Евгения Мелемина - Библия улиток
– По-моему, дело плохо, – доложил он. – У нас одни потери…
Луций положил сливу и яблоко обратно в корзиночку и вопросительно поднял глаза.
Реллик понял, что не время сейчас изображать слугу при императоре, устало уселся на диванчик и опустил руки:
– Долго так продолжаться не может. Ты обещал врача – врач не пришел. «Сайленты» выходят из строя. Ты обещал инженеров – инженеров нет. Лаборатории закрыты. Мы держимся на накопленном капитаном материале. Край мог функционировать только при полном комплекте персонала. Одними пилотами дела не сделать. Кое-кто уже не верит, что станет лучше. Кое-кто не доживет до того времени, когда станет лучше.
Луций слушал внимательно и все катал между пальцев зеленую сливу, но при этих словах осторожно отложил ее и спросил:
– Кто?
– Как бы не все, – с неожиданной прямотой ответил Реллик. – Мы быстро изнашиваемся. У Лондона с сердцем хуже всего, если он будет работать в «сайленте», то очень скоро умрет.
Луций мотнул головой и покривил уголок губ.
– Не умрет. Не разводи панику, Реллик, все поправимо. Пилотам нужно отдохнуть день-другой, платформу мы вернем и восстановим, одна машина – не такая уж серьезная потеря. Что там убилось? «Браст»? Он давно сбоил.
– Это не он сбоил. Это была проблема соединения. Пилот не мог полноценно управлять «Брастом», это не его машина. Потому и умер, что не успел среагировать.
Выпуклые глаза Реллика неприятно блестели.
– Не мое дело впрягаться за всех пилотов сразу. Мое дело – донести до тебя, что мы здесь торчим не из-за идеи о всеобщем благе, Луций. Мы свою часть обещания сдерживаем, приказам подчиняемся, работаем сутками… как оглашенные. Если ты думаешь, что мы от большой любви к тебе этим занимаемся, то ты ошибаешься. Так что давай, поторопись с выполнениями обещанного. Мы сейчас подчиняемся тебе только потому, что ты единственный из всех имеешь связи с внешним миром, и от тебя мы ждем помощи. В первую очередь нам нужен врач.
– Вот-вот будет, – спокойно сказал Луций Комерг и поднял взгляд – тяжелый, с какой-то мутью на самом дне, скользкий и проникающий. Взгляд, из-за которого Реллик решился говорить, только повернувшись в Луцию спиной, и из-за которого Луцию в глаза обычно не смотрел никто.
– Для тебя же лучше, – тихо сказал Реллик.
– Платформа, – напомнил Луций.
Реллик согласно наклонил голову и вышел. Слышно было, как он орет под окном: «Назад топаем! Наз-а-ад! Что значит – зачем? Ты что, синдромер, что ли? Дурацкие вопросы потому что задаешь…»
В окно повеяло кисло-сладким запахом: «сайленты» снялись один за другим и потопали через фруктовую рощицу на юг, к городу, где осталась валяться сбитая платформа.
Луций высыпал фрукты из корзиночки на стол. Все они были мелкими, твердыми и никак не хотели созревать, а если и созревали, то высыхали прежде, чем их успевали съесть.
«Вот еще незадача, – подумал Луций, глядя на сморщенное яблоко. – Вам-то что не так?..»
По старой привычке он потянул было руку за голову, чтобы убедиться, что Аврелий там и с ним все в порядке, но одернул себя и опустил руки на стол. Солнечный луч, подкравшись сзади, удобно улегся на его волосах.
Жара-жара… и неудобный разговор с Релликом. Кого угодно бы в оппозиционеры, но только не его. Реллик – тупой и жестокий бульдог, в глотку вцепится без промаха и живым не выпустит.
А ведь какой милашка был на Небе, хоть крылья лепи, да нимб над ним воздевай…
Эх, Белка-Белка, пропала впустую твоя наука чертового добра, мира и красоты. Пожевали и выплюнули. Проблема в неправильном подходе. Чтобы проповедовать чертово добро и красоту, нужно сперва расчистить под него площадку, иначе не успеешь о прекрасном вякнуть, как будешь затоптан ногами.
Луций вынул маленький скомканный платочек и вытер им лицо.
Красный с синим плед, лежащий на кушетке у стены, зашевелился, и из-под него показалась изуродованная мордочка маленького кота. Он выпростал из-под пледа лапу и бессильно свесил ее.
Открытый глаз с вертикальным узким зрачком следил за Луцием с тихим сожалением.
– Ну их всех к черту, – сказал ему Луций. – Выгнать и дело с концом. Нам останется целый Край… с океаном.
Кот равнодушно зевнул и проследил, как Луций поднимается и идет к окну.
