Майкл Гелприн - Кочевники поневоле
Патрик перевёл дух, улыбнулся.
– Это всё, – подытожил он и вновь стал серьёзным. – За исключением одного пункта.
– Какого же? – после минутной паузы осведомился Бьёрн Йохансон.
– Договор не распространяется на оружие. К сожалению, в том числе на мое личное, в летних месяцах в настоящее время его дефицит. Мы не сможем поставлять вам оружие в течение действия контракта. То же касается боеприпасов. Все прочие товары, включая медикаменты, предметы одежды, провизию и утварь, мы готовы поставлять в прежних или больших, чем прежде, объёмах.
– Ловко, – криво усмехнулся Свейн. – А через год, значит, дефицит оружия в летних месяцах прекратится? И вы начнёте его поставлять?
– К сожалению, на этот вопрос я не могу ответить, – развёл руками Каллахан. – И потому, что не уполномочен, и потому, что попросту не знаю.
– Зато я знаю, – сказал Свейн твёрдо. – Ваш контракт – элементарная затяжка времени, июлит. Вы ждёте, когда мы окончательно обессилим, и тогда будете диктовать свои условия. Хотя… скорее, не будете, а попросту нас перебьёте. А пока кидаете нам подачку, потому что от прекращения торгов вас припекло, не так ли?
Кровь бросилась Патрику в лицо. Он опустил голову и с полминуты простоял молча. Затем поднял глаза.
– Ваши обвинения отчасти справедливы, – медленно проговорил он. – Я отдаю себе отчёт в том, что оружие вам жизненно необходимо. Однако не в моей власти вам его предложить. Так же, как не во власти другой миссии, которая ведёт сейчас переговоры в декабре.
– Вот как? – Торнвальд встал на ноги и вслед за ним поднялись остальные. – Значит, вы пытаетесь протащить свой так называемый контракт с двух сторон? Откажут на западе, так, может, согласятся на востоке? Спешу вас уверить – это напрасный труд. Но не суть. Что будет, если мы откажемся?
Каллахан вздохнул, скрестил на груди руки.
– Война, – бросил он коротко. – В этом случае будет война.
– Что ж, спасибо за откровенность, – Торнвальд коротко поклонился. – Мы оставляем вас, господа. До завтра. Через сутки в это же время мы уведомим вас о принятом решении.
На выходе Бьёрн Йохансон обернулся и поманил Франсуа рукой.
– Тебя хочет видеть моя сестра, – сказал он, когда выбрались из шатра наружу. – Помнишь её?
– Конечно, – Франсуа вздрогнул и невольно покраснел. – Где она?
– В походной палатке. Пойдём, провожу.
Ступая вслед за Бьёрном через обложенную кострами площадку по центру кочевья, Франсуа беспорядочно думал о том, что через каких-нибудь пару минут всё решится. Спроси его, что именно «всё», он навряд ли мог бы дать вразумительный ответ. И, несмотря на это, понимал особым, внутренним чутьём, что от того, как сложится разговор с Хеттой, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь.
«Или не будет, – встрял вдруг внутренний голос. – Она, возможно, плохо помнит, кто ты такой, а о встрече попросила из вежливости».
Франсуа, споткнувшись, чудом удержал равновесие и замер на месте. «Проклятье», – подумал он. Всё это время он подсознательно думал, что февралитке небезразличен. Даже строил связанные с ней иллюзорные планы. «Идиот, – выругал себя лейтенант. – Она наверняка о тебе и думать забыла».
– Эй, ты что встал? – обернулся к Франсуа Бьёрн. – Забыл чего?
– Нет, не забыл. Послушай, твоя сестра… Хетта… Я тут подумал, она помнит, кто я? Ну, если ты знаешь это, конечно.
– Ну, ты дурачина, – озадаченно протянул Бьёрн. – Помнит, скажешь тоже. Она мне все уши тобой прожужжала. Едва узнала, что ты был в феврале. Когда ты здесь был, месяц назад?
– Полтора.
– Ну да, полтора. Так когда узнала, набросилась на меня: почему, мол, я не велел ребятам, как прибудешь, сразу вести к ней. Можно подумать, – Бьёрн с досадой покачал головой, – я должен был знать, что ты заявишься.
– Правда? – подался к нему Франсуа. – Это не выдумки, то, что ты сейчас сказал?
Бьёрн стянул рукавицу и покрутил указательным пальцем у виска.
– Вы с Хеттой, сдаётся мне, одного поля ягода, – сказал он. – Одна дурёха проревела трое суток подряд, уверяя, что кто-то отмахал верхом месяц ради того, чтобы с ней поздороваться. Другой дурень спрашивает, не выдумки ли это. Ладно, пойдём. Серую палатку видишь? Да-да, вон ту, в стороне. Вот туда и ступай. Давай, давай, а я пока погуляю.
На негнущихся ногах Франсуа пошагал к миниатюрной серой палатке. Несмотря на февральскую стужу, а то и вопреки ей, лоб у него взмок от пота, а сердце гулко ухало в грудину, словно намеревалось её пробить.
