Дмитрий Манасыпов - Район-55 (авторская версия)
А Егерь приглушил двигатель, стараясь услышать то, что появилось в воздухе на самой границе слуха. Цыкнул на них обоих, которые, повернув к нему удивлённые лица, попытались возмутиться. И стал вслушиваться, пытаясь понять: а не показалось ли? Нет, не показалось. Где-то там, впереди, отчётливо урчало в воздухе, так знакомо и узнаваемо. Тяжёлый и кажущийся медленным звук от рубящих небо винтов «Крокодилов», старых и грозных двадцатьчетвёртых «Ми». Сколько раз ему доводилось вот также вслушиваться, ожидая этот знакомый, и родной звук. И рука непроизвольно сжалась, пытаясь понять: где же гладкая картонка ракетницы-сигналки? Где ребристый металл на самом конце гильзы, из которой должен выпасть самый кончик шнура, и тогда…
И тогда вверх пойдёт красная ракета. И шум винтов станет ближе и ближе. А потом разом загрохочет и засвистит, наполняя всё вокруг разрывами НУРСов. И в десантном люке будет стоять, поливая огнём пулемётчик Джексон, который не родственник стародавнего короля поп-музыки. И рядом выдохнет воздух прапорщик Полевой, у которого кончились ВОГи к «гэпэшке». И потом будет полёт на базу, и…
Егерь помотал головой, убирая в сторону воспоминания, которые сразу появились перед глазами. Подмигнул пассажирам, и аккуратно тронулся вперёд.
* * *Лёшка шёл вдоль ограды больничного городка, внимательно смотря вокруг. Под ногами хрустели осколки оконных стёкол, выбитых взрывами газа ночью. Где-то рядом, в путанице двухэтажек выли и рычали. Причём постепенно удаляясь и явно кого-то преследуя. Но ему до этого было абсолютно по барабану. В руке парень держал оторванный кусок стальной трубы с каким-то хитрым механическим узлом на конце. Патроны для автомата, который он с грехом пополам смог прицепить сбоку, на дороге не валялись. А учитывая то, насколько выросла его физическая сила, справиться с кем-то можно было и с помощью импровизированной кувалды.
Да и вообще, тело его выкидывало такие фортеля, что впору было не просто удивляться. Впору было говорить спасибо тому неизвестному фактору, что исковеркал его до неузнаваемости. Потому как хотя это и было очень страшно, но только благодаря ему до сих пор были живы те, кто остался в бункере. Да и сам хозяин странноватой конструкции из не пойми каким макаром сплетённых воедино кусков механизмов и плоти. Странное было чувство, ох и странное…
Бывший неформал никогда не был слабаком. Да, не был качком или боксёром. Обычного телосложения, разве что чересчур худощавым стал в последние года дав-три. Но вот морально было тяжеловато, слишком был мягок и раним. Но физически — никогда не жаловался. А сейчас? Когда пределов собственной силы было ещё не выяснено, и ощущение было просто прекрасное. Потому что новое тело слушалось беспрекословно и чётко, делая всё, что было ему необходимо. Ночью он уже переключался на несколько совершенно диких диапазонов зрения, охватывая окружающий мир и по тепловому излучению, и в каком-то зеленоватом спектре, который давал возможность разглядеть самую малую трещину на стене далеко стоящего дома. Слух был тоже неплох, воспринимая даже хриплое дыхание изменившейся твари вон за тем углом больничного корпуса, гулкое и частое биение её сердца и еле слышный скрежет от когтей, в нетерпении скребущих гравий. И ещё он чувствовал её запах, плохой, жадный и агрессивный. Запах едкого и холодного пота, чуть сладковатый запах свернувшейся крови тех, кого тварь догнала ночью и слегка уловимый аромат разложения. Скорее всего, тварь на момент прохождения Волны была уже мёртвой и процесс некроза прекратиться уже не мог. Наверное, именно поэтому тварь и была такой глупой, не соображая того, что мерно шагающая громада ей явно не по зубам. И вёл её только голод. Его Лёшка тоже чувствовал, голод был глубокого багрового цвета, заворачивался небольшим смерчем и выдавал тварь с головой.
Когда, одним пинком распахнув ворота, Изменённый вошёл во внутренний двор больницы, … она напала. Метнулась из-за угла, низко пригибаясь к земле. Несколькими длинными прыжками, отталкиваясь мощными, с буграми мышц под синеватой кожей, ногами оказалась рядом. Рыкнула, блеснув солидного размера зубами, покрытыми ниточками слюны. Скакнула, целясь в его шею, выставив перед собой длинные лапы-руки, украшенные длиннющими когтями. Лёшка ударил всего один раз, поймав её в полёте и снося ей голову своим вновь приобретённым боевым молотом.
