James Swallow - Немезида
Его ассистент взяла карточку и поднесла к своим хромовым губам. Он облизала её обескураживающе человеческим на вид языком, помедлила, затем передала своему повелителю. Если на поверхности и присутствовали какие-нибудь яды контактного действия, она должна была их уничтожить.
Мех-Лорд, борясь с дрожью в руках, прочитал блёклые округлые буквы, выведенные на белой открытке. Это было единственное слово: "Приходи". Он перевернул карточку и увидел, что она содержит адрес номера в квартирном блоке, отведённом актёрам оперного театра.
– Что-то плохое? – спросил директор с гримасой беспокойства на лице.
Рэй всунул ему в руку свой полупустой бокал с бренди и направился прочь. За ним последовали роботы, а за их спиной обрушился на колени слуга, вцепившийся в искалеченное запястье.
8
Квартирный блок находился тремя уровнями выше, на самых престижных жилых палубах станции Сарос, на расстоянии короткой поездки на пневмокаре. У Рея была собственная орбитальная платформа около Каллисто, и он не содержал жилья на Сарос, но он бывал в этих номерах в прошлом, во время одной из множества любовных интрижек, так что он знал дорогу. Присутствие его манипулы гарантировало, что никто не посмеет напасть на него из засады, и некоторое время спустя он достиг номера. Его ассистент постучала в дверь, и ту открыли беззвучные серво-приводы.
Изнутри донёсся тот самый нежный голос.
– Входите, – сказала она.
Рей сделал шаг – и заколебался. Его пульс колотился, как у мечтательного юнца, залившегося румянцем первой влюблённости. Но он должен был признать, что, как бы он ни наслаждался этим ощущением, он всё ещё оставался самим собой. Он все ещё не доверял ничему и никому на каком-то глубинном уровне. Его враги уже пытались использовать против него женщин как оружие, и он выбрасывал их из головы. Могло ли всё это быть ещё одной попыткой провернуть подобное? Его горло пересохло: он надеялся, что это не так. Странная, эфемерная связь, которую он чувствовал с актрисой, казалась такой настоящей, и мысль о том, что она могла возникнуть только ради того, чтобы навредить ему, причиняла сильную боль.
Он долго мялся на пороге, подумывая о том, чтобы развернуться и уйти, увести пневмокар обратно к причалам и к себе на яхту, улететь и никогда не возвращаться.
Сама мысль об этом была как нож в сердце. И тут она заговорила снова:
– Милорд? – он услышал в её словах эхо собственных сомнений и страхов.
Его помощница вошла впереди него, и Рей двинулся было вслед за ней, но снова остановился. Даже если в этот дивный вечер произойдёт то, на что он надеялся, он не мог позволить себе оторваться от реалий собственной жизни. Он обернулся к "Крестоносцам" и произнёс последовательность команд. Роботы немедленно заняли караульные посты у входной двери номера, держа оружие наготове и низко пригнув свои богомольи головы, чтобы не повредить свисающие с потолка лампы.
Рей вошёл в комнату и был ошеломлён видением.
Его первая мысль была: "Она не умерла!" Но, конечно же, нет. Это была всего лишь постановка, и всё же случившееся казалось ему таким реальным. Женщина стояла, всё ещё одетая в костюм царицы, и сквозь просвечивающее серебро одежд виднелся изгиб её тела с сияющей и безупречной кожей. Скулы и миндалины тёмных глаз оттенял металлический блеск. Она поклонилась ему и смущённо отвела взгляд.
– Милорд Рей. Я боялась, что вы не навестите меня. Я боялась, что слишком многое себе позволила...
– О, нет, – сказал Рей пересохшим ртом. – Нет. Это честь для меня... – он исхитрился улыбнуться, – моя царица.
Она посмотрела на него снизу вверх, тоже улыбаясь, и это было чудесно.
– Вы будете так меня называть, милорд? Можно, я буду вашей Иокастой? – она теребила тонкую завесу шёлка, разгораживающую номер на две части.
Его повлекло к ней, и он пересёк белую толщу богатого ковра прихожей.
– Мне бы так этого хотелось, – прохрипел он.
Женщина – его Иокаста – бросила взгляд в сторону механоида:
– И она тоже к нам присоединится?
Откровенное приглашение в её словах заставило Рея заморгать:
– А... Нет, – он обернулся и коротко сказал роботу: – Жди здесь.
Его Иокаста снова улыбнулась и исчезла в дальней комнате. Рей, улыбаясь во весь рот, помедлил и расстегнул свой мундир. Оглядевшись по сторонам, он увидел букет свежих сатурнских роз, всё ещё упакованных в доставочную обёртку. Он бросил свой китель рядом с ними и затем последовал за ней в спальню.
