Дмитрий Старицкий - Вверх по течению
Первое боевое применение вундервафлей на железном ходу прошло успешно, учитывая, что вся стратегия восточного фельдмаршала Смигла сводилась к генеральному наступлению его войск вдоль железных дорог, а остальные направления являлись как бы поддерживающими. Две железнодорожные пушки с безопасного для себя расстояния за полчаса превратили захваченную цугулами приграничную узловую станцию в мелкое крошево, чем сорвали новое наступление войск Восточного царства, подняв в небо три состава с боеприпасами, которые, детонировав, разнесли в округе все, что не успели уничтожить большие морские снаряды. Командир дивизиона (а каждая такая пушка считалась батареей) стал кавалером Рыцарского креста. О нем писали в газетах. Остальных также не обошли наградами, только без лишней помпы.
С восьмидюймовой мортирой еще шли отладочные работы. Там какие-то проблемы вылезли с устойчивостью платформы из-за большей тяжести орудия. В итоге поставили ее на две многоосные ходовые части от списанных паровозов и нормально утащили на дальний полигон. Результаты пока не объявлялись.
Я не удержался и сказал Вахрумке, что такая мортира хороша будет только в наступлении при прорыве очень серьезных укреплений. А в обороне города ей просто не найдется достойных целей.
На что майор лишь пожал плечами:
— Теперь это любимая игрушка короля.
И вопрос закрылся сам собой. Такая мортира пока была одна, но назвалась уже громко — Первый его королевского величества лейб-гвардии мортирный полк особого могущества. И шефом этого полка являлся сам король. Следует ли думать, что вторая железнодорожная мортира станет вторым таким гвардейским полком, я не знал, но подозревал, что такое вполне возможно. Пострелять во врага с безопасного расстояния и при этом числиться крутым фронтовиком желающих немало найдется в его придворном окружении. Ну и высокие категории чинов там как бы в обязательном приложении — гвардия! А королю всегда можно будет потом хвастаться, что он даже свою гвардию не пожалел — кинул в прорыв.
Показывал адъютант Штура мне даже эскиз эмблемы новых гвардейских войск. Сквозь серебряное железнодорожное колесо просунуты золотые скрещенные пушки. Обшлага и петлицы черно-красные. Парадный мундир гвардейский уже шьют на первый расчет. К гарнизонной швальне не протолкнуться. Ладно еще, мои заказы успели сделать, а так бы я был хорош. Особенно без шинели в преддверии поздней осени.
Незаметно я солидно оброс барахлом, совсем лишним в быту солдата. Выкроив как-то вечерок, собрал все шмотки, что у меня относились к рецкому стройбату, и вместе со старым ранцем отослал почтой на гору Бадон — там они целее будут.
За неделю ударными темпами инженер-майор написал «Наставление по применению новой полевой фортификации», а я изготовил к нему все многочисленные иллюстрации и чертежи. Добавил в текст только необходимость построения траншей пологим зигзагом на случай флангового обстрела шрапнелью и обустройства заграждений третьим рядом кольев с колючей проволокой (послезнание — великая вещь). Вахрумка с добавлениями согласился, и поехало все в типографию за авторством инженер-майора Вахрумки под редакцией генерал-адъютанта Штура. Ну и меня на последней странице упомянули мелким шрифтом там, где выходные данные — «автор иллюстраций фельдфебель С. Кобчик». Вот так вот. «В ЦК помирают, и мне нездоровится», как любил приговаривать мой дед.
В день выхода первого тиража «наставления» Вахрумка подарил мне золотые часы плоской луковкой с двумя крышками. Один в один, как мой трофей, отобранный бароном. Символично. И приятно.
Но мне все не давала покоя нахлынувшая на меня еще на перевале любовь к дирижаблям и тот факт, что ставка главнокомандования Восточного царства находится всего в трехстах километрах от линии фронта. Как соблазнительно все это совместить…
Случай часто решает все. В отдел к Вахрумке поступил списанный с флота по ранению моложавый капитан-лейтенант с Солдатским крестом в петлице и протезом вместо левой руки — последствиями первого морского сражения с островным флотом на северных морях. Победу в этом сражении каждая сторона приписывала себе. Но, как я думаю, стороны просто разошлись каждая при своих повреждениях, когда кончился световой день.