Голова оторвалась с непередаваемо мерзким звуком, плеснуло потоком тёмной, почти чёрной крови. Тварь завалилась на землю, ещё скребя конечностями.
— Баба, однако, м-да… — Лёха сплюнул, покосившись в сторону затихающего тела. — Фу, пакость-то какая.
Он повёл головой по сторонам, пытаясь оценить варианты возможных нападений. Пока было тихо. Впереди, прямо напротив него, у вторых ворот, мелькнуло несколько собачьих силуэтов. И вроде бы всё на пока. «Ну и хорошо, — мелькнула мысль, — так оно явно лучше». Лёшка пошёл вперёд, надеясь попасть в здание, где находился приёмный покой и был проход в реанимацию.
Комплекс больничных зданий в свете наконец-таки наступившего дня был страшен. Целых окон практически не осталось. Валялись выбитые двери. Стояло несколько машин «Скорой помощи», и практически у каждой стёкла изнутри были заляпаны тёмным и вязким. Проверять их в планы изменённого не входило.
Несколько раз ему казалось, что из окон следят чьи-то внимательные глаза. Когда оборачивался, то не успевал заметить ничего. Хотя обоняние говорило о том, что в корпусах явно кто-то есть и двигается. Вокруг было очень и очень неуютно. И это касалось и обострившегося обоняния, которое улавливало много различных нюансов в общем коктейле, созданном безумный садистом-парфюмером. А то, что вместе с запахами в голове складывался и чётко показанный образ, даже немного пугал бывшего пэтэушника.
Вон тянет из того окошка, у которого почему-то до сих пор старая, выкрашенная в белый цвет рама, обеззараживающим и чем-то гниловатым. А в голове сразу возникает очень явственная картина: лежащий на кушетке пожилой мужчина, голова которого накрыта простынёй, пропитавшейся красновато-коричневым. Рядом, опустив между колен бессильно свисающие руки, сидит медсестра в халате, украшенным алым росчерком брызг. На полу лежит большой ланцет, лезвие которого почему-то изъедено ржавчиной. Женщина смотрит в одну точку странно увеличенными глазами с кошачьими зрачками и поёт сама себе колыбельную. И кто знает, почему она пустила в ход медицинский нож?
А в белой машине с красной полосой на борту, свернувшись в клубок, лежит женщина с громадным, торчащим вверх животом. Он ритмично сокращается, заставляя владелицу отрываться от поедания того, кого она затащила в автомобиль совсем недавно. И тогда она недовольно ворчит, готовясь выпустить на свет что-то, что помогло ей выжить этой ночью. Но хотелось ли ей этого?
Из оконного проёма здания городского морга тянет свернувшейся и запёкшейся кровью, остатками картошки и котлет. И Лёшка уже знает, что там лежит ещё одна женщина, бывшая не так давно очень красивой. И он очень рад тому, что после смерти ей не пришлось приобрести страшной новой жизни. Это, наверное, правильно.
В старой, красно-кирпичной «инфекционке», спрятавшись в закрытом боксе, укрывшись толстыми матрасами, ждут своего времени несколько «куколок». Там спит сейчас главврач, его заместитель и несколько больных, бывших в прошлой жизни наркоманами. Не-жизнь вошла в них, даровав возможность выздороветь от вируса гепатита «С» и ВИЧ-инфекции у двоих. Наградила острыми стальными иглами, сейчас спрятанными в мускульных сумках на руках. Страшный и смешной каламбур Той, по чьей воле в одну ночь погиб целый город.
И Лёшка был только рад тому, что не слышит ни звука из закрытой на ремонт детской поликлиники…
Он дошёл до приёмного покоя. Чуть поколебался перед тем, как потянуть на себя ручку двери, обитой снаружи красной искусственной кожей с авангардным и аляповатым узором. Нагнулся под низким косяком, когда заходил и застыл, открыв вторую дверь. Прямо на него смотрели, не мигая, черные глаза худощавого высокого мужчины, сидевшего напротив двери.
— Что встал, заходи. — Он чуть шевельнулся, взяв в руку стакан с горячим чаем (если судить по запаху свежей заварки). — А то сижу и жду, когда же, наконец, ты соизволишь заявиться.
— Давно ждёте? — Лёшка не придумал ничего более глупого, чтобы ответить. Настолько сильно поразил его этот спокойно дующий чай индивид с бездонными глазами, одетый в тёмный рабочий комбинезон.
— Это, смотря с чем сравнивать. — Мужчина прихлебнул чаю и аккуратно откусил кусок засохшего пряника, предварительно обмакнув его в горячую жидкость. — Если с тем, как растянулось время ночью — то не очень. А так, вообще-то, довольно давно. Успел даже найти новую одежду и немного пожрать. И инструменты. Идём, что ли?
