Крис Вудинг - Ускользающая тень
Ринн.
Он убит.
Мой муж.
Глава 29
Понятия не имею, где я.
Взгляд не фокусируется. Ощущаю тяжесть во всём теле, словно на каждой мышце лежит тяжёлый груз. Даже поднять руку для меня сейчас невыполнимая задача.
Тут темно, а сверху ещё нависла какая-то тень. Большая, широкая, как у Ринна. Запах кислый — засохший пот, рана, которую никто не лечит, дыхание больного.
Во рту пересохло. Уголком левого глаза замечаю свет. Слегка поворачиваю голову, ища источник. Вот оно, размытое пятно.
— Ооо аакиии ууу?
Сглатываю, но это не помогает. Только спустя некоторое время понимаю, что услышанный мной протяжный звук — это человеческий голос. Выводы делать я не в состоянии. В голову приходит какая-то мысль, но тут же ускользает. Мысли расползаются в стороны, как змеи.
— Омиии еее ууииик.
Голос низкий, мужской, мне слышится в нём что-то угрожающее, но что именно, не пойму. Всё происходит медленно. Моё восприятие не поспевает за его движениями.
Внезапно делаю глубокий вдох. Не могу удержаться, чувствую себя, будто только что тонула. Мне необходим свежий воздух. Отворачиваюсь от света, но теперь ничего не могу различить.
Чувствую, что лежу на чём-то твёрдом. Это земля. Мужчина сдвигается в сторону, и только тут понимаю, что встать мне мешает не только слабость. Он сидит у меня на ногах. Одна рука держит меня за плечо. Вторая гладит по щеке.
Мгновенно прихожу в себя. Откуда-то берутся силы. Кожей ощущаю — мне грозит какая-то опасность. Вот только не соображу какая. Мозг не работает, зато тело подсказывает, что делать.
Что со мной? Что-то не так!
Меня куда-то тащат, мои ноги поднимают, опускают, затем снова поднимают. Кто-то меня держит. На уровне пояса как будто что-то ползёт, потом мужчина откидывает этот предмет в сторону. Смотрю туда, перед глазами после контузии до сих пор всё плывёт.
Это мой ремень.
Чую запах мужского пота. Очень едкий. Застарелый, смешанный со свежим. Одежда сырая, нестиранная. В этом месте жарко, как в духовке. Издаю какие-то тихие хрипы, сама не осознавая, что именно хочу выговорить.
Меня опускают вниз. Оказываюсь на спине. В голове оглушительно звучит сигнал тревоги, слабость молниеносно сменяется отвращением. Происходит что-то очень плохое, но что именно — не знаю. Пытаюсь вывернуться, но бесполезно — меня снова прижимают к земле. Он ухватил меня за бёдра.
— Дааааааа лежжжжжжи ты сммммиррррно…
С меня снимают брюки.
В действие вступает какой-то природный инстинкт, заставляющий меня брыкаться и сопротивляться непонятно чему. Ударяю мужчину ногой, и тот хрюкает. Через секунду он дает мне такую пощёчину, что моя голова сразу разворачивается в другую сторону, туда, где свет. Перед глазами пляшут белые звёздочки.
При свете замечаю, что здесь есть и другие люди. Смутные силуэты в углах.
Но они-то почему ничего не предпринимают?
Постепенно все пять чувств возвращаются. Теперь вижу мужчину яснее. Одной рукой вцепился в пояс моих брюк и пытается их стянуть, я брыкаюсь. Он пытается удержать меня другой рукой. Мужчина крупнее меня, но слишком неуклюжий, а моя ловкость, наоборот, восстанавливается. Он всё никак не может справиться с моей одеждой, я же ещё и сопротивляюсь. Мужчина снова бьет меня по лицу.
На этот раз оглушить меня не удаётся. Бью в ответ. Мужчина отодвигается, хватается за горло и хрипит. На полноценный удар сил не хватает, но и этого достаточно. Упираюсь ногой ему в грудь и отпихиваю в сторону. Он тяжёлый, но не сопротивляется и покорно ковыляет прочь, потом спотыкается и оседает на пол, заходясь в кашле. Судя по дыханию, трахею я ему не повредила, но нормально говорить в ближайшее время он не сможет.
Разум вновь соединяется с телом. Сознание проясняется. Приподнимаюсь, прислоняюсь спиной к стене и одной рукой подтягиваю брюки.
Оттолкнувшись пятками, умудряюсь сесть прямо, хотя от усилий чуть снова не теряю сознание. Камень влажный и тёплый. Высматриваю нападавшего, но тот отполз в тень. Искать неохота — вроде бы почти не двигалась, а устала.
Снотворное, догадываюсь я. Они меня усыпили. А потом доставили сюда.
Пробуждаются слабые воспоминания. Так рыбки всплывают на поверхность, если бросить им хлебные крошки. Вспоминаю плеск воды, скрип деревянных снастей, покачивающийся гамак. Кандалы на запястьях. Смотрю на руки и вижу следы. Да, вот такие у гурта кандалы, с зазубринами внутри. Пытаешься снять — только сильнее вонзаются в руки. Я, наверное, была умницей — не пыталась. Порезы неглубокие. Так что с руками всё в порядке.
