Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток
— Кудря, ты как, а ну покажись! Если слаб — взад пойдем!
Кудря уперся, хотя бок вспороли глубоко. С его слов, вонючка бился по науке, а потом подло снизу саблей зацепил. Леха Кудрю туго перевязал, примостили на телегу. Потом Степан занялся самим Лехой. Оказалось, что у нас двое раненых. Только молодой бодрился, стыдно ему было, что порвали внизу спины. По спине в штаны текло, аж пятки кровью намокли, а он, дурилка, молчит!
— С комаров яду надоили, скоты, потому и не больно! — оценил Степан, задрав Лехе на спине кожаную рубаху. — Вишь, вроде царапина, а текет и текет! Ща глинкой залеплю, а дома уж сразу — к берегиням, в лазарет.
Кое-как построились, влезли на телегу. Дальше можно ехать, бетонка снова ровная.
— Слушай меня! Не галдеть! Осмотреть товарища! Проверить ремни, подсумки, оружие! Щиты — за плечо!
Трещит у командира башка или нет — никого это не касается. Десятник свою лямку тянет, за ним остальные тянутся. Я сам проверил Голову, все ли в порядке с амуницией, он — Степана, и так далее. Как говорит мой батя, уставы Факельщиков кровью писаны. Кто про то забыл — червей кормит.
— Ничо, мужики, — сказал я. — До ночи обернемся, под факелом родным помолимся. Смотреть в оба, не галдеть!
Коняки зашагали бодро. Вдоль отстойников дыры в бетоне пошли, только колеса постукивали. Раненый Леха сменил у вожжей Быка.
— До ночи, говоришь? — тихо спросил меня Степан. — Только назад этой дорогой уже не пойдем или как?
Старый охотник снова был прав. По трупам взад не ходят. Значит, придется обходить по чужим кварталам, а это худо. Я поглядел на запад.
Солнце садилось слишком быстро.
ЧУЖАКСолнце еще не село, когда на гребне полуразрушенной стены показался человек. Он выбрался на стену так ловко и бесшумно, что даже птицы заметили его не сразу. Когда заметили — взлетели, подняли гвалт, но человек уже не прятался. Он уже увидел сверху, что хотел. Цепким взглядом охватил недавнее поле боя, заметил, куда бежали уцелевшие мутанты, куда уехали телеги Факела. Некоторое время человек без движения лежал на гребне стены, наблюдая, почти не дыша. Затем одним ловким текучим движением спустился вниз. Глядя издалека, никто бы не ответил точно, мужчина это или женщина, настолько гибкими и мягкими были движения чужака. Он двигался плавно и экономно, похожий на охотящуюся кошку. Но ни за кем не охотился. Щуплый, невысокий, покрытый плотной короткой шерстью, он совсем не походил на мутантов-нео. От обычных хомо из промзоны он тоже сильно отличался. Плоский нос, узкие щелочки глаз, чуткие уши. По меркам Капотни, у мужчины даже не было приличного оружия и хорошей одежды. Его бедра облегала полоска грубой ткани, на спине крепился полупустой мешок, грудь крест-накрест пересекали ремни.
Чужак.
Очутившись внизу, на дороге, мужчина сделал все, чтобы не оставлять следов. Он ступал, как настоящий разведчик, тщательно выбирая сухие камни. Ставил ногу лишь там, где не было грязи, луж и крови. Хотя кровь и привлекла внимание незнакомца. Он опустился на корточки возле недавно убитых мутантов, собрал их кровь в пузырьки, плотно запечатал крышки, засунул пузырьки в заплечный мешок. Много внимания гость уделил мертвой собаке. Разжал ей челюсти, зачем-то пересчитал зубы, затем обмерил ее тело веревкой с узелками…
Внезапно незнакомец замер, готовясь в любой миг сбежать. Его круглая голова, покрытая короткой гладкой шерстью, быстро поворачивалась из стороны в сторону. Его ладони легли на разбитый бетон, мышцы напружинились. Чужак ощутил, как ползут под землей черви к свежим мертвецам. Он слышал ладонями стук копыт, слышал, как топчется далеко на востоке громадный стальной биоробот. Какой-то звук или дрожание почвы показался чужаку опасным.
Миг — и его не стало. Даже кусты не шелохнулись. Не прошло и минуты, как со стены спикировали самые голодные падальщики.
Пир начался.
2
ГАРАЖИ
— Здеся, — кивнул Голова. — Точно этот вагончик, крестиком меченный. Вона там, у лесочка, мы в прошлом году с Рябым болотника порубали. Сосал себе деревяшку мирно и вдруг на нас полез.
Место тут было чудное, меня от него слегка мороз пробирал. Не то, чтоб страшно, в Пепле вон намного страшнее. Но мне в Гаражах всегда не по себе. Вечно хочется оглянуться, что ли. И ходить сюда стараемся пореже, только если богатый заказ или батя попросит. Вот Лужи, к примеру, — там все ясно. У бати есть эта, как ее… технологическая схема, во, выговорил! Схема старая, еще до Последней Войны рисована. Там так все запутано, но батя у меня самый умный. Он говорит, что Лужи — это отстойники, короче, такие ямы, куда все Капотнинские заводы еще до войны дерьмо сливали. Потому ничего удивительного нет, что вокруг Луж всякая мерзость плодится. Там только муты и рыбачат, ну туда им и дорога.
