"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Так умер его отец.

«А вдруг это моя смерть?» — подумалось Альдо в помрачении ума.

Бесчувственная Мэллит лежала рядом на полу. Альдо упёрся в неё бессмысленным взглядом, почти не осознавая, на что именно смотрит.

Однако постепенно он пришёл в себя. Обряд ещё не был завершён: они принесли жертву, но не узнали, принята ли она богами. Склонившись к девушке, Альдо попытался привести её в чувство. К счастью, это оказалось нетрудно. После нескольких хлопков по щекам Мэллит глубоко вздохнула и открыла глаза, а потом попробовала сесть, поддерживаемая Альдо.

Её руки инстинктивно огладили живот и поднялись к груди. Почувствовав кровь, всё ещё сочившуюся из ранки, она принялась торопливо осушать её носовым платком.

Альдо перевёл взгляд на ару, не поднимаясь с пола. Кинжал торчал в камне по самую рукоятку.

— Мелитта, — напряжённым голосом позвал он гоганни. — Мы должны вынуть его.

Оба они с трудом поднялись, хватаясь друг за друга. Втайне никому не хотелось продолжать, но выбора не оставалось. Мэллит решилась первая: взявшись за рукоятку, она боязливо потянула её на себя. Тщетно: её сил не хватало для того, чтобы высвободить лезвие. Тогда Альдо, отводя глаза от налитой грозовой синью поверхности, положил свою руку поверх. Медленно, сжав зубы, он попытался выдернуть кинжал из ары.

Если бы лезвие вышло, это означало бы, что жертва кровью принесена; что Ушедшие приняли покаяние и разрешили его от обета.

Что-то хрустнуло, зазвенело, и рукоятка осталась в руке у Альдо. Он медленно опустил её и осмотрел кинжал: отчего-то казалось, что он стал короче, чем прежде. Мэллит смотрела на рукоять потемневшими, расширившимися от ужаса глазами.

Лишь через долгую минуту до Альдо дошло то, что случилось.

Лезвие кинжала было сломано. Первый Ракан не пожелал освободить его от клятвы.

___________________

[1] Здесь покоится Эсперадор Адриан (лат).

Глава 6. Осенние волны. 3

3

Башня приближалась стремительно. На вершине мощной ротонды, древней, как мир, лежал край огромного, истекающего алой кровью солнца. В его свете грива Дракко вспыхивала огненными молниями, бившими прямо во всадника.

Робер лежал на спине у коня, обхватив его за шею почти удушающим объятием. Но Дракко не возражал. Он нёсся вперёд со скоростью грозового ветра, не обращая никакого внимания на вцепившегося в него человека. Он казался стрелой, спущенной с лука Астрапэ. Он сам был как молния.

В душе Робер знал, что это не Дракко. Подаренный Вороном конь, наследие Оскара Феншо, наверняка давно уже лежал мёртвый где-нибудь на берегу Лисьего ручья. Но даже мысленно Робер не отваживался назвать пирофора иным именем, словно тем самым подтвердил бы существование неведомого.

Горизонт полыхнул, и глаза на мгновение ослепли. Робер отважился приподнять голову. Скорее наитием, чем зрением он понял: это рассвет. Алое солнце поднялось над вершиной башни, зажглось дневным золотом, и всё, что казалось кровью, стало брызгами чистого света.

Дракко сделал последний рывок. Мощные стены метнулись навстречу, заслоняя собою весь горизонт. Ротонда выросла, как стройный гигант, прямо перед ними. Робера тряхнуло, он непроизвольно разжал руки и съехал вниз на базальтовые плиты у самого подножия, подняв в воздух облако песка и многовековой пыли.

Он всё-таки добрался до башни!

Падение вышло на удивление мягким, словно замедленным во времени. Барахтаясь на земле, Робер почти с наслаждением почувствовал прикосновения старой каменной кладки и живое тепло рассветного солнца, пронизавшего пространство своими золотыми стрелами.

Дракко привёз его в самый центр Гальтары.

