Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны - Корчевский Юрий Григорьевич

Немцы уже рядом, шагах в пятнадцати. И вдруг – приглушенный русский матерок. Немцы точно так витиевато не умеют. Прилучный сперва растерялся. Потом приказал жестом своим бойцам лечь и в голос сказал:

– Бойцы, не стреляйте, мы свои. Старшего ко мне!

Замешательство, бряцание оружия, лязг затворов и тишина. Потом приглушенное:

– Вы кто такие?

– Разведгруппа. Старшего ко мне.

Михаил и сам в окружении был, окруженцам сочувствовал. Из темноты возник военнослужащий. В темноте петлиц не видно, но выправка и голос – командирские. Поперек груди – трофейный автомат.

– Мы из конно-механизированной группы генерала Болдина, – представился человек.

– Сколько вас?

– Три десятка, пока разведываем путь.

Генерал Болдин начал воевать с первых дней. Под его руководством была боеспособная группировка из 29-й моторизованной дивизии, 7-й танковой дивизии, но без стрелкового полка, 8-го танкового полка 4-й танковой дивизии и двух кавалерийских дивизий – 6-й и 36-й. Группировка сильно потрепала немцев, но сама под Белостоком потеряла около двухсот танков и порядочно личного состава. Тем не менее от Гродно шла на восток по немецким тылам, непрерывно участвуя в боях, теряя технику и бойцов. Для немцев эта группировка была как заноза, сильно беспокоила, отвлекала силы. Забегая вперед, можно сказать, что вышла из окружения группа 11 августа, 1654 человека, из которых 103 раненых. Не бросили никого, тяжелораненых вынесли на самодельных носилках.

Михаил задумался. Его задача – взять «языка». Но три десятка бойцов через передовую не просочатся незаметно, скорее всего, с боем прорываться будут. На ноги поднимутся все, и назад группе Михаила будет не пройти. Очень некстати.

А боец спрашивает:

– До передовой далеко?

– Километра два, но это не точно, сам понимаешь: темнота и карты нет, сориентироваться сложно.

– Это да. Не проведете через немцев?

Михаил с ответом замешкался. Надо бы, но тогда как с «языком»? Получится – невыполнение приказа. Боец догадался.

– «Языка» взять надо?

– Приказали.

– Можем отдать одного, мы двоих ведем. Офицеры, но кто – не знаем языка. Ни допросить, ни документы прочитать.

У Михаила как гора с плеч свалилась. Нет, ну надо же, как повезло!..

– Не страшно, я немецкий знаю. Попробуем выйти тем путем, как сюда шли. А вы нам одного фашиста.

– Да хоть обоих. Для нас они обуза.

Объединились. Михаил повел воинов по пути, который только что проделал. То ли везение, то ли высшие силы помогли, а через немецкие позиции прошли без стрельбы. Дело к утру, у часовых внимание притупилось. Уже перед своими окопами услышали окрик.

– Стой! Кто идет?

Михаил пароль назвал. У часового глаза на лоб полезли от удивления. Уходили четверо, а вернулись три с лишним десятка. Часовой вызвал командира взвода. Выходящим из окружения полагалось сдать оружие и документы, пройти проверку. Командир группы Михаилу руку пожал.

– Спасибо, боец. А пленных обоих забирай.

Вот уж повезло так повезло! Заявились в штаб полка, к ПНШ по разведке. Группа из четырех человек взяла двух «языков», да каких! Один в чине гауптмана, второй – майор. Старлей тут же допрашивать принялся, а переводил Михаил. Бойцов отпустили отдыхать. К утру у Прилучного глаза слипаться стали. Ночью не спал, да еще нервы напряжены до предела были… Но не зря трудился, пленные дали ценные сведения. Напоследок старлей сказал:

– Вас всех забираю к себе. В разведвзвод. Корепанова представлю к младшему сержанту, тех двух – к ефрейтору. Комполка присвоит, приказом в разведвзвод переведет… Ну, сутки на отдых, утром в штаб. Будете учить звания, знаки родов войск и прочее.

Это старлей не знал, что Михаил еще и окруженцев вывел. Потом узнал, конечно, и когда новые бойцы разведвзвода прибыли к нему, укорил старшего группы:

– Что умолчал об окруженцах?

– Так они не пленные, свои. К заданию отношения не имеют.