Вспоминаю звуки голосов — гурта смеются, кричат, перешучиваются. Иногда они обращаются ко мне на своём языке — думают, не понимаю. Оскорбляют, издеваются. Надеюсь, мне хватило ума промолчать. Скорее всего, хватило. Ни к чему им знать, что я владею их языком.
Плыли, наверное, долго. Воспоминаний много, явно какое-то время прошло. Вот мы плывём через пещеры. Мимо кристаллических образований и гигантских грибов. А потом — скрип телеги… Да, точно, припоминаю… Меня везли в клетке, а клетка стояла на телеге. Ехали по дорогам, выровненным заклинателями камня, все острые камни убраны и сглажены Старейшинами гурта. Дальше мы пересекали каменный мост над пропастью, на дне которой светилась красная раскалённая магма. Проезжали мы и через туннель в скале, очень широкий, все стены в фосфоресцирующих водорослях, которые до сих пор кормятся останками древних монстров, хотя те вымерли уже много тысяч лет назад. Потом туннель расширился ещё больше, и мы выехали в гигантскую пещеру цилиндрической формы. Даже дальней стены было не разглядеть.
Помню, как они меня кормили, а я ела, слишком одурманенная, чтобы сообразить — в еду подмешана новая доза снотворного. Должно быть, корень расщепника или масло чамы. А может, ещё какое-нибудь гуртское растение, о котором я даже не слышала.
Вспоминаю, как они все стояли вокруг меня и смотрели. Бледные, худые, почти изящные, глаза у всех голубые. Голоса высокие, напевные. У одного нижнюю часть лица закрывала грязная маска, и он меня осматривал.
Больше ничего не помню.
Ну, хоть одно ясно. Я в тюрьме. Пещера неровной формы — значит, скорее всего, естественная. Старейшины таких кривых стен не делают. В глазах всё ещё мутно, но насчитываю в камере не меньше десятка заключённых. Сидят кто где, одни спят по углам, другие разговаривают, третьи просто пялятся на меня. Некоторые расположились на каком-то тряпье и одеялах, которые, судя по всему, бдительно охраняют от любых поползновений.
Здесь жарко. От стен идёт тепло. Это может значить одно из двух — либо мы очень глубоко под землёй, либо рядом проложенный лавой канал или какая-нибудь трещина, из которой валит пар. В потолке дыра с решёткой, сквозь неё проникает свет факелов. Других выходов что-то не видно. Но отверстие, закрытое прутьями, высоко. Сквозь него ничего не разглядишь.
Пытаюсь встать и резко втягиваю воздух, спина отзывается острой болью. Поняла — лучше и не пытаться. Аккуратно устраиваюсь поудобнее и слежу за остальными — вдруг ещё кто-то ко мне полезет? Нет, вроде никто не хочет. Ну и отлично.
Действие снотворного заканчивается, и в голове проясняется всё больше. Надо бы заняться медитацией чуа-кин, это поможет. Если б они меня подобрали, когда я была в сознании, я бы с помощью медитации могла противостоять действию любой травы. Но не могу сосредоточиться. Что-то меня тревожит, что-то очень важное. В таком состоянии медитировать невозможно.
И тут вспоминаю.
Ринн мёртв.
Рыдаю, пока не захожусь в истерике.
Дальше всё снова в тумане. Звуки как будто сквозь вату проходят. Всё вокруг мрачно, размыто, кругом чужие люди, занимающиеся непонятными делами. Чувствую себя так, будто умерла. Лучше бы действительно умерла.
Приходят гурта и приносят лестницы, один за другим заключённые вылезают из этой дыры. Я тоже лезу. Принимать сознательные решения нет сил, поэтому делаю то же, что и все.
На охранниках такие же доспехи, как и на солдатах во время битвы. Сделаны они из затвердевших выветрелых пород. Мы эту технологию так и не освоили, но метод хороший — материал получается очень лёгкий и вместе с тем прочный. Доспехи белые, с лёгким радужным отливом, и плотно облегают их тощие тела. Щитки тоже совсем узкие. На поясах тонкие мечи.
Вылезаю в коридор, и всех нас, угрожая клинком, сгоняют в толпу. Оказываемся в жаркой, тёмной пещере. Скальные породы образуют карнизы и впадины, стену опоясывает деревянный настил, на вид кажущийся ненадёжным. Наверх ведёт лестница. Тяжёлые решётки из чёрного металла обозначают входы в другие камеры — одни в полу, как наша, другие в стенах. За ними вижу людей, их пальцы сжимают прутья, на грязных лицах — отчаяние.
Бреду, словно лунатик. Ни с кем не разговариваю, и со мной никто не говорит, только охранники гурта выкрикивают приказы на ломаном эскаранском. Тот самый мужчина тоже с нами, мрачно смотрит на меня. Здоровенный, весь покрыт мускулами и жиром, уже начал лысеть, в нижней губе два кольца. Синяк у него расплылся на всю шею. Маленькие глазки злобно смотрят исподлобья.
