Михаил Парфенов - Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!
Диверсанты сидели на своих местах, словно окаменевшие. Никаких разговоров, никаких лишних движений.
– Командир! – позвал я Дронова. – Может, уточните наши дальнейшие действия?
– Узнаете об этом в свое время, – неохотно отозвался тот.
– Вот говнюк, – произнес я одними губами, повернувшись к Вольфгангу. Тот кивнул, соглашаясь.
Вольф выполнял обязанности второго пилота, подстраховывал меня. Через определенное время мы должны были поменяться. Пока все шло хорошо, приборы не обнаружили наличия чужаков в небе, и мы спокойно двигались к заданной цели.
Я начинал злиться. Получалось, что мы с Вольфом вроде как извозчики, а эти парни – царствующие особы. Не удивился бы, если Дронов по прилете заплатил бы нам по тарифу, набросив лишний пятак чаевых.
Мы шли на большой высоте. При попадании в воздушные ямы катер слегка потряхивало, но парням из диверсионной группы это было, похоже, по барабану. Некоторые из них умудрились уснуть.
– Что там у нас? – спросил я Вольфа.
– Расчетное время прибытия – тридцать семь минут. Через пятнадцать минут двадцать секунд отвлекающие группы начнут прорыв.
– Отлично. Меняемся.
Вольф переключил основное управление «Хамелеоном» на себя.
Я еще раз оглядел «пассажиров». Советник явно задумал что-то грандиозное. Стало любопытно: откуда набраны эти ребята? Войсковая разведка? СМЕРШ?
Прямо за мной с закрытыми глазами сидел парень, зажав коленями длинную винтовку с оптическим прицелом.
– Эй, приятель! – тихо позвал его я, обернувшись. – Как тебя звать?
– Алексей, – не открывая глаз, меланхолично произнес он.
– Ты снайпер, что ли?
Алексей слегка приоткрыл один глаз, смерил меня взглядом и лишь потом ответил:
– А ты наблюдательный, земеля.
– Да вроде того, – пробурчал я, чувствуя некоторую неловкость. Какие-то очень уж они неприветливые, будто мы не одно дело делаем. Ладно бы фрицы были, а то ведь братья-славяне.
– Не сердись, паря! – Алексей, видимо, заметил, что я напрягся, и решил смягчить тон: – Правило у нас такое к посторонним: меньше знает, крепче спит. – Потом помолчал и добавил: – Сам я из-под Воронежа. А это напарник мой, Курт Брюннер – немчура из Берлина.
Курт, блондинистый скуластый парень, услышав свое имя, отсалютовал мне, приложив два пальца к виску. У парня отсутствовала половина левого уха, видимо оторвало осколком или пулей. Получается, подвело меня чутье и группа диверсантов была смешанной.
– Выходим на позицию, – сообщил Дронову Вольфганг.
– Отлично, – оживился тот и, наконец, ткнул в карту, – сажать «Хамелеон» нужно здесь.
Видимость по-прежнему была отвратительной, и, как я ни старался, ничего не мог рассмотреть. То, что отображалось на экране, было размыто и не давало четкого представления, во что сейчас превратилась Москва. Я видел очертания полуразрушенных высотных зданий, торчащих, словно обломки гигантских зубов.
Мы благополучно пролетели несколько укрепленных блокпостов, но в небе совсем не было летательных аппаратов чужаков. Отвлекающие группы работали на славу.
– Снижаемся! – отрапортовал Вольфганг.
Дронов сухо кивнул.
Складывалось впечатление, что парни из диверсионной группы здесь не впервые. Выдержка у них хоть куда, можно позавидовать. Лица были настолько спокойными, что казалось, их вовсе ничего не тревожит. Будто они прилетели в гости к своей милой бабушке, а не на территорию, кишащую инопланетными тварями.
Мы приземлялись на окраине города. Вокруг виднелись разгромленные дома, перевернутые, сожженные машины и ни единой живой души. На сердце тяжело стало.
Вольф мастерски посадил «Хамелеон» среди развалин рядом с выжженными газонами, раскуроченными качелями и горками. Когда-то здесь не смолкал детский смех, на лавочках, наверное, как и в наши времена, сидели старухи, судачившие обо всем на свете, прохаживались по дорожкам молодые мамаши с колясками, выгуливая своих чад.
Сейчас площадка выглядела страшно. Качели погнуты, горки взрывом закручены в спираль. По центру зияла огромная воронка, вокруг которой валялись обгоревшие, изорванные в клочья детские игрушки. Они были похожи на мертвецов, оставленных после боя. Я даже представить себе боялся, какая трагедия разыгралась тут, когда вражеский снаряд превратил это чудное место в могилу.
– Выходим, – распорядился Дронов.