Случайно разговорился со мной моряк в столовой, и мы, что называется, зацепились языками, и результатом нашего совместного творчества стала нормальная пятидесятикилограммовая авиабомба. Ну, почти… Типовой шестидюймовый фугасный снаряд с приваренным к нему примитивным коробчатым стабилизатором. И тем самым морским бракованным снарядным взрывателем, который срабатывал от соприкосновения даже с водной поверхностью. Тех оказалось богато на складах, и моряки сами не знали, что с ними делать. Преждевременный взрыв такого снаряда на поверхности толстого броневого листа линкора разве что пару заклепок выбивал. Эти взрыватели в настоящее время на флоте активно заменяли на более тугие, что взрывались после пробития броневого пояса корабля.
На заводе в шумном цеху под громкий стук парового молота старый инженер возразил только против газовой сварки на снаряженном пироксилиновым порохом снаряде.
— Проще и безопасней, господа, несколько сквозных отверстий на станке высверлить и закрепить заранее склепанный стабилизатор на длинные болты. На него же не обязательно пускать хорошую сталь? Пойдет любая. Изделие же одноразовое, как я понимаю.
«Ну да, а электрической сварки тут пока нет, — подумал я, — и еще долго не будет. А газовая огнеопасна».
— Да хоть кроватное железо, — ответил я заводскому инженеру. — Тут главное, чтобы этот стабилизатор в падении от сопротивления воздуха не сорвало.
Тем же вечером служебная записка с чертежами и описанием нового типа авиабомбы легла на стол Штура. И тот дал добро на производство опытной партии, курирование которой возложил на нашего моряка. И правильно. Я для этой миссии и чином не вышел, и инженерной грамоты в нужном объеме не имею. Все что умею — внешний вид нарисовать. Ну, иногда еще и конструкцию. Не больше.
Полигонные испытания с разведывательного аэростата показали вполне приемлемую точность и достаточное могущество нашей авиабомбы для разрушения полевой фортификации. Даже блиндажи в два наката не спасали манекенов от сорокавосьмикилограммового подарка с неба.
По незнанию реалий, не отходя от полигона, огребли мы с каплеем знатных звиздюлей от инспектора артиллерии королевства, потому как на складах, оказывается, полно хранится старых семидюймовых снарядов от артсистем, которые уже лет десять как сняли с вооружения, а шестидюймовый калибр сейчас самый востребованный на флоте, да и в армии стоит на вооружении корпусной артиллерии.
Ну нам-то все равно: семь так семь… Больше оно не меньше. Хотя, как пояснил мне каплей, взрывчатка в старых снарядах много слабее по своей бризантности. Но это нам монопенисуально. Все равно переделки — это временная мера. Почувствует генералитет вкус к бомбардировкам, станут заводы авиабомбы делать специально. Тут к бабке не ходи.
Бомбу в целом приняли к производству и выделили необходимые ресурсы. Назвали ее «воздушным снарядом капитан-лейтенанта Плотто» или просто «бомбой Плотто», а меня поздравили со званием старшего фельдфебеля. Таким образом, с третьей звездочкой в петлицу достиг я своего потолка военной карьеры. Чуть больше чем за полгода. Надо снова идти к Данко и слать «родне» новый портрет.
Пользуясь случаем, я напомнил своим кураторам о недостроенном в городе большом дирижабле. Штур поморщил лицо, проехался по склочному характеру изобретателя, но дал добро на осмотр его пригодности к переделке в бомбардировщик. Но при условии, что это займет разумное время, потому как после войны он уже никому не нужен будет.
В тот день с деревьев стали облетать первые желтые листья.
На Восточном фронте образовался стратегический «тяни-толкай» по принципу «сопка наша — сопка ваша». Случилось такое дело примерно на линии построенного Вахрумкой укрепрайона, который не давал врагу совершить обходной маневр в тыл стационарным фортам, прикрывавшим железную дорогу и мост через реку Слави. Южнее него, за дикими болотами, отогузская пехота не только остановила, но даже несколько потеснила цугулов обратно, хотя и не до границы. Севернее до самого берега моря простирались сплошные болота, до зимы непроходимые. Да и то, это если зима будет суровой и лед намерзнет достаточной толщины. Там пока даже разведчики не шарились. Ни наши, ни их. Каждая сторона считала этот участок непригодным для маневров сколь-нибудь значимых войск.
По-прежнему оповещение населения о происходящем на фронтах было весьма слабым и фрагментарным. Военных корреспондентов как таковых в местных газетах еще не было. Журналисты предпочитали осаждать только большие штабы.