Весь день старлей проводил занятия. Показывал трофейное оружие, как с ним обращаться, заряжать. Все бойцы небольшой опыт обращения с германским оружием имели. Потом изучали погоны вермахта. Старлей на такой случай принес небольшой холщовый мешочек. Запустил туда руку, вытаскивал погон, показывал.

– Это обер-канонир, старший артиллерист. В танковых подразделениях – обер-панцерсолдат, а у саперов – обер-пионер. Как у нас ефрейтор. Вот как Щедрин со Студеникиным. Ясно?.. Как узнать род войск? По ваффенфарбе – это окантовка погон, петлиц, кант фуражки. Белый цвет – пехота, розовый – танкист, красный – артиллерия, черный – саперы.

С первого раза трудно запомнить даже цвета ваффенфарбе. А еще буквы готическим шрифтом. К вечеру от погон, петлиц, нарукавных значков, шевронов и прочего – голова шла кругом. Но знания эти были необходимы. Опытный взгляд сразу определит род войск, полк, выслугу лет, ходил ли в штыковую атаку, ранения и прочее.

За весь день два перерыва – на обед и на ужин. А потом снова учеба почти до отбоя. Понятное дело, ПНШ торопился дать основы. Обидно будет взять языка, а он обер-фенрихом ветеринарной службы окажется, который ценных сведений дать при всем желании не может.

Студеникин сказал:

– Не хочу в разведке служить. В пехоте проще – увидел, убил, и все. Хороший немец – мертвый немец. И хрен с ним, какая там у него окантовка на погонах!

– Так! – пресек ненужные настроения Михаил. – В армии служат не где хочется, а где приказано. Ефрейтор Студеникин! Что такое невыполнение боевого приказа, знаешь?

– Да знаю, не дурак…

– А раз не дурак, то умным и будь. И все, братцы, давайте спать! Чувствую я, что завтрашнюю ночь спать не придется.

Следующим днем были занятия по захвату пленных. Один из бойцов изображал немца, другой пытался его «взять». Не получалось, потому что «немец», во-первых, знал, что на него нападут, был наготове. А во-вторых, не было навыков. Пусть неслышно подползти, убить ударом ножа даже и получится, но в разведке не труп нужен, а живой фриц, причем способный говорить. Если при захвате его ударить по голове прикладом, толку потом не будет. Либо память отобьет, либо окажется перелом костей черепа, и пленный умрет на нейтралке. Обидно получится. Взяли, тащили на себе, а он помер. Поэтому сам момент пленения важен.

Старлей наставлял:

– С пленным нежно обращаться, не травмировать. Тогда для командования он ценным будет, допросить можно.

Странно было слышать, что с фашистом надо нежно обходиться. Разумом понимали, а душой – нет. Немец – он враг, его уничтожать надо.

Старлей учил, как сбить с ног, заткнуть кляпом рот, связать руки пленному его же брючным ремнем. Получается прочно и надежно, а если побежит, то брюки свалятся, и пленный упадет. А поскольку руки связаны сзади, то шлепнется мордой о землю больно.

А еще учил, как ножом снимать часового, чтобы быстро получалось и без вскрика. Показал пару ударов. По-настоящему отрабатывать приемы не было времени. Разведчика надо обучать не один месяц, потом натаскивать в рейдах с более опытными товарищами. Тогда получится толк. Михаил понимал – их бросят, как щенков в воду. Выживут – их удача. После обеда дали отдохнуть, а с наступлением сумерек старлей вручил Михаилу нож в ножнах. И вздохнул тяжело. Не нож ему было жалко, а парней, которых учил во взводе, дал ножи, отправил в поиск, из которого не вернулись. Старлей ситуацию понимал. Рано необученных за линию фронта отправлять. Вероятность, что «языка» возьмут и вернутся – один к десяти. Но и выбора не было, у него приказ командира полка.

Около полуночи старлей сам вывел их в траншею.

– Насколько я знаю, минных полей у немцев нет. Как и у нас. Поставили бы, саперы есть, а мин нет… Ну, ни пуха ни пера!

– К черту! – теперь Прилучный улыбнулся.

Поползли из траншеи. Михаил еще днем видел, до немецких позиций метров триста. Знал еще с училища: на 700–800 метрах заметны движения ног идущего человека, на 300 метрах различимы цветовые пятна одежды, на 200 метрах – очертания головы, на 150 – кисти рук.