Эдмонд Гамильтон - Реквием
Он позаботился о том, чтобы выбраться из корабля рано утром, прежде чем опять разразится столкновение темпераментов, привычно оставив Вирессона за главного, и пошел к зеленым склонам, прежде чем кто-либо успел его окликнуть.
Келлон думал о том, что осталось еще пять недель. Затем, слава Богу, Земля подойдет так близко к солнцу, что кораблю придется отойти в космос на безопасное расстояние. Пока не наступил этот долгожданный день, он будет держаться, насколько это возможно, вне поля зрения остальных.
Каждый день он проходил по нескольку миль. Он старался уйти подальше от восточной части и развалин Нью-Йорка, где так часто бывали остальные. Но он ходил в западном, северном и южном направлении по зеленым, цветущим склонам пустынного мира. По крайней мере, там было тихо.
Но вскоре Келлон понял, что если хорошенько присмотреться, то можно было кое-что увидеть. Например, как менялось небо. Оно никогда не было одинаковым дважды. Иногда оно казалось темно-голубым, и по нему, подобно кораблям, плыли облака. Но затем небо внезапно становилось серым и печальным, начинал капать дождь, который прекращался лишь тогда, когда лучи солнца пробивались через облака, превращая их в парящие ленты. Были моменты, когда, сидя на краю холма, он слушал раскаты грома и видел, как на западе темнело и собирались грозовые облака, которые с громом и блеском молний проходили над землей, словно армия гигантов.
Ветры и солнечный свет, сладость воздуха и вид луны, ощущение растущей травы под ногами — все это казалось Келлону странно естественным. Келлон бывал на многих планетах под многими солнцами. Некоторые из них нравились ему больше, чем эта, некоторые не нравились совсем, но нигде и никогда он не встречал такого мира, который бы так соответствовал состоянию его души, как эта пустынная планета.
Ему стало интересно, на что она была похожа, когда на ней росли деревья и жили птицы и животные. Какие города существовали на Земле. Он брал фильмы-книги в библиотеке, которые привезли с собой Дарноу и другие ученые, и просматривал их по ночам, заперевшись в своей каюте. Не то чтобы все это его сильно волновало, просто давало возможность держаться вдали от каждодневных ссор и перебранок, к тому же ему было интересно.
После, совершая свои долгие прогулки, он пытался увидеть, представить, какими были эти места в далеком прошлом. Должно быть, в этой низинке обитали дрозды и скворцы, желто-черные пчелы, опыляющие цветы, и росли огромные деревья с такими странными названиями: вязы, ивы, клены. И бегали маленькие пушистые зверьки, и в воздухе танцевал жужжащий рой насекомых, и плавали рыбы и лягушки в озерах и ручьях — симфония давно прошедшей, давно забытой жизни.
Но были ли окончательно забыты все мужчины, женщины и дети, жившие здесь? Борродайл и остальные много говорили в своих передачах о людях старой Земли, но фразы звучали как-то безлико, словно набор терминов, который давно ничего не значил. Наверняка никто из тех миллионов не думал о себе, как о части бесчисленного множества. Каждый из них был для себя и своих близких уникальным и неповторимым созданием. Что все эти болтуны могут знать о тех индивидуумах? Что может знать хоть кто-нибудь?
Келлон время от времени находил их следы, останки цивилизации, которые пощадил даже лед. Согнутый кусочек стали, балка или брусок, сделанные кем-то. Куски бетона, который когда-то представлял из себя дороги. По ним ходили мужчины и женщины, спешащие по зову любви, амбиций, жадности или страха.
Но он обнаружил больше. Это была неожиданная находка. Он шел вдоль ручья, протекавшего по узкой долине. В одном месте он перепрыгнул его, а когда приземлился, подняв голову, увидел дом.
Сначала Келлон подумал, что он сохранился каким-то невероятным образом, хотя это казалось просто невозможным. Но, подойдя поближе, понял, что это была всего лишь иллюзия. Время-разрушитель поработало и над ним. И все же это был дом.
Это был каменный коттедж с шиферной крышей и низкими стенами, стоящий недалеко от края зеленой долины. Келлон предположил, что природная арка из льда сохранила его от той участи, которая постигла все остальные строения.
Вместо окон и дверей зияли дыры. Он вошел внутрь и взглянул на холодную тень того, что когда-то являлось комнатой. Сохранились остатки прогнившей мебели, а стены покрывала сухая грязь, под которой можно было разглядеть ржавый металл. Больше ничего не было. Атмосфера внутри оказалась холодной и какой-то давящей. Он вышел наружу и устроился на террасе.