– Хетта, – позвал Франсуа тихо, оказавшись, наконец, от палатки в пяти шагах.
Полог откинулся, девушка выглянула и ахнула. Через секунду она уже была снаружи. Замерла, недвижно глядя на Франсуа ставшими вдруг влажными глазами. Затем сделала робкий шажок к нему, другой. Рванулась, бросилась вперёд и упала лейтенанту на грудь. Белого меха шапочка слетела, длинные тёмно-русые волосы рассыпались по плечам.
Лейтенант подхватил девушку, прижал к себе, замер с нею в руках.
– Хетта, – шептал он ей куда-то поверх волос. – Хетта, ну что же вы…
Он не помнил, сколько они так простояли. Пришёл в себя лейтенант, лишь когда февралитка оторвалась от него, положив руки на плечи, заглянула в глаза. Слёзы рисовали зигзаги у неё на щеках.
Франсуа нагнулся, неловко поцеловал девушку в солёные от слёз губы, вновь прижал к себе, затем отстранил.
– Я так ждала вас, – проговорила февралитка тихо. – Это… – Она, стянув рукавицу, разжала ладонь, на безымянном пальце брызнуло сполохом света кольцо. – Это…
– Оно принадлежало моей матери, – быстро проговорил Франсуа. – А до неё – матери моего отца. Мужчины моего рода дарили его женщинам, которых звали в жёны.
– Вы… Вы хотите сказать?..
Франсуа кивнул. Сейчас он готов был забрать эту девушку и увезти с собой. Куда угодно, хоть на край света, а там будь что будет.
– Я заберу вас, Хетта. Заберу с собой. Уедем в апрель, в июнь… – лейтенант говорил бессвязно, мысли метались, кружили голову. – Мне обещали там вид на жительство. В июне, там, где всегда лето. Мы с вами… если миссия закончится успешно. Мы…
– Она не закончится успешно, Франсуа, – вскинув голову, воскликнула, почти крикнула февралитка. – Не закончится, – повторила она тихо.
– Почему? – вскинулся лейтенант. – Эти парни из июля, они предлагают контракт. И товары. На год, на льготных условиях. За год всё может измениться!
– Товары? – быстро переспросила девушка. – Какие товары?
– Любые. Медикаменты, одежду, – принялся перечислять Франсуа. – Предметы быта, инструменты, домашнюю утварь, провизию. Фрукты, овощи, яго…
– А оружие? – перебила Хетта. – Они предлагают нам оружие?
– Нет, – Франсуа потупил взгляд. – Предлагают всё, кроме него. Говорят, что с оружием в летних месяцах сейчас плохо.
– Вы верите в это?
– Не знаю, – Франсуа покраснел, ему неожиданно стало стыдно. – Хетта, боже мой, о чём мы с вами сейчас говорим? Давайте уедем отсюда. Уедем прямо сейчас. У меня отличные кони. Подседлаем их, в сутках пути отсюда, прямо на дороге стоит экипаж. Через три дня мы будем в апреле. Хетта, прошу вас! Я вас увезу! Я… я….
Лейтенант осёкся. Схватил девушку за плечи, привлёк к себе.
– Я люблю вас, – сказал он глухо. – И хочу, чтобы вы стали моей женой.
Они стояли на морозе, обнявшись – долго, очень долго. Лейтенанту казалось, что они стояли так целую вечность. Отблески февральских костров метались в ночи, по-разбойничьи посвистывал ветер, и тревожно куковала из леса невидимая птица, та, что отсчитывала людям сроки по декабрьской легенде.
«Я не поеду с вами», – услышал Франсуа.
– Почему же? Почему не поедете?! – Лейтенант отстранил девушку, затем опустился перед ней на колени. – Вы… вы не верите мне?
– Верю. – Февралитка тяжело вздохнула, запустила ладони лейтенанту в волосы. – Я не могу бросить своих, Франсуа. Не могу! Без оружия мы обречены, все до единого. Уехать отсюда с вами было бы бегством, предательством.
Франсуа не помнил, как добрался до отведённого парламентёрам шатра. Он брёл через зимнее кочевье подобно сомнамбуле, не разбирая дороги, не откликаясь на голоса и не видя перед собой ничего.
– Что с тобой, лейтенант? – подскочил Антуан Коте. – Лейтенант!
Франсуа не ответил. Ночью он не сомкнул глаз и забылся тяжёлым сном лишь под утро. Через час его растолкал Рич Каллахан.
– Собираемся, – мрачно бросил он. – Живо! Быстрее, ну же, вставай!
– Что случилось? – вскинулся Франсуа.
– Нам надо уносить ноги, – ответил за брата спешно натягивающий на себя одежду Патрик.
– Что значит уносить? Почему?
– Плохие дела, – скороговоркой бормотнул Патрик. – Только что приходил твой приятель. Этот, как его, Бьёрн. Наших парламентёров в декабре расстреляли!
Глава 13
Острова. Курт
Илья вернулся с рыбалки хмурый и злой.
– Плохо дело, дружище, – сказал он, вывалив на снег три большие рыбины и пяток помельче. – Остался последний крючок, а без них мы покойники.
