Дэвид Герролд - Бойня продолжается
Приплюснутое рыло кроликособак придает им "милый" вид. Глаза большие и круглые, обычно очень темные. Вместо век животные имеют сфикероподобные мышцы, окружающие глазную орбиту, аналогичные мышцам гастропод.
Среди кроликособак встречаются альбиносы.
"Красная книга" (Выпуск 22. 19А)18. Какофония и экстаз
Здоровье означает самую медленную из возможных скоростей умирания.
Соломон КраткийМы опустили микрофоны на пятнадцать метров, чтобы фиксировать отдельные голоса и оттенки мелодии. Микрофоны повыше предназначались для записи общего фона, его тональности и гармонии. Мы дали ИЛам попыхтеть над песней гнезда двадцать минут, а потом начали воспроизводить ее для червей. К этому времени центральная площадь была так забита алыми чудовищами, что на ней не оставалось ни одной щелочки. Однако черви продолжали прибывать…
Под нами бушевало море жирных красных тел. Черви теснились, прижимались друг к другу, создавая зоны нервной активности. По оценке Дуайн Гродин — она теперь была подключена к сети летического интеллекта, - только на центральной арене собралось более сотни тысяч червей, и, по меньшей мере, еще половина по-прежнему пыталась протолкаться в центр. На периферии толпы, там, где проспекты вливались в площадь, черви налезали друг на друга. Ритм движения увеличивался. Скоро все они придут в исступление. А после этого…
Мы не имели ни малейшего представления, что случится после этого.
Теперь пение стало громким, почти болезненным для наших ушей. Оно пульсировало. Трепетало.
Датчики, сброшенные ранее, передавали ужасающую картину. Даже если черви и замечали забавные маленькие штуки, похожие на паучков, сидящих на стенах и крышах гнезд, то никак не реагировали на них. Поступающие с датчиков данные высвечивались на терминалах и огромных экранах во всю стену.
Они окружали нас стереоизображениями дна ада. Фрагменты глаз, пастей, клешней, челюстей, антенн - повсюду ужасный красный мех. Цвета полосами плыли по экранам - пугающий ядовито-оранжевый сменялся ошеломительно-алым, тоскливо-пурпурным, раковым розовым - и всеми оттенками между ними. Мы смотрели на море голода. Вся наша храбрость испарилась.
Выражения лиц на наблюдательной палубе - там, где их можно было разглядеть в темноте, - были подавленными и напряженными. Лиз с капитаном Харбо ушли на верхнюю палубу, там они сидели, тихо разговаривая. Я догадывался, что Лиз старается развеять сомнения капитана. Воздушный корабль находился в очень опасном положении, и каждый из нас это знал.
Мне было видно, как с другой стороны стола дрожит Дуайн Гродин. Она выглядела просто страшно - в темноте, в мерцающем отсвете стола, ее лицо казалось мертвенно-зеленоватым негативом. Там, где должны быть светлые места, чернели тени, и наоборот. Дуайн выглядела упырем, нижняя губа у нее дрожала, но, надо отдать ей должное, она полностью сосредоточилась на дисплее. Она выполняла свою работу.
Зато остальные члены наблюдательной команды выглядели намного менее уверенно - они находились на грани паники. Их настолько потрясло волнующееся море алого меха и голых, лишенных век черных глаз, что несколько человек были готовы забиться в истерике. Они напоминали почетных гостей на церемонии повешения. Я испытал особую радость, видя, как отлила кровь от лица Клейтона Джонса. Подойдя, я легонько похлопал его по плечу и шепнул:
- Расслабься.
Он вздрогнул и посмотрел так, словно готов был убить меня, но - и я зауважал его за это - сумел кивнуть и даже пробормотать нечто отдаленно напоминающее "спасибо".
Наконец ИЛ сообщил, что все готово.
Я поправил головной телефон и шепотом передал информацию Лиз, Лиз что-то сказала капитану. Харбо кивнула. Последовала команда начинать.
Мы начали медленно и так аккуратно, что поначалу звук был едва слышен даже нам, хотя повсюду стояли громкоговорители. Мы увеличивали громкость шажками, которые нельзя было воспринять ухом, и с тревогой наблюдали за копошащимися червями. Наружный дисплей синхронизировали с песней корабля.
Когда звук усилился до слышимого, бока и днище "Босха" зажглись и начали переливаться хторранскими цветами.
Черви ахнули.
Мы слышали это собственными ушами - через открытый грузовой люк звук шел снизу как порыв ветра отчаяния.
Дуайн Гродин испуганно смотрела на меня через видеостол.
