Александр Зорич - Стальной Лабиринт
Свою службу Игневич начал в военно-космическом флоте еще в 2610 году. Влюбленный в механизмы парень, он сразу прикипел душой к ГЭУ — главной энергетической установке монитора «Очаков». Пережиток славной эпохи Большой Колонизации, типичный планетарный стационер, монитор «Очаков» кочевал вдоль тысячепарсековых границ великой космической России. Игневич повидал малиновые грозы на газовом гиганте Турок, кочующие кратеры северного полюса Екатерины и, как сам он уверял, не менее трех «больших черных звездолетов» неопознанных чужаков… В экипаже приветливого и всегда готового услужить Мишку обожали и давали ему блестящие характеристики на учебу в лучшие академии военно-космических сил.
Игневич был кадетом трижды. И трижды его выгоняли за разные мелкие мелочи.
Один раз — за драку с сыном начальника…
Второй раз — за самоволку во время общефакультетских учений…
Третий раз он попросту не справился с экзаменом по тактике боевых звездолетов. И с двумя пересдачами тоже не справился…
В общем, не судьба была Игневичу стать офицером. В итоге 2619 год он встретил старшиной группы двигателистов все того же родного монитора «Очаков», а в войну вступил в звании мичмана и на должности замкомандира всей группы движения, как говорили во флоте — вторым старшим маслопупом…
Монитор сравнительно успешно провоевал весь январь, прошел ремонт в феврале, но 16-го марта на Восемьсот Первом парсеке схлопотал две торпеды от клонских «Гэдиров». Потушить пожар не удалось, и команда покинула монитор…
Раненый Игневич находился в жесточайшей депрессии почти месяц.
Командование уже подумывало уволить беднягу в запас. Но Игневич, пролежавший три недели в ожоговом отделении с танкистами и наслушавшийся их рассказов о мощи и неуязвимости стальных монстров, вдруг почувствовал: открылось «второе дыхание». С упорством человека, завидевшего давно чаемую цель, он начал требовать перевода.
В ход пошли все козыри — и три полностью оконченных курса в трех разных академиях, и мольбы, и философия. Игневич был бойким малым. За убедительными фразами в карман не лез. «Призвание», «второй шанс», «такие, как я, ветераны и выигрывают войны, это из истории известно».
В общем, мичман Игневич попал во вновь формируемый 12-й тяжелый танковый — командование не могло устоять перед возможностью посадить в новый танк опытного двигателиста.
Дело в том, что на Т-14 стояли многотопливные гибридные двигатели МТД-5. Прихотливые в обслуживании и ремонте, они являлись «осухопутненными» элементами вспомогательной силовой установки люксогеновых двигателей «Восток-35» — таких же точно, какие стояли на «Очакове». Не приходилось рассчитывать, что в случае поломки или каприза обычный рядовой сможет что-то с этими МТД-5 сделать. А вот на мичмана Игневича можно было рассчитывать…
Растову повезло. Ему достался опытный и закаленный кадр, вдобавок близкого с ним возраста. Говоря по совести, непрерывно играть отцовскую роль в отношении очередного временного экипажа, состоящего, конечно, из восторженных молокососов, ему за три месяца службы в учебном полку страшно надоело…
Экипаж с самого начала понравился Растову. Показался надежным и… особенным. Правда, чем именно «особенным», Растов пока не знал.
На Синае «тэ четырнадцатые» и их экипажи провели чуть более трех недель.
Синай в мае — место не для северян. Накаленная добела пустыня нещадно высушивала, истончала человеческое тело, даже помещенное во чрево кондиционированного танка. А теплое море то же самое тело нещадно просаливало…
— Когда я был маленький, на Азовском море жил, в деревне Страусиная… Мы там пацанятами ловили рыбу, потом ее сушили… Вот я себя эдакой рыбой теперь чувствую. Пеленгасом таким. Дескать, воздалось мне кармически, в плохом смысле… — жаловался Растову мехвод Кариев, любитель восточных единоборств, а заодно и философии.
Командование людей не жалело. Экипажи упражнялись весь световой день. Пять часов с утра. И пять часов вечером. Днем была сиеста: перерыв на сон и обед.
Перерывом на сон, заметил Растов, пользовались почти все. А вот кушали его бойцы плохо.
Страшная синайская жара отбивала аппетит даже у самых прожорливых. Сам Растов, который никогда не жаловался на пищеварительную вялость, и тот ловил себя на крамольных мыслях: котлеты не хочется… бефстроганов тоже не кладите… и рыбу не надо!
А чего хочется? Чего надо? Клубники. Огурцов. Холодного адыгейского сыра… Черного риса с соевым соусом… Йогурт… Бабская диета! Стыдно кому сказать!
После первичного освоения новой техники, которое заняло неделю, пошла череда взводных и ротных учений.