Древняя мёртвая столица – неужели она лишь пригрезилась ему? Робер не мог понять: только вчера он очнулся в Олларии, где видел Ворона и Дикона, который умер – или не умер? Робер помнил, как искал Дракко во дворе полуночной Нохи и как нашёл пирофора на берегу Лисьего ручья – всё это казалось картинами бессвязного сна, где Талиг и Алат прихотливо менялись местами. Но ночь прошла, и вот день застал его там, где по законам естества его просто не могло быть: в Гальтаре, пустынной и заброшенной столице его предков.

«Руины, с ними каждый год

Теряющие связь порталы,

Дворцы, что превратились в скалы,

Где только птица и живет»,[1] —

строки эпинского поэта, посвящённые развалинам древнего города, всплыли в памяти Робера сами собой.

Кто-то призвал его сюда – или в Олларию? Почему его душа беспокойно мечется, словно кто-то знакомый назначил ей несостоявшуюся встречу? Отсюда ли начинался его путь в ночную Ноху, или в Гальтаре он должен был закончиться?

Он провёл здесь время до полудня, гадая, жив он или всё происходящее и есть смерть. Полулёжа на каменном пороге башни, он рассматривал Холм Абвениев, высившийся перед ним: прежде Робер никогда не видел его, но тут узнал мгновенно, как узнаёт родные места изгнанник, родившийся на чужбине. Дракко – новый Дракко – равнодушно блуждал среди чахлой растительности, пробивавшейся между базальтовых плит. Он, похоже, не нуждался ни в воде, ни в пище; само гальтарское солнце возвращало пирофору истраченные силы. И Робер тоже чувствовал, как вместе со светом новая жизнь вливается и в него.

Оглядевшись, он понял, что башен в Гальтаре на самом деле четыре: ещё три ограничивали горизонт с востока, севера и юга. Дракко сбросил Робера у западной: лучи поднимающегося солнца заливали светом её всю, словно купая в золоте. Робер ясно видел рельеф древней кладки и пробитую в камне низкую дверь, ведущую в круглую тёмную залу. На её пороге он и лежал. В двух шагах от входа валялись какие-то обломки, и Робер, вяло заинтересовавшись, протянул руку, чтобы подгрести их к себе.

Это оказались обломки старинного лука. Медленно перебирая их, Робер опознал каждую деталь: гладкую твёрдую рукоять, словно отполированную многими прикосновениями; два гибких, упругих плеча, до сих пор не потерявшие формы; прочные концы с зацепами и прорезями для тетивы.

Самой тетивы не было, как не было и стрел. Робер с некоторым недоумением покрутил в руках деревянные обломки: они казались какими-то незаконченными и в то же время – совершенными. Словно древний мастер пошёл иным, неведомым путём, создавая особый лук – и в гневе разбил его, забросив обломки во тьму.

Робер зачем-то взял их себе. Он завернул их в полу рубашки и, с трудом вскарабкавшись обратно на спину Дракко, отправился искать человеческое жильё. В нём внезапно проснулся зверский аппетит.

Гальтарская область лежала в руинах. Робер с трудом вспомнил, что несколько месяцев назад здесь произошло сильное землетрясение. Редкие крестьяне – местность эта никогда не отличались плодородностью – в страхе покинули свои жалкие лачуги, угнав скот и забрав всё сколько-нибудь ценное. Но в нескольких хорнах от Гальтары Роберу повезло: одинокая старуха, оставшаяся на окраине брошенной деревни, приютила его.

Покинутое село называлось Молло.

Доброй Динучче – так звали старуху – землетрясение скорее оказало услугу: скарб погибших соседей и пара заплутавших коз, лишившихся своих хозяев, стали для неё целым состоянием. Женщина она была сердобольная: уложила Робера в лучшем углу (её хижина каким-то чудом не пострадала при землетрясении), накормила здешним кислым сыром и вяленым мясом, напоила молоком с мёдом. Пища была простой, земной, будничной; Роберу как-то не верилось, что в посмертии можно ощутить подобный неприхотливый, сдобренный здешней пылью вкус.

Он ел за четверых. За неделю, которую он провёл у Динуччи, он полностью уничтожил её месячный запас.

Силы понемногу возвращались, а вместе с ними и ясность сознания. Целыми днями лёжа во дворе на солнышке, Робер ел, пил и размышлял. Странный зов, вырвавший его из многомесячного забытья, не давал ему покоя. Ему казалось, что звал сюзерен.

Спал ли он прежде? Или спит сейчас?