Луций прижался лбом к прохладному стеклу и несколько минут наблюдал за оставшимися на площадке пилотами. Доносилось только: «Край-Краем, но не дохнуть же из-за этого…» – «А себя-то бережет, в машину даже не суется…»
Луций не сразу понял, о ком они говорят, а поняв, покусал губы.
Здоровье бережете, значит. С течением времени оказалось, что соединения с «сайлентами» не проходят для пилотов бесследно. В первую очередь страдало сердце. Неутомимая мышца не выдерживала мощности огромной машины, и порой пилоты, выбравшись из «сайлента», падали сразу же и пытались отдышаться, а на лицах их был написан предсмертный страх.
Они имели право торопить Луция – потому что изнашивались намного быстрее, чем строился новый мир.
Проблем добавляло то, что, несмотря на все труды, Край не особо-то и расцветал. По-настоящему хорошо прижились только вьюны, бурьяны и сорняки. Именно они составляли весь зеленый яркий массив, и в их дебрях гасли и глохли сливы, тыквы, яблони и кардамон.
Бороться с этим было сложно. Луций поначалу рассчитывал на новые участки земли, считая изначальные земли Края непригодными, но на прошедших тщательную санацию землях дело пошло еще хуже.
Вода быстро окислялась, наружу выходили какие-то трубы и поднимались бетонные подвалы с забитыми плесенью внутренностями. «Сайленты» добросовестно вычищали все, рыхлили и насыщали почву, но то, что на ней вырастало, было съедобным лишь условно.
Чего-то не хватало, какой-то особенной приправы, с помощью которой жизнь взращивает буйные заросли, и ни в одной из лабораторий не удалось найти ее рецепт.
Либо чего-то не хватает, либо что-то мешает… что именно – можно понять только со временем, которого катастрофически не хватает.
Так что никакого износа для Луция Комерга. Ему нужно время.
– М-можно?
Распахнув белые ажурные двери, искусно отделанные ракушечником, в полосе солнечного света, словно ангел, обрамленный огненным сиянием, к Луцию прошел Лондон, пилот, который, по мнению Реллика, первым отправится в могилу.
В руках он держал свою мягкую шапочку.
– Чего? – Луцию было неприятно его видеть. Живое подтверждение тому, что все здесь вымирает.
– Посмотри, – сказал пилот и протянул шапку. – Только что нашел.
В шапке лежали мышата. Новорожденные мышата, розовые и прозрачные, со слепым пятнышком невидящего глазика и подвернутым крошечным хвостом. Они слегка подергивались. Двое лежали рыльцами друг к дружке и держались за лапки, будто поклявшись существовать в этом жестоком мире вместе и только вместе.
Еще двое, раскинувшись на спине, напряженно тянули вверх тупые мордочки.
Луций подсчитал: раз, два… три головы.
– Они срослись в гнезде, – сухо сказал он.
Лондон непонимающе посмотрел в шапку, потом осторожно положил ее на стол рядом с корзинкой слив и вышел, хлопнув дверью.
– Срослись! – донесся его голос со двора. – Родилась сначала мышь, потом две головы… и что им оставалось делать? Конечно, прирасти к мыши!
И он засмеялся.
Луций не выдержал, рванул на себя сухую легкую раму и выкрикнул:
– Лондон – в «сайлента»! Быстро! Подобрать «Браста»!
Мыши лежали в шапке крошечной розовой горкой. Луций потрогал их пальцем, и впервые пришла отчетливая мысль: это конец.
Механизм ломается не тогда, когда застывает навеки, а тогда, когда в него попадает крошечный камешек и начинает неуклонно продвигаться к самому важному, центральному узлу.
Луций последовательно вытряхнул в окно сначала фрукты из корзинки, потом мышей из шапки, и с грохотом захлопнул рамы.
Дверь приоткрылась и снова, как чудовищное дежавю или дурной сон, выдвинулось лицо Реллика с блеклыми безразличными глазами. На этот раз Реллик чему-то улыбался, губы разошлись и слегка вывернулись, обнажив бело-розовые десны.
– Доктор, – сказал он и вошел, таща за собой маленького грязного оборванца в алом запыленном плаще. – Это же доктор? Болтался на границе с куполом. Воняет.
– Письмо дай, – сухо сказал Луций и протянул руку.
Доктор тут же разжал ладонь и показал серый бумажный комок.
– Ладно, будем считать, что это оно.
– Так это точно доктор? – от нетерпения Реллик приплясывал, как обрадованный пес перед куском ветчины.
– Конечно, – огрызнулся Луций и снова неосознанно попытался нащупать что-то за спиной – теплую ладошку Аврелия, за которую с детства привык браться, если начинал нервничать. – Это доктор Сантана, – устало повторил он, – я его знаю лично, и ошибки быть не может. Сейчас отмоем доктора, накормим, и будет вас лечить.
– Это очень хорошо, – закивал Реллик, – очень хорошо. Действительно доктор Сантана? Как я рад, слов нет передать, как я рад.