9
Когда Гергерра Рей шагнул навстречу своей смерти, Иокаста не разрыдалась.
Когда он вошёл, царица обвила его длинными сильными руками, поднимаясь всем телом ему навстречу, прижимая свои груди к его груди, прильнув к нему. На губах Мех-Лорда появлялась и исчезала глупая улыбка, и он тяжело дышал. Его реакция была безукоризненной. Его идеальная новая любовь к Иокасте, – на самом деле чистейшее и точнейшее проявление выброса нейрохимических веществ, – была плодом нескольких недель тщательно выверенного обстрела феромонами. Рей регулярно получал крошечные порции аналогов метадофамина и серотонина в настолько слабой дозировке, что их не могли засечь даже сверхчувствительные сканеры его машины-ассистента. Совокупность накопленных в организме веществ ввергла его в состояние, похожее на помешательство. Соединить это с физиологическим шаблоном, выработанным на основе женщин, которых он выбирал в качестве сексуальных партнёрш – и вот уже западня готова и смазана мёдом.
Иокаста нагнула к себе голову Рея и прижалась губами к его рту. Когда она проделала это, он весь задрожал и полностью отдался на её милость. Это было так просто.
Гергерра Рей имел отношение к строительству "Яростной Бездны". Его участие было косвенным и его нельзя было с абсолютной точностью доказать в суде, но те, кто стоял на страже Империума, были в этом уверены, и этого было достаточно. В чём бы ни состояло его преступление – возможно, он передавал определённые взятки, или перенаправлял материальные и человеческие ресурсы, или пропускал корабли, которым должно было быть в этом отказано – но капеканский Мех-Лорд действовал по распоряжению предателя Хоруса Луперкаля.
Иокаста вытолкнула наружу маленькое оружие, таившееся под её языком, удерживая его стиснутыми зубами. Лизнуть спусковую пластину – вот и всё, что требовалось, чтобы выстрелить из пистолета-поцелуйчика. Заряд размером с иголку пробил верхнее нёбо Рея и рассыпался, позволяя вырваться наружу проволочным щетинкам толщиной с молекулу. Они пронеслись сквозь ткани носовой полости в передний мозг, кромсая всё, чего касались. Он отшатнулся и упал на кровать, с его губ и из его носа стекали кровь и мозговое вещество. Рей утонул в шёлковых простынях, сбившихся под его телом, и из-под них показался труп актрисы, чьё лицо он так пылко любил.
Его убийца не медлила, стряхнув с себя иллюзию мёртвой женщины, едва тело объекта начало остывать.
Плоть понемногу сдвигалась, лицо Иокасты потекло, становясь менее определённым и больше похожим на набросок на бумаге. Убийца выплюнула пистолет-поцелуйчик и избавилась от него, затем вонзила острые ногти вдоль внутренней стороны мускулистого бедра. Рубец на коже разошёлся, открывая влажную полость, и длинные пальцы извлекли наружу предмет в форме бобины с рукоятью. Убийца слегка встряхнула его и подкралась к шёлковым завесам. Рей умер, не издав ни звука, но его машина-ассистент была достаточно умна, чтобы считывать сердечные сокращения каждые несколько секунд. И если она засечёт одинарный ритм вместо двойного...
Бобина размоталась в тонкий клин металла, который раскрутился на метровую длину. Как только оружие вытянулось до конца, оно стало жёстким. Подобная вещь была известна, как меч с эффектом памяти. Его клинок составлял сплав, способный размягчаться и твердеть при касании регулятора.
Койн нравился меч с эффектом памяти, нравился его вес, как у пёрышка. Койн также нравилось, на что он был способен. Свирепый удар клинка срезал тонкий шёлковый занавес, и механоид среагировал на движение – но недостаточно быстро. Койн вонзила кончик меча в хромированную грудь ассистента и пробила бронированный кожух модуля био-кортекса, который служил роботу мозгом. Тот издал слабый визг и превратился в застывшую статую.
Оставив меч там, куда он был воткнут, Койн занялась подготовкой следующего шаблона. Койн знала Гергерру Рея так же хорошо, как и актрису, сыгравшую царицу Иокасту, и с такой же лёгкостью могла принять его облик. Каллидус презирала термин "имитация". Это слово было слишком бедным, чтобы охватить целостность, с которой Каллидус становилась своими личинами. Имитировать что-то означало передразнивать это, притворяться. Койн становилась теми, под кого маскировалась – она вживалась в каждую личность, пусть даже и на короткое время.
