Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Шереметьево
Между тем вокруг нас довольно быстро собралась толпа.
Жители Новгорода стояли, глядя на меня, словно на диковинную зверюшку.
И молчали.
Странно. Я ожидал другой реакции. Ну, если не хвалебных песен с овациями, хлебом и солью, то хотя бы по минимуму – дружелюбных улыбок на лицах.
Но нет, ничего подобного. Стоят, смотрят настороженно, у многих в руках оружие. Хорошо, что не на меня направлено, хотя вскинуть на уровень лица копье или меч для тренированных рук дело доли секунды. Спасатели мои, кстати, тоже как-то незаметно растворились в толпе, оставив наедине с народом меня и мой мотоцикл, поставленный на подножку. А из оружия при мне только «Бритва». Пару пустых автоматов мои спасители потихоньку унесли с собой, а одним ножом против толпы особо не повоюешь. Тем не менее, интересно, что это новгородцев так насторожило?
Наконец, какая-то боевая большеглазая девчонка в кольчуге осмелилась:
– Ты мутант? – спросила строго. Хотя, если честно, вопросительная интонация была выражена слабо. Скорее, это было утверждение.
– С чего такой вывод? – удивился я.
Да, во многих мирах высказывалось такое предположение, что организмы сталкеров мутировали от долгого общения с Зоной. Иначе как объяснить способность нашего брата без вреда для здоровья брать голыми руками и таскать в карманах радиоактивные артефакты, предчувствовать опасность… Или, скажем, мой случай – стрелять так, как никакому нормальному, обычному человеку никогда не научиться.
– Ты прожег поле скведов лучом, вырвавшемся из твоего арта, – девчонка ткнула пальцем в медальон, висящий на моей груди. – Только мутанты и князья умеют договариваться с артами. Но ты не похож на князя.
Можно было, конечно, объяснить юной леди, что к тому лучу я не имею ни малейшего отношения. А то, что я был абсолютно уверен в успехе моего предприятия, ни о чем не говорит. Теперь-то мне понятно – не мое желание, а воля артефакта, подавившая мою волю, вела меня во время безумной атаки на Дерево Смерти. Такое не раз и со многими бывало в Зоне. Найдет сталкер необычный арт, обрадуется добыче – и вдруг ни с того ни с сего шагнет прямо в аномалию. Потом ученые додумались, что разгадка сего феномена проста: аномалия-охотник производит арт-наживку, которая, подавив волю жертвы, ведет ее прямо в смертоносные объятия «жары» или «электрода».
Без сомнения, во время атаки пучка скведов я тоже был инструментом артефакта, подаренного мне князем. А, может, инструментом князя, понявшего, что умирает и не сможет воспользоваться подарком Перехожего. Сказала же девчонка, что князья умеют договариваться с артами. По ходу, правитель Новгорода и договорился насчет того, чтобы пришлый чужак сыграл роль двуногого транспорта, доставив оружие по назначению. Только, похоже, этому транспорту, успешно сыгравшему свою роль, местные жители не особенно рады.
Впрочем, я и не особо хотел становиться предметом всеобщего обожания. Мне б аптечку для начала, потом обменять свое золото и пулемет на бензин да патроны – и до свидания. Но, похоже, так просто свалить не получится.
– Гляньте, что у него на груди, – ткнула в меня пальцем все та же глазастая в кольчуге.
Я невольно опустил взгляд…
Ну да, располосованная, окровавленная камуфла провисла книзу бурыми лоскутами, за которыми несложно было разглядеть подарок Буки, вбитый пулей в мое тело и вросший в него намертво. Выточенная из бронепластины летучая мышь с распростертыми крыльями и знаком радиационной опасности в когтях. Издалека можно принять за наколку, но девка попалась на редкость зоркая. И ладошки черные от порохового нагара. Интересно, не она ли недавно стрельнула из пушки прямо в центр Дерева Жизни?
Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Мутантов тут стопроцентно не любили, досталось людям от них крепко. И какая разница, что мутант сделал хорошего с четверть часа назад? Главное – вот он, стоит прямо перед ними. Не такой, как все. Другой. Чужой…
– Глядишь, если б не он, и князь был бы жив… – отчетливо произнес кто-то в толпе. – И два воина наших не стали бы инвалидами…
– Точно, – сказал я, доставая из ножен «Бритву». – Если б не я, все было бы у вас хорошо. И скведы форты ваши не уничтожили, и вас сюда, в Кремль, не загнали. И вообще Последней Войны бы не было. Это я виноват во всех бедах. А теперь давайте, начинайте. Вас много, я один. Посмотрим, сколько самых смелых и справедливых новгородцев отправится сопровождать меня сегодня в Край Вечной Войны.
Я говорил, но толку от этого было немного. Кольцо неуклонно сжималось. Задние напирали на передних, которые, может, и хотели бы теперь держаться подальше от «Бритвы», постепенно наливающейся холодным светом, но получалось это у них неважно. Задним всегда проще. Дави и дави себе в чужие спины, прикрываясь за ними, словно за щитами. А потом, когда в плоти передних завязнут чужие клинки, можно толкнуть посильнее безвольный труп и всадить свой меч в обезоруженного врага. И вот ты – герой, а о том, кто умер, можно немного погоревать, а потом забыть. Помнят героев, погибшие быстро забываются…
До ближайшего молодого парня с мечом и испуганными глазами оставалось метра три, когда над толпой раздался зычный голос.
– Эй, соплеменники! Нешто ополоумели вы, или как? Этот чужак один вышел против скведов, а вы на него толпой прете? А ну-ка, посторонитесь!
Голос Никифора было сложно спутать с чьим-то другим. И противостоять его убедительному напору – тоже. Однако некоторые в толпе были настроены решительно.
– А ты кто такой, кузнец, чтоб народу указывать, что делать? – взвился чей-то надтреснутый фальцет. – Тоже мне, выискался, защитник мутантов!
Хрясть!
Над толпой взвилась и опустилась знакомая бейсбольная бита. Обладатель фальцета взвизгнул было:
– Ты чо творишь? На своих братьев…
И заскулил, подавившись недоговоренными словами.
– Не брат ты мне, тварь неблагодарная, – ровно прогудел голос кузнеца. – Я скорей того мутанта братом назову, что людей от смерти неминучей спас.
– Да ты совсем…
Вжик!
Еще один возмущенный голос прервался стоном боли. Толпа вздрогнула – и расступилась. Стоны и крики боли единственное, что способно остановить этот жуткий организм, состоящий из обезличенных людских оболочек. Ну, может, еще водометы и полицейские кордоны, но в этом мире и то, и другое исчезло в горниле Последней Войны две сотни лет назад…
В образовавшемся проходе стояли Никифор с бейсбольной битой в руках и Степан – с боевой плетью. Возле их ног корчились двое типов бомжеватого вида. Один держался за плечо, второй – за лицо, которое пересекала быстро вспухающая багровая полоса. Впрочем, Никифор не был настроен на благодушие и снисхождение. Носок его сапога врезался в ребра ближайшего бомжа.
