Александр Мазин - Время перемен
— Анекдот есть такой, — перебил я. — Сибирский. Встречаются лиса, волк и медведь. Делятся воспоминаниями: кто как зиму провел.
Я, говорит лиса, на птицефабрику контролером устроилась, поработала неделю, но не удержалась как-то: на две курицы больше запланированного процента убыли съела, недосчитались и выгнали!
А я, говорит волк, в питомник розыскных собак завербовался. Гавкать научился, показатели самые высокие давал… Но однажды не выдержал: кинолога слопал, а они, оказывается, все посчитаны. Еле ноги унес.
А я, сказал медведь, на стройке вот работаю в одной гонконгской фирме. Нормально.
Волк и лиса:
— И что?!
— А там китайцы одни, кто их считает…
— Я этот анекдот уже слышал, — сказал Буркин, бросив на меня внимательный взгляд. — Только там вьетнамцы, помнится, фигурировали… Хочешь сказать, ваш «Алладин» уже в курсе насчет Тайваня?
— Сказать я ничего не хочу, — усмехнулся я. — Это ты сказал. А вывод?
— Вывод, очевидно, таков, что это не общее нарастание тяги честного народа к самоубийствам, а некая локальная функция, коррелирующая… С чем?
Хитрец Серега.
— Так я тебе и выдал все служебные тайны! — усмехнулся я. — Лучше, друзья, я вам гипотезу изложу, которую мой батя вчера надыбал.
Поскольку авторитет Алексея Андреевича Гривы среди моих однокашников был на стратосферной высоте, то оба моих дружка мигом превратились в слух, и я вкратце изложил им идею «нового человека».
— Хм-м… — скептически произнес Сучков. — Ну, я не знаю…
— И сколько вы с батей перед этим приняли? — поинтересовался проницательный Буркин.
— Пустяки. Пару бутылочек калифорнийского.
— Водку надо пить! — назидательно произнес наш сибиряк. — Давайте-ка выпьем за Сучкова-младшего! Чтоб пошел он по батькиным стопам и служил Государю и России доблестно и преданно, как дед его служил и отец служит!
— Спасибо, братцы! — растрогался Иван.
И больше мы о деле в тот вечер не говорили. Только в самом конце, когда рассаживались по вертушкам, Буркин меня тихонько спросил:
— Ну так что там, на Тайване?
Он, конечно, сибиряк. Не опьянеет, даже если водка из ушей потечет. Но я тоже не юная курсистка.
— Жарко там, — говорю. — Душно, грязно, преступность, китайцы кругом. Сам не бывал и тебе не советую.
Глава восемнадцатая
ИГРЫ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
Мама приехала. И в доме сразу стало тесно. Пыль взметнулась и осела в фильтрах мусоросборников. Перегруженный «домовой» игнорировал все приказы, кроме распоряжений хозяйки. В доме замельтешили какие-то люди: сервис, доставка, профилактика… Батя удрал в институт, а я остался. Мне всегда было любопытно наблюдать, как моя мама, словно жонглер-виртуоз, управляется с множеством предметов и людей, в считанные часы создавая вокруг себя абсолютный хаос, который вдруг волшебным образом превращается в идеальный порядок. В этом было что-то невероятное. В детстве, когда родители каждое лето таскали меня за собой в экспедиции, я не однажды наблюдал эту мамину магию: утром — привычный, в меру упорядоченный археологический лагерь; днем — груды предметов, спущенные палатки, полуразобранные механизмы, взмыленные рабочие, таскающие туда-сюда коробки и ящики… А вечером — аккуратные, промаркированные и опечатанные контейнеры, сотрудники с просветленно-измученными лицами, тоже аккуратно построенные и готовые к погрузке в вертушки… И моя мама, спокойная, сосредоточенная, ледяным голосом предупреждающая кого-то по коммуникатору, что трехминутное опоздание прибытия транспортных средств согласно пункту такому-то обойдется транспортной фирме в столько-то тысяч евро…
На этот раз досмотреть до конца мне не удалось. Снизу донеслось:
— Здравствуй, Ванечка! Как дела, как Клавочка себя чувствует? Как маленький?
— Все хорошо, Марина Антоновна. Здоровы, довольны. От Клавы вам с Алексеем Андреевичем поклон! Артём дома?
— У себя. Тёма!
— Иду! — Я уже спускался по лестнице — мимо электрика, ковыряющегося в щите, мимо мальчишки-посыльного с пластиковым пакетом больше него самого, мимо незнакомых девушек в знакомой униформе «Народной кухни»…
— Как в Анголе, Марина Антоновна, жарко? — светски осведомился подполковник Сучков.
— А сам как думаешь? Нет, в столовую, всё в столовую! (это девочкам в униформе). Ваня, хочешь кофе?
