Андрей Уланов - Автоматная баллада
— Жди меня, я обязательно вернусь… к тебе.
Он рассчитал всё правильно — храмовники как раз закончили проходить землеройник. Но удостовериться в этом ещё не успели — прежде, чем на правом фланге их поредевшей цепи щёлкнул пистолетный выстрел.
— А?
— Где он?
Бах. Бах.
— Б… — отчаянно выдохнул храмовник, попытавшийся длинной очередью достать мельтешащий чёрный силуэт и не успевший убрать палец со спуска, когда автоматный ствол «наполз» на спину его соседа по цепи. — Су…
Бах. Бах.
— Сворачиваемся! Ну, живо!
Михалыч почти сразу сообразил, что происходит. Чёртов сучий сын воспользовался тем, что в густом ельнике храмовники оказались разделены, и сейчас, двигаясь вдоль цепи, попросту выбивал их поодиночке.
— Справа он! Бей, робяты! Бей!
Яростная пальба, казалось, должна была скосить не только проклятого стрелка, но и укрывавший его лес — свинцовые струи выбивали целые фонтаны щепок, переломившись сразу в двух местах, начала валиться молоденькая ёлочка…
— Хватит! Кончай палить!
Послушались его не все — большинство закончило пальбу, лишь расстреляв очередной магазин. Но так или иначе, грохот выстрелов затих, оставив после себя кисловатую пороховую вонь и терпкий запах свежей смолы от разлохмаченных очередями елей.
Десятник огляделся. Все оставшиеся собрались вокруг него, на небольшой прогалине. Бледные, взмокшие, как черти, нервно поводящие стволами… все… семнадцать?
— Как щенят… — истерично всхлипнул один из храмовников. Из второй сотни, припомнил десятник, ну да, эти только с бабами да детьми воевать хороши, а как до настоящего дела дошло, кровушку — свою, не чужую — почуяли, так и поползли. Как же его звать-то, козла, Парфён, что ли?
— Он нас… как щенят слепых… что хочет, то и делает… играется… развлекуху устроил…
— А ну тихо! — рыкнул Михалыч. — Слушать всем.
— Он…
— Жак, ну-ка врежь ему!
Чернобородый, с патронной лентой поверх кольчуги Жак кивнул, сделал шаг назад, коротко замахнулся и деловито, как на тренировке, впечатал приклад «калаша» в солнечное сплетение Парфена. Тот разом замолк, сложился вдвое и, выкатив глаза, медленно повалился на землю.
— Слушать всем! — повторил десятник. — Он где-то здесь.
Больше всего Михалыч опасался, что у кого-то из оставшихся парней сейчас не выдержат нервы — и он, ополоумев от ужаса, либо рванёт назад, не разбирая дороги, либо начнёт поливать свинцом и без того измочаленные ёлки, а чёртов…
Додумать это мысль десятник уже не успел.
Звук пришёл — однако пришёл он вовсе не из зелёной стены перед их автоматами. Звук родился рядом с Михалычем — вверху, в кроне вековой ели. Приглушённый стук удара о ствол… затем о ветку… и в слежавшуюся хвою шлёпнулось чёрное, ребристое…
«Растакую мать!» — очень чётко успел подумать десятник, прежде чем запал «эфки» отсчитал последнюю секунду его жизни.
— Тебя ранили?
— Ерунда, — выдохнул Швейцарец сквозь стиснутые зубы.
— Надо перебинтовать…
— Замазать зелёнкой и показаться доктору Айболиту. Ерунда, я сказал. Сквозная дыра, главное — кость не задета.
— Теперь мы не сможем убегать, — вздохнула девушка, глядя, как её спаситель, тихо шипя, кромсает ножом кожу голенища.
— Ценное наблюдение.
Швейцарец не стал объяснять, что больше и не собирался никуда бежать. Сложись всё, как было им запланировано, оставшиеся преследователи сейчас бы продолжали умирать от гранатных осколков или пули между глаз. Но с простреленной ногой продолжать затеянный им танец было бы форменным безумием.
— Я… могу тебе помочь? Чем-нибудь…
— Можешь, — кивнул он. — Начни развязывать серый свёрток.
Свёрток был увязан, что называется, на совесть — девушка успела справиться лишь с тремя узлами из десяти, прежде чем Швейцарец, неуклюже присев рядом, попросту рассёк оставшиеся петли.
— Ух ты. Ещё одно ружьё, да? А почему ты его раньше не достал?
— Страшно, — коротко отозвался Швейцарец.
— Чем?
— Ляг на землю. Закрой глаза. Открой рот. И как можно старательней зажми уши.
