Игорь Вереснев - Младшие братья
— Пошли!
Максим схватил девушку за руку, потянул. Это оказалась именно та, раненая ладонь, и Огница зашипела от боли. Но обращать внимание на такие мелочи времени не оставалось. Максим саданул лучом впереди себя, пробивая проход в смертоносном облаке, метнулся в него, стараясь не думать, что будет, если крылышко пропорет подошву тапка.
Бабочки были повсюду — в воздухе, на ветвях, в траве. Они осыпались слюдяным мусором под выстрелами станнера, но тут же на их место устремлялись новые. И нужно было бежать не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам, не обращая внимания на рвущие одежду сучья. Бежать и тянуть за собой Огницу — если та отстанет хоть на пару шагов, проход сомкнётся, лезвия исполосуют её.
Сколько продолжалась эта гонка, Максим не знал. Часы в голове будто заклинило от перенапряжения. Он даже не заметил, что лес вокруг снова начинает зеленеть, хоть и зияли в траве и листве проплешины…
— Макс, стой! Там… — заорала вдруг Огница, дёрнула назад, пытаясь остановить. Но не остановила, лишь ладонь выдернула из его пальцев.
— Что?..
Он быстро обернулся… и в ту же секунду земля исчезла из-под ног. Не успев испугаться, со всей силы ударился грудью, аж дух вышибло и в глазах потемнело…
— Макс, ты живой?
Максим помотал головой, стараясь отогнать морок. Он лежал на дне ямы, метра три глубиной и около двух в поперечнике. Огница осторожно заглядывала через край.
— Живой, — ответил не очень уверенно.
Сел, пошевелил руками и ногами. Кажется, ничего не сломано, только в груди болит. Будем надеяться, что просто ушибся, а не рёбра треснули.
— Я тебе кричала, что яма впереди, а ты не услышал. Как теперь оттуда вылезешь?
Максим поднялся на ноги, вытянул вверх руки. Попрыгал. Высоковато, без посторонней помощи не выбраться.
— А Шура там нигде не видно?
Огница отрицательно покачала головой. Максим попробовал крикнуть. И закашлялся от боли в груди. Попросил:
— Позови его!
Девушка удивлённо моргнула:
— Я же не умею говорить по-вашему. Как он поймёт, что я его зову?
— Ничего, зови, как умеешь, — он постарался, чтобы в совете не прозвучало сарказма. Она что, до сих пор не сообразила, что каждое её слово спутники понимают прекрасно?
— Ау! Ау! Э-ге-гей! Сюда! Макс здесь!
Что ж, «ау» и «э-ге-гей» у неё получалось весьма выразительно. Без перевода понятно, кто это глотку дерёт.
Вскоре Шур был на месте. И естественно, он запросто придумал, как вытащить Максима: принёс прочную длинную ветку и опустил в яму. Вернее, это оказалось целое деревце, так как подходящего размера ветвей в здешнем лесу не было. Чтобы вскарабкаться по этой импровизированной лестнице, времени потребовалось больше. Но в конце концов Максим выбрался из ловушки и, чертыхаясь, принялся выковыривать занозы из ладоней.
— Карнаухий, — тут же объявил Гундарин.
Максим тронул всё ещё саднящее ухо. Кончика мочки и правда не было. Вот же блин! И не отрастёт, наверное? Так всю жизнь и ходить «подрезанным».
На счастье это оказалось самой крупной их потерей после налёта бритвиннокрылых бабочек. Остальные участники экспедиции отделались неглубокими порезами, ссадинами, да коротышка умудрился разорвать штаны точнёхонько посреди задницы. Можно было порадоваться и продолжить путь к реке.
Однако Шур радоваться не спешил. Во взгляде его явно проглядывала тревога.
— Яма, — коротко ответил он на немой вопрос друга.
Яма? Максим взглянул себе под ноги, и тоже понял. Глубокая, с ровными вертикальными стенками, это была не обычная яма — охотничья ловушка! Причём вырытая недавно. И означала она, во-первых, что в лесу водились те, на кого охотились. Во-вторых — по близости жили те, кто охотился. Ни с первыми, ни со вторыми встречаться не хотелось. Поэтому, как ни утомило путников бегство, отдыхать никто не пожелал.
К реке они вышли спустя пять часов, и только там устроили привал.
Огница первой пробралась к берегу сквозь заросли высокой густой травы, смахивающей на камыш. На ходу сбросила с ног мокасины, осторожно ступила в воду. Наклонилась, зачерпнула воды, плеснула в лицо. И обернувшись, сообщила:
— Вода холодная.
Да, вода была холодная, зато чистая и свежая. Они напились от пуза прямо из реки, наполнили фляги. Потом уселись обедать, предусмотрительно укрывшись за стеной камыша. Костёр разводить не осмелились, жевали синтетическую кашу холодной. В таком виде эта пища более всего напоминала застывший клейстер. Зато с калориями у неё всё было в порядке, а это уже хорошо.