Даже когда Ванька станет генералом (а он непременно станет генералом), для моей мамы он навсегда останется Ванечкой, одним из вечно голодных кадетов, моих друзей-односкамеечников, пятнадцать лет назад взиравших восхищенно на красавицу-жену самого депутата Гривы… Что, впрочем, не мешало им работать челюстями, поглощая «депутатские» расстегаи. В те времена нам вечно хотелось жрать, хотя кормили в Высшей Императорской качественно.
— Спасибо, Марина Антоновна! — расшаркался бывший кадет Сучков. — Хочу, но не могу. Извините, некогда.
— Тогда вечером приходи. Жалко, что Клавочка в клинике. Будет интересно.
— У вас всегда интересно, Марина Антоновна.
Мама заметила меня.
— Вот, Артём, видишь: у Ванечки уже сын, а ты…
— Мама! — возмутился я. — Что ты, в самом деле! Доктор исторических наук — как деревенская бабушка!
— Ты уж повлияй на него, Ванечка! А то, ей-богу, самой рожать придется…
— Почему бы и нет! — засмеялся Сучков.
— Это, надо полагать, комплимент. Артём, к обеду у нас…
— Мама, я пообедаю в городе, — быстро сказал я, чмокнул ее в щеку. — Пока! — И выскользнул за дверь, увлекая за собой Сучкова.
Вертушка с эмблемой Департамента территорий стояла на лужайке перед домом.
— Ну, выкладывай! — потребовал я, едва мы оказались внутри и Сучков захлопнул дверцу. — Что стряслось?
— Твои приехали, — с видимым неудовольствием произнес подполковник. — Комиссия по пресечению несанкционированных. Желают видеть.
— Добро.
— Это кому как, — проворчал Иван. — Ладно, полетели, — он коснулся сенсора, активируя «болвана» вертушки.
— Эй! — сказал я, увидев, что аппарат разворачивается не туда. — Мы к тебе летим или куда?
— Или куда, — буркнул Сучков. — В Петергоф. Рылом я не вышел ваших боссов принимать. На то есть большие люди из Совета Безопасности. А мы с тобой так, мелкая сошка.
Прибыли мы вовремя. Возможно, даже рано, потому что некоторое время нас продержали в роскошной приемной.
Относились, впрочем, с подобающим пиететом и подчеркнутой вежливостью, хотя здесь, в Императорской резиденции, какой-то там подполковник жандармерии и «лицо, приравненное к рангу младшего камергера», пусть даже и работающее в самой престижной мировой организации, — действительно мелкая сошка.
Двери зала совещаний распахнулись перед нами спустя тридцать пять минут.
Сучков был прав: большие люди оказались действительно большими. В смысле чинов, а не размеров. Два тайных советника в официальных мундирах. Один двухзвездочный генерал (в штатском), начальник Управления по связям: этот кивнул мне весьма дружелюбно, как своему, хотя я служил не у него, а в Управлении контроля внештатных ситуаций. В Департаменте же внешней разведки два разных Управления — это все равно что две разные планеты. Одного из тайных советников я тоже знал. Причем с тех времен, когда он был еще не в генеральских чинах, а всего лишь титулярным советником, дядей Колей, — и одним из самых перспективных подчиненных моего деда.
«Дядя Коля» тоже меня признал. И чуть заметно кивнул.
Второго «тайного» я видел только по гало: член Императорского Совета и сопредседатель Монархической партии Михаил Михайлович Галль.
Также в зале присутствовали две женщины. Как я узнал позже, это были пресс-атташе Императорского Совета Анна Андреевна Филатова и замначальника Управления безопасности информационных сетей Мария Львовна Фридкина. А за ними скромно пристроился (и вот тут я по-настоящему удивился!) наш российский ученый номер один Федор Семенович Колосов.
Я покосился на Сучкова. Ванька тоже пребывал в некотором недоумении. Зачем на подобном совещании понадобился математический гений?
Галль представил нас присутствующим (чистая формальность, но приятно) и предложил занять места в дальнем конце стола, сразу за академиком Колосовым.
Едва мы уселись, секретарь доложил о приходе «полномочных представителей выездной комиссии Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований», то бишь «Алладина».
Ого! Похоже, и наше начальство тоже отнеслось к ситуации серьезно. Аж два специальных координатора, одним из которых был мой непосредственный начальник Хокусай Танимура, второй, вернее, вторая — темнокожая женщина с седыми, коротко остриженными волосами, Инис Леру, о которой я знал только, что она когда-то была депутатом Конгресса Запад-Европы. Еще я слыхал, что ее собираются назначить главой нашего регионального управления по Восточно-Европейскому сектору. Итак, два специальных координатора, а вместе с ними — два крутейших наших «умника»: Главный Консультант Президиума Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции доктор социологии Сяо Сунь, и всё тот же суперумник доктор Праччимо. С обоими я был знаком, поскольку, когда меня «потрошили» по теме трехглазого «пессимиста», эти двое руководили прочими «умниками».