Самым сложным в ходе строительства «ружья» оказался поиск подходящей колодки. Много проще было со стволами. Правда, Старик бормотал чего-то там насчёт «Утёса», но в итоге на стволы Великой Гаубицы Самого Распоследнего Шанса пошёл обычный раскуроченный «ЯкБ» — к лучшему, потому что иначе сооружённые Стариком тормоза-компенсаторы вывели б длину оружия за пределы не только желаемого Швейцарцем, но и мало-мальски разумного. Впрочем, Старик всё же остался недоволен: ДТК[9] — фигня, амортизатор отдачи из резиновых шайб — фигня ещё большая, и вообще, пока они не смогут заделать спроектированный им ртутный гаситель, к этой громыхале для охоты на мелкие бронемашины и одичавшие бэтээры должно прилагаться запасное плечо стрелка.
Ворчать Старик перестал лишь через полгода, но имя «Громыхала» уже успело прилипнуть к штуцеру.
Их оставалось одиннадцать — плюс ещё двое лежавших рядом с мертвецами на той злосчастной прогалине. Раненые не в счёт, но и проклятого стрелка им удалось-таки подранить. Он и удрать далеко не успел, а по чёткому следу пересёкшей опушку примятой травы мог бы идти даже ребёнок. Неужто и в самом деле надеется отсидеться за корягой? Ну, теперь-то…
— Теперь-то мы его уделаем! — весело крикнул Гоша по прозвищу Болтун сжавшемуся за соседним деревом храмовнику. — Сейчас…
Лихорадочно набивавший магазин храмовник оглянулся на Гошу как раз вовремя, чтобы увидеть, как голова Болтуна превращается в облако кровавых капель. Двумя секундами позже что-то с силой дёрнуло за плечо его самого — скосив глаза, он увидел ярко-красную струю на месте локтя… и начал кричать.
— Крупнокалиберный…
Трусов среди воинов Храма не было. Но и выбора у них не осталось тоже: бежать вперёд — не храбрость, а лишь верная и бессмысленная смерть. Оставаться на месте и ждать, пока очередная пуля, как сквозь масло пройдя вековой ствол, достанет за ним тебя…
Проклятый стрелок в очередной раз провёл их — пулемёт был наверняка припрятан заранее, и теперь ему оставалось лишь выщёлкивать их поодиночке… или положить всех одной длинной очередью, если они всё же решатся на атаку. Если решатся — а считаные метры травы и цветов неширокой опушки сейчас казались храмовникам слишком уж длинными. Длиннее жизни.
Глупо бежать вперёд, глупо стоять на месте — свободным оставался только путь за их спинами… отступить, перегруппироваться… только вот начав отступать, как выяснилось, очень трудно заставить себя остановиться.
Особенно когда вас осталось всего лишь семеро — против одного.
— Что с тобой?!
Её вопрос он скорее угадал, чем расслышал, — в ушах ещё продолжали злобно жужжать ватные тюки, по пуду на каждую раковину. Пожалуй, ещё один такой выстрел, и его можно будет брать тёпленьким, голыми руками…
— Блядство, — Швейцарец попытался усмехнуться. — В смысле: головокружение, тошнота и, кажется, — он мазнул ладонью по верхней губе, глянул, — кровотечение из носа.
— В тебя опять попали?
— Угу, в плечо… отдачей.
Он запрокинул голову, прикрыл глаза…
— Как тебя зовут?
— Тианэ. Но… я не люблю это имя.
— Хорошо, — тихо сказал Швейцарец несколькими минутами позже. — Тогда я буду звать тебя — Тайна.
Глава 8
Автомат повыше вскинув
И берет на лоб надвинув,
Мы с улыбкою весёлой
Будем жечь дома и сёла.
Он поверил не сразу, хотя всё шло к тому. Минут пять сомневался, прикидывал — но, сколько ни думай, выходило, что его расчёты верны и других вариантов быть попросту не может.
Наконец им попался небольшой островок, даже не островок, а так — большая кочка, едва-едва приподнявшаяся из трясины, но всё же это была относительно твёрдая поверхность под задницу и короткий роздых ногам. И во время привала он украдкой сверился с компасом и обрывком бумаги под мутнеющим целлофаном — картой. Карта, разумеется, была даже не так себе, а просто наспех перерисованный контур, но и такая «точность» сейчас годилась — объект, который интересовал Шемяку, был… большим.
Потом они пошли дальше, и через пару сотен шагов Сергей решился.
— Вот и всё!
В первый момент они, похоже, ни черта не поняли. Да и во второй — тоже. Айсман усмехнулся.
— Всё, — повторил он. — Финита ля комедия! Пришли!
— Что значит «пришли»? — настороженно спросил Энрико.
— То и значит, — откликнулся Шемяка. — «Пришли» в нашем случае означает: «дошли». Дотопали. Добрели. Доползли. Вон та тёмно-зелёная полоса вдоль горизонта являет собой ваш ненаглядный Большой Остров. У нас был уговор — я должен показать Большой Остров. Так вот, — Айсман взмахнул рукой. — Показываю! Большой Остров — там! Во-он там! Могу ещё и ногой указать, если у кого-нибудь с географией полный затык.
![Леонид Алёхин - Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями]](/uploads/posts/books/104006/104006.jpg)