Келлон смотрел на дом. Он предположил, что его, должно быть, построили не позднее, чем в XX веке. Келлону показалось странным, что аэросъемка, которую производили люди Дарноу, не обнаружила этого строения. Но, с другой стороны, и неудивительно — серые стены были такими незаметными и так плотно вросли в зеленый полог долины.
Его взгляд упал на едва заметную надпись на цементной террасе. Он подошел и счистил грязь. Буквы выцвели от времени, но ему все же удалось прочитать. «Росс и Дженни — Их Дом».
Келлон улыбнулся. Теперь он по крайней мере знал, кто когда-то жил здесь, кто, возможно, построил этот дом. Он мог представить себе двух молодых людей, радостно царапающих буквы на мокром цементе. Кто были эти Росс и Дженни? И где они сейчас?
Он обошел вокруг. К своему удивлению, он обнаружил запущенный цветочный сад с другой стороны. Полдюжины различных видов цветов, не похожих на те, что росли на склоне, беспорядочно цвели здесь. Когда пришла зима Земли, семена этого старого сада надолго заснули, а когда начал таять снег, вновь с готовностью вернулись к жизни. Он не знал, что это были за цветы, но от них веяло духом смелости, и ему это понравилось.
Возвращаясь в сумерках назад, Келлон думал о том, что должен рассказать об этом месте Дарноу. Но если он скажет ему, то мгновенно вся болтливая свора устремится туда. Он представлял себе те торжественные, бесценные и просто милые передачки, которые Борродайл, Ли и другие будут ставить, используя этот дом как декорацию.
— Нет, — подумал он, — пусть убираются к чертовой матери.
Дело было не в том, что сам дом имел для него какое-то значение, а в том, что он представлялся для него убежищем, в котором он мог найти покой от всей этой шумной орды.
На следующий день Келлон был рад, что никому ничего не сказал. Дом стал тем местом, куда он мог уйти, которое он мог исследовать, чтобы заполнить время ожидания. Он проводил там часы и никому не говорил об этом.
Галлер, биолог, одолжил ему книгу о растениях Земли, и он брал ее с собой, чтобы идентифицировать цветы, растущие в заброшенном саду. Вербены, гвоздики, вьюнки и ярко-красные и желтые настурции. Он прочитал, что многие из этих видов не прижились в других мирах. Если это так, то для цветов наступила самая последняя весна, после которой эти виды исчезнут навсегда.
Он рассматривал интерьер дома, пытаясь себе представить, как люди когда-то жили здесь. Дом совсем не походил на современные металлоидные дома. Внутренние стены были слишком толстыми, а окна казались маленькими и убогими. В самой большой комнате Росс и Дженни, наверное, проводили большую часть своего времени. Ее окно выходило на маленький сад, зеленую долину и ручей.
Келлону было интересно, что представляли из себя эти Росс и Дженни, которые когда-то сидели здесь и смотрели в окно. Что было для них важно? Что доставляло им боль, а что радость? Он сам никогда не был женат. Капитаны космических кораблей редко вступают в брак. Но его интересовал этот древний обряд. Были ли у Росс и Дженни дети? Продолжает ли в ком-то на свете течь их кровь? Но даже если и так, что теперь это могло значить для этих двоих, давно ушедших? В конце книги, которую одолжил ему Галлер, было стихотворение о цветах. Он вспомнил несколько строк:
Все они теперь едины, розы и незабудки,
Они не знают ни ветров, ни полей, ни морей,
Время проходит,
В мягком воздухе пахнет летом.
Да, думал Келлон, все они сейчас едины, эти Россы и Дженни, и все, что они делали, все, о чем думали, все сейчас превратилось в пыль на этой планете, которая вскоре войдет в свое последнее лето. С физической точки зрения, все, что было сделано, все, кто когда-то жил на Земле, оставались здесь в ее атомах, не считая той небольшой части материи, которая осела в других мирах.
Он думал об именах, которые были известны среди всех галактических миров, имена мужчин, женщин и мест. Шекспир, Платон, Бетховен, Блейк, старый блистательный Вавилон и храмы Ангкора, неуклюжие дома его собственных предков, все это было здесь.
Келлон мысленно прервал себя. Он не должен был размышлять о подобных вещах. Он уже видел все, что осталось в этом странном месте, и не было смысла возвращаться к этому.
Но он вернулся. Он говорил себе, что дело не в том, что в нем проснулся какой-то сентиментальный интерес к этому месту. Об этом он слишком много слышал от сияющих клоунов у себя на корабле. Он был человеком Управления Исследований, и все, что он хотел, так это вернуться к своей работе. Но так как он, не по своей вине, застрял здесь, он предпочел бродить по зеленеющей земле или исследовать этот старый дом, чтобы избежать необходимости слушать бесконечную болтовню и грызню остальных.