— Макс, там ещё много осталось? — жалобно поинтересовался Гундарин, первым расправившийся со своей порцией.
— На три раза хватит.
— А пусть лучше на два раза хватит? Но с добавкой. А то я совсем не наелся.
— Нет, — жёстко отрезал Максим.
А Шур добавил:
— И не вздумай на грибы охотиться.
— Интересно, ту ловушку на кого вырыли? Может, на вепря? Я охотилась на вепря, — вдруг со вздохом произнесла Огница. И добавила мечтательно: — Сюда бы сейчас жаркое…
Максим чуть слюной не подавился. А Гуня так и подавился. Когда откашлялся, сердито посоветовал ему:
— Скажи рыжей, чтоб она при мне о еде не вспоминала. А то я такой голодный, что её саму съем. Даже без специй!
Идти вдоль реки сделалось труднее. То и дело приходилось огибать заводи и болотца, подёрнутые бурой вонючей тиной, спотыкаться о гнилые пни, перебираться через стволы упавших деревьев. Час проходил за часом, они дважды останавливались на короткий отдых, а чёрной скалы на противоположном берегу всё не было и не было. И Максим уже подумывал, не пора ли искать место для «спания»…
— Макс, — тихо окликнул его Шур и, догнав, шепнул: — Что-то случилось с Гундарином.
Максим удивлённо посмотрел на коротышку. Тот шёл следом за ними, мурлыча под нос незамысловатый мотивчик, размахивал подобранной веткой, словно отгонял невидимых мошек.
— Он есть не просит, — пояснил сфинкс в ответ на немой вопрос друга. — С последнего привала — ни разу. Он у тебя провизию не стащил?
Максим пощупал сумку, развязал тесёмки, сунул руку внутрь. Нет, упакованная в кожаные туески каша была на месте. Кулёчек с сухарями тоже.
Друзья переглянулись, стали, перегораживая коротышке дорогу. Гуня остановился, лишь когда ткнулся головой Шуру в живот. Посмотрел на невесть откуда возникшее препятствие, поинтересовался:
— Мы уже пришли, да?
— Гундарин, что ты ел? — вопросом на вопрос ответил Шур.
Коротышка постоял, почесал макушку. И расплылся в хитрой улыбке.
— Извечно, чиво — кашу криссовскую. Этот недоросль её в мешке несёт, а добавки не дал.
— Что ты ел кроме каши? На последнем привале ты куда-то ходил. Сказал: «по нужде». Что ты нашёл и съел?
Коротышка молчал, продолжая радостно лыбиться. Тогда Шур сдёрнул у него с плеча сумку, и прежде чем Гуня успел запротестовать, вывернул её содержимое.
На землю посыпались нехитрые пожитки: подстилка, она же одеяло, моток бечёвки, какие-то лоскуты, ножик, пара пуговиц, заколка для волос. И две пригоршни бледно жёлтых пушистых шариков.
— Это что? — тут же присел рядом с находкой Шур. — Ты это ел, да?
Но ответить коротышка не успел. Ушедшая далеко вперёд Огница окликнула:
— Макс, иди сюда! Смотри, это тот самый камень, да?
Не дожидаясь, чем закончатся «ягодные» разборки, Максим побежал на зов.
Да, это было то самое место, отмеченное на карте. Река делала излучину, круто поворачивала на север, и сразу за излучиной из воды торчал агатово-чёрный камень. Скорее, небольшая скала — метра три высотой, не меньше.
Максим отметил, что противоположный берег такой же пологий, как и тот, вдоль которого они шли. И в Добрии у рек берега были пологими. Вроде бы из школьных уроков помнилось, что должно быть по-другому: один берег пологий, другой — крутой. Даже объяснение этому учили. Но в памяти удержалось единственно хитрое словечко «кориолис». Потому и сейчас Максим поспешил выкинуть наблюдение из головы. Главное, чёрный камень с карты Инженера нашли. Теперь от него нужно повернуть точно на восток, и через час пути они увидят дверь. Там и «ночёвку» устроят. А «утром», с новыми силами, отправятся в следующий мир.
— Гундарин ел почки с какого-то кустарника, но, кажется, ничего опасного, — сообщил подоспевший Шур. Внимательно осмотрел скалу, и неожиданно шикнул: — Тихо! Не двигайся.
Максим удивлённо взглянул на него. Медленно, очень медленно обернулся к реке.
Гундарин не ошибся, они действительно попали в мир народа Двона. На противоположном берегу реки, чуть правее чёрной скалы стоял гвых. Стоял и внимательно вглядывался в камыши, где прятались путники. Река в этом месте была узкая, метров двадцать, не больше. Казалось, маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели прямо в лицо Максима.