А в Гаражах тихо. Вьются заросшие кустами проселки. Гаражи крыш-травой густо заросли, хрен теперь повалишь. Насквозь трава прогрызла, ешкин медь, топором не прорубить. Прежде тут были не кусты, а крепкие дороги, еще заметно по столбам и насыпям. А нынче — крысиные тропы, собачьи норы, птицы стайками прыскают. Сотни их тут, гаражей и всяких ангаров. А сбоку еще ржавые пути с вагонами. Муты Шепелявого тоже где-то в Гаражах ночуют, ага, но западнее, у самого Берега. Голова клянется — сам видал, как вонючки голыми руками в реке рыбу ловят. Это ж какое надо брюхо стальное иметь, чтобы рыбу из реки запросто жрать? Да и био заморские сюда редко забредают, обычно они вдоль реки круги кружат и за кладбищем, а тут им чо? Жратвы не найти, давить некого.
Уж больно тихо в Гаражах. Может, потому что кладбище близко?
— Степан — наверх, Леха, ходить можешь? Возьми собак, прикрой нас с дороги. Бык, Иван и Голова, — берем лопаты, за мной!
Я и сам взял с телеги лопату. В башке еще маленько кружилось, но ничо так. Втроем мы откатили скрипучую дверь. Вагон весь в дырах, проржавел насквозь, внутрях ласточкиных гнезд полно.
— Это что, она и есть — сера? — Лопата зазвенела о желтую застывшую кашу. Каша занимала половину вагона.
— Она и есть, — подтвердил Голова. — Вона тама мы с химиками в прошлый раз интенсивно копали.
Бык долбил штыком и бурчал. Бык вечно бурчит.
— Ты чем недоволен? — спросил я, когда мы высыпали в телегу первые мешки.
— Так химикам надо, пусть сами бы и ходили! Вон, Гаврила из-за них погиб.
— Дурень ты, Бык. Химиков меньше, чем нас?
— Ну… почитай втрое меньше. Сотни три, может, наберется.
— А кто порох будет мастерить, если они охотниками заделаются? А сыр кто будет делать? А спирт лекарям кто выгонит? А свечи кто сварит?
— Спирт мы и сами бы смогли, — запыхтел Бык. — Вон, я слыхал, на совете инженеров порешали, что мыло сами варить будем. Вот так. А если мыло свое, то и порох наладим!
— Ага, ты, Бык, сперва со своей бабой наладь, — сквозь дыру в крыше поддержал меня Степан. — Только слухи по ушам гоняешь. Дьякон Назар на совете сказал иначе. Что мыло будем варить на самый крайняк, если химики цену не скинут. А про порох он молчал. Давай свой самопал, я тебе туда серы напихаю, поглядим, много ль ты настреляешь! Молчишь? Вот так, молчи и копай. У химиков на заводе своих секретных порошков куча, а лаборанты тайны хранят еще с прадедовских времен. Дьякон Назар верно говорит — каждый свою долю должен честно нести. Ежели каждый цех свое дело будет крепко знать, так и всем выгода.
Я кидал лопатой задубевшую серу и помалкивал. Когда так сладко про моего отца говорят, мне стыдно, что ли, делается. Вроде как дьякон Назар — герой, а я за его спиной в похвалах греюсь. Батя мой, конечно, герой, главный в совете инженеров и первый дьякон Факела уже лет десять. А Степан, как был с юности охотником, так и остался. Но с батей они крепко дружат. И вместе открывали главный люк убежища, когда наружу без хоботов резиновых стало можно вылазить. Это давно было, до того, как меня родили…
— Кони дергаются, — Иван понюхал воздух. — Десятник, может, кусты подпалить немного, вычистить? Как бы крысопсы не подобрались.
— Не, — сказал я. — На огонь поглазеть еще неизвестно кто пожалует.
Первая телега нагрузилась с верхом. Кидали глыбами, хрен ее разломаешь, серу эту. Да, жаль, что рельсы раскололись да под землю вросли, а то мы вагон бы прямо до Факела дотолкали.
Кудря поближе подогнал прицеп. Кудря мне совсем не нравился, белый весь стал и глаза мутные.
— Вань, немного подпалить не получится, — подтвердил с крыши Степан. — Подожгем на хрен всю округу.
А кони дергаются вон чего. В «спальнике» могильщик шляется. Дайте мне бинокль!
По тряской лесенке я живо влез к Степану на крышу. По очереди поглядели с ним в стекло. Жаль, в бинокле один ствол остался, приходилось, ешкин медь, глаз жмурить. «Спальниками» южные кварталы называли еще старики, когда из убежища вылазили только в защитке. Мой батя говорит, что до Последней Войны люди сами так про свои кварталы шутили, он в книжке читал. Дивное время было, небось. Мне и не представить, как это жить, к примеру, на пятом этаже, а до кузни или там до базара топать целый час.