Диверсанты все так же молча, деловито принялись выгружать оборудование. Они надели шлемы и теперь походили на средневековых рыцарей. Мы тоже вышли из катера, чтобы хоть немного размять кости. Дождя здесь не было, но в воздухе висела серая дымка.
Дронов повернулся к нам:
– Ждете нашего возвращения ровно три часа. Что бы ни произошло. Пусть хоть тут ад разверзнется, но вы должны нас дождаться. Контакта с врагом избегайте, на рожон не лезьте. Первыми в бой не вступать ни в коем случае. Если мы хоть на минуту задержимся – можете улетать без зазрения совести. Все ясно?
– Да, – кивнул я.
На непроницаемом доселе лице Дронова вдруг отобразилось нечто человеческое, как будто он хотел подбодрить нас, но не мог подобрать нужных слов. Сантименты явно не его козырь. Наконец, так ничего и не сказав, махнул рукой и ушел к своим парням.
Группа выстроилась в колонну и трусцой побежала мимо разрушенных домов в направлении центра города. Замыкал процессию Алексей, снайперская винтовка подрагивала на его плече в такт бега. Он обернулся и помахал мне. Я помахал в ответ. Спустя мгновение они скрылись в густой дымке.
Мы с Вольфом забрались обратно в «Хамелеон» и включили защиту. Я выставил на экране время, и теперь цифры отсчитывали три часа назад.
– Как думаешь, гражданские тут остались? – спросил я Вольфа.
– Едва ли. Посмотри, что вокруг творится.
Немец, скорее всего, был прав. Все свидетельствовало о том, что районы эти покинуты, причем люди убегали с насиженных мест в спешке, бросая свои пожитки. Мало кому удалось спастись. Включив на экране режим «приближение», мы осмотрели округу и заметили во многих местах сотни почерневших на жаре, обглоданных трупов. Зрелище ужасающее. Я молился, чтобы хоть кому-то удалось спастись.
В последнее время стал замечать, что все чаще и чаще обращаюсь к Богу. Молитв никаких, естественно, я не знал, будучи в своей прошлой жизни ярым атеистом, и теперь своими словами обращался к Всевышнему о прекращении этого кошмара. О своих мыслях на сей счет я ни с кем не делился, считая, что это личное и никого, кроме меня, не касается.
Время текло ужасно медленно. Хотя мы с Вольфом уповали на способности «Хамелеона» менять окраску и сливаться с окружающим пейзажем, это не мешало нам пристально следить за периметром. «Береженого Бог бережет» – как говорила моя мать. Патрули чужаков могли наткнуться на нас в любой момент. Хрен его знает, как работает их система распознавания вражеских элементов. До сих пор «Хамелеону» везло, в предыдущих военных операциях он оставался незаметным для чужаков, но они тоже учатся.
Через некоторое время стало невыносимо от постоянного напряжения. Чтобы немного развеяться, я вывел на экран карту города. Площадь Москвы поразила меня – за полторы сотни лет город разросся до небывалых размеров. С горечью подумал, что если на окраинах творился такой бедлам, что же стало с центром этого некогда великого города. Мысль о том, что Кремль разрушен и по Красной площади безнаказанно разгуливают чужаки, угнетала меня.
Вольф тоже взглянул на карту и задумчиво произнес:
– В сорок третьем я уже не думал, что когда-нибудь приземлюсь в Москве.
Внезапно раздался сигнал детектора движения. Кто-то приближался к нам с северной стороны. Я глянул на экран, но не увидел ничего подозрительного. Вольф увеличил изображение.
– Судя по детектору, движение вон там. – он ткнул пальцем в развалины дома на экране.
Я внимательно пригляделся. Это была школа. От здания остался только короб и покосившаяся табличка. Прямое попадание снаряда уничтожило крышу и все перекрытия, разбросав парты и прочую школьную мебель по округе.
Движение прекратилось.
– Может, собака бездомная или кошка?
– А хрен его знает… Сейчас увидим.
Спина моя взмокла. Людей тут точно не может быть, а нашей диверсионной группе рано еще возвращаться. Я не знал, что и думать.
– Ничего не видно. Вроде все спокойно, – прошептал Вольф.
– Ты перевел пушки на ручное управление?
– Да, как только приземлились.
Снова движение, причем сразу в нескольких местах одновременно. Вольф припал к экрану.
– Сколько объектов? – спросил я.
– По приборам видно, что десять. Двигаются медленно.
– Ч-черт!
Ветер гонял обрывки бумаги по улице, покосившаяся табличка с надписью «Школа №» раскачивалась в такт его порывам. Незнакомцы, кем бы они ни были, должны вот-вот появиться из-за угла.
– Ты помнишь, что сказал Дронов? – шепнул мне Вольфганг.
