мое? Семен Ильич. Украинец, если это вас интересует.
– Ну, да…
– Честное пионерское! – Семен Ильич поднял руки. – У меня и папа, и мама украинцами записаны.
– В паспорте много чего написано.
– Вы антисемит?
– Нет.
– А жаль. С антисемитами проще…
Затриманный показал глазами на пачку:
– Я все же закурю.
– Да ради бога…
Дым прополз в отбитые легкие. Закружилась голова.
– Ну как? Будем подписывать? Или пойдем в карцер?
Затриманный вдохнул горький аромат дыма… от него веяло уютом дачи и почему-то напоминало о свежести на Днепре.
– Зачем это вам? Не проще ли подделать подпись? Все равно процесс давно куплен. Кто там у меня судья – Вовк?
– Ну, Вовк делами посерьезнее занят… не чета вашему.
Следователь тоже закурил из пачки. Выключил диктофон.
– Вот вы говорите… зачем мне это. Проще подделать… Да нет, не проще. За то, что вы сделали – отвечать надо.
– У Вовка?
– Да при чем тут Вовк? – следователь заговорил собранно и зло. – Если бы тебя хотели грохнуть, давно бы грохнули. На улицах полно шпаны… бах, и все. Нет, б…, не так. Вот думаешь, зачем я здесь сижу, а не в Израиле?
…
– Потому что я вас, с… ненавижу! Вы ведь, гады, на систему посягнули. На каждого из нас, на то, что мы от отцов получили и детям передадим. Думаете, просто так отделаетесь? Нет… не выйдет. Хочешь жить – подписывай. Нет – пойдешь на процесс. Статья подрасстрельная. Так что выбирай. И сейчас.
– А если подпишу? Не боишься?
– Нет… – следователь курил, уверенный в правоте и силе. – Того, кто подписал, чего бояться? Он уже с червоточинкой. Раз пошел на сделку с совестью – и второй раз пойдет. Третий. Знаешь, как говорят: баба целку один раз теряет…
Затриманный исподлобья смотрел на курящего следователя. Он уже давно боролся против системы… в две тысячи четвертом, во время первого Майдана, – они еще не понимали, что дело не в отдельных личностях и не в злодее Кучме, а в системе. Во время второго они это все понимали… многие понимали. Они видели, как сговариваются непримиримые враги… они понимали, что разницы между партиями, по сути, и нет… вопрос лишь в том, кто у кормушки. Чего говорить, если после первого Майдана несколько месяцев прошло – и Янукович сидел в кресле премьера страны. Они знали это и сразу говорили: простая смена партии у власти их не устроит. Но все равно они упустили победу. У них выбили ее из рук.
Он с ужасом подумал, что лучше бы они отдали Крым. И Донбасс. И все, что захотел бы Путин, – лучше бы они отдали. Все равно осталось бы многое. А главное – развязанные руки, чтобы бороться с нечистью.
Он впервые видел своими глазами воплощение системы, против которой он и боролся. Вот этот невзрачный следак, украинец по паспорту, – и есть система. Система, которая калечит и уродует людей. И не столько физически уродует, сколько морально. Подпиши, согласись стучать, возьми мешок муки за голос на выборах. Дай взятку даишнику, врачу, возьми взятку. Все что угодно – лишь бы ты был виновен. Как только ты виновен – ты свой для системы. И она начинает строить общество круговой поруки. Общество, где виновны все. Общество, где просто невозможно ничего добиться.
– Один вопрос.
– Хоть два.
– Вот вы мне пишете, что я русский агент. А вы ведь сами русский агент, верно?
Следак долго хохотал. До слез.
– Чего смешного?
– Я… русский агент. Насмешил…
– А что – нет?
Следователь добро так улыбнулся:
– Ничего ты не понял. Хоть и умного из себя строишь. Где-то там, в России, есть такой же стол. И там сидит такой же человек, как и я. Который тоже должен что-то детям передать и внукам. И, если хочешь знать, мне этот человек ближе и дороже, чем все вы. Краинцы-мешканцы. Людыны-громадянины. Умные. Знаешь, как в книге: мы с тобой одной крови, ты и я.
Видя лицо затриманного, следак мелко рассмеялся.
– А ты как думал? Думал, СССР упразднили, незалежность провозгласили – и все? Нет, дорогой. Страны нет, но люди-то, люди остались. Мы и были, и есть, мы и будем. Наших сил не хватит – Путин поможет или еще кто. У Путина будут проблемы – мы ему поможем. А вам – кто поможет?
…
– Ну? Будешь подписывать? Или под статью идешь?
И тут он понял, как победить их.
– Взамен что?
– Взамен? Получишь статью за антиукраинскую пропаганду. Наказание в размере фактически отбытого. Выйдешь – мы тебя по волонтерской линии двинем. Или по диссидентской. Поедешь в Канаду деньги собирать. На борьбу с Путиным, ха-ха-ха…
– Ручку дай.
– О, – удовлетворенно сказал следователь, – так бы сразу.
Достал из кармана какую-то ручку… дешевую, китайскую.
– Руку-то отстегни.
Следователь подозрительно посмотрел на задержанного, но руку отстегнул. Левую. Сам подался назад.
Затриманный глубоко выдохнул, а потом, перехватив ручку, с силой ударил ею себя в глаз. Дикая боль прострелила его, как удар током, но он под истошный крик следователя ударил себя и во второй глаз и в кровавой темноте, теряя сознание, закричал.
– Ну! Веди меня на процесс! Тварь!
Вашингтон, округ Колумбия. Белый дом, Пенсильвания-авеню, 1600. 28 августа 2020 года