- Он-ни д-должны б-были т-так сделать?
Ее резиновое лицо конвульсивно подергивалось. Глаза побелели.
Я успокаивающе кивнул. Происходящее выходило за рамки ее опыта.
- Не волнуйся. Они делают в точности то, что им положено делать. Просто мы раньше этого не видели. Все в порядке, Дуайн, - сказал я. - Ты делаешь все прекрасно. Продолжай наблюдение.
И я отвернулся от стола, гадая, заметен ли мой страх. Мы висели всего в двадцати пяти метрах над самым плотным скоплением враждебной жизни, какое когда-либо встречалось на Земле. От неминуемой смерти нас отделял всего миллион кубометров гелия.
А внизу черви… пели нам.
Была ли это песнь любви? Песнь-поклонение? Песнь-1 приветствие? Или просто бездумное гудение чудовищ перед ужином…
Не думай об этом.
Мы увеличили звук, свет - тоже. Теперь нас стало| слышно и видно — и шум хторров невероятно усилился.
Огромный небесный червь наконец перестал скрываться. Он присоединился к их песне Он пел.
И черви сошли с ума.
Они перешли на более высокий уровень - усилились и их звук, и движение.
По их толпе пробежали волны, вихрясь спиралями. Мы в ужасе наблюдали, как начала корчиться вся мандала. Она сокращалась, как больное сердце.
А потом…
Песнь гнезда начала изменяться.
Ее тон стал выше. Она разрасталась, как медленный взрыв. Пульсирующий ритм угрожающе возрастал и приобретал слишком сложный характер, чтобы человеческое ухо могло за ним уследить. Появлялись странные мелодии, образующие причудливые сочетания звуков, которые переплетались, кружились и возвращались обратно. Никогда еще я не слышал ничего подобного.
Звуки походили друг на друга и в каждый следующий момент становились другими. Чем дольше мы слушали, тем отчетливее в мелодии ощущалась таинственная развивающаяся основа. Мы уловили ритм, предшествующий изменению ритма движений отдельных участков моря червей. Мы слышали стонущий хоровой фон, который казался каким-то образом отделенным от ведущего голоса. Части гнезда перекликались, и хотя песня оставалась одной и той же, она ни разу не повторялась. Ни один оркестр на Земле никогда не смог бы воспроизвести ни красоту, ни ужас этой какофонии.
Мы стояли, парализованные страхом.
Музыка гнезда.
Враждебная. Бесплотная. Гипнотическая. Подавляющая. Неземная.
Экстаз нарастал. Резонировали полторы тысячи враждебных инструментов.
Музыка была грандиозной.
Мы висели над ней в темноте, и звук затоплял нас, заполнял, возбуждал, и было неясно, что закончится прежде - их песня или наша жизнь.
Я вспомнил тот первый раз, когда я вошел в гнездо - и все остальные случаи, когда я слышал эту песнь…
Томление.
Во мне поднималась тоска. Отравляющая. Галлюциногенная. Мне захотелось… все бросить и побежать голым навстречу моей…
Я потряс головой, чтобы сбросить с себя наваждение.
О боже! У нас нет иммунитета!
Совершенно очевидно, что гастроподы живут в партнерстве с кроликособаками, используя их для самых разных целей. Как показали дистанционные датчики, кроликособаки выполняют разнообразную работу по уходу за гнездами. Их видели убирающими гнезда, чистящими гастропод, сажающими и пересаживающими симбиотические организмы внутри гнезд, переносящими или передвигающими с места на место небольшие предметы и даже высиживающими яйца.
Также наблюдалось, что гастроподы относились к кроликособакам как к живым игрушкам и, возможно, сексуальным партнерам. Последнюю форму поведения пока продолжают анализировать, и споры относительно того, что она может означать в действительности, остаются незавершенными.
Кроме того, гастроподы используют кроликособак в пищу. Во всех наблюдаемых до сих пор гнездах гастроподы время от времени ели кроликособак. Такое поведение совпадает с периодами большого возбуждения и тревоги - но не всегда.
Возможно, интереснее всего то, что кроликособаки, будучи домашним скотом, несмотря на свою очевидную сообразительность во всех других отношениях, не испытывают ни опасения, ни страха перед хищническим аппетитом червей.
"Красная книга" (Выпуск 22. 19А)19. Божество
Нынче даже энтропия не та, что была раньше.
Соломон КраткийЛиз и капитан Харбо спустились с верхней палубы, заставив меня очнуться от грез.
Они обе выглядели взволнованными. Я их не винил. Я сам, должно быть, представлял собой ужас во плоти.