Начало третьей недели ознаменовалось батальонным марш-броском.
Растов, поставленный, к слову, командиром первой роты первого батальона, то есть на самую почетную ротную должность, прошел со своими орлами маршрут Эль-Ариш — Порт-Саид. Но не напрямик, а по периметру всего Синая!
Сперва они прошли вдоль границы субдиректории Израиль (Европейская Директория) до Табы, затем свернули на Дахаб. Оттуда достигли южной точки Синая, города Шарм-эль-Шейх (российская аренда на 99 лет). И уже оттуда поднялись к Порт-Саиду.
Тяжелые машины намотали на гусеницы по девятьсот километров. Выжгли семь заправок (Т-14 были ох как прожорливы!), расстреляли по два полных боекомплекта.
В итоге на семи растовских танках из десяти двигатели МТД-5 выработали по полтора ресурса и вполне закономерно сдохли. У половины машин из-за перегруженной ходовой части обнаружились трещины балансиров.
— Ну и танки нам подогнали… Хрустальные! — пошутил бывалый мехвод Григорян.
Слетев с иронических уст Григоряна, слово «хрустальный» необычайно распространилось. Растова вызвал командир батальона Зуев.
Комбат орал так, что Растов подумал, у того пуп сейчас порвется…
— Что у тебя там за настроения в роте, Растов?!! У вас там что, одни очернители и предатели собрались?!! Докладывают: ругают матчасть! Саботируют приказы!! Переломали все дорогостоящие машины!!!
— Что значит «переломали»? — вступился за своих Растов. — Делаем все, как написано в руководстве. Не отступаем от него ни на йоту, я сам слежу! Фильтры вовремя меняем, за температурой следим… А то, что ресурс у Т-14 в четыре раза меньше, чем люди привыкли по «тэ десятым», так это научный факт! Им трудно объяснить, почему новое хуже старого!
— Что значит «хуже»?! — взвился Зуев. — Да эти танки — реально чудо! У них самая высокая скорость по пересеченке из всех бронемашин вообще! Они защищенные что трындец!! Они, в конце концов, красивые, хоть на открытку!!!
— Так точно, товарищ майор! Красивые, хоть на открытку!
Спорить с начальством — все равно что справлять малую нужду против ветра. В минусах только ты сам. Всегда.
— Ну и второе, — сказал Зуев, внезапно сбавив тон. — Из штаба дивизии пришел приказ. Ты произведен в майоры. Поздравляю.
Конечно, командование знало о проблемах Т-14 куда больше Растова и Зуева.
Ни для кого в Главном Бронетанковом Управлении не было секретом, что ресурс двигателя МТД-5 составляет разнесчастных 40 моточасов.
Однако маршал Плиев самоотверженно возражал против того, чтобы экономить этот ресурс на этапе обучения экипажей.
Опытнейший танкист, получивший боевое крещение за рычагами древней бронемашины «Тарбаган» в горниле засекреченного конфликта РК-25, маршал знал: полк, идущий в бой на неосвоенной технике, — это толпа смертников, оседлавшая гору баснословно дорогого металлолома.
Вот поэтому синайская эпопея 12-го тяжелого танкового полка была распланирована с нечеловеческой интенсивностью. И именно поэтому «Андромеды» доставили новые, в заводской упаковке двигатели МТД-5 прямым рейсом из Харькова на следующее же утро после эмоционального разговора Зуева с Растовым.
Монтируя новую игрушку, мичман Игневич радовался как дитя.
— Вот! Вот! Глядите, товарищ капитан… Виноват, майор! — Игневич тыкал черным пальцем в сплетение сияющих маслопроводов. — Это уже новое, усовершенствованное изделие! Вот сюда, — Игневич запустил руку в двигатель по локоть, похлопав ладонью снизу по чему-то невидимому, — они добавили два пневмомолотка. Спросите: зачем? Ну, спросите!
Растов поглядел на мичмана почти с нежностью.
— Зачем?
— А затем! Затем, что сквозь все пустынные воздухофильтры двигатель нагребает пыль! Чемоданами! А пыль — это твердые частицы. Они спекаются кожухом на лопатках турбины. Двигатель накрывается звездой. А у этого все учтено! При запуске молотки выбивают длинную дробь… Сбивают нагар… И все! Вуаля!
— Слышно?
— Что слышно? — испуганно переспросил Игневич.
— Ну, дробь эту… Длинную?
— Слышно, конечно. Если в правильный момент вот сюда, — Игневич любовно положил руку на корпус, — ухо приложить.
Растов боялся, что их будут учить чему-то еще и еще. Выкатают ресурс и этих, новых, двигателей. Снова примутся орать и требовать. Танкисты окончательно озвереют от ожидания непонятно чего…
