Александр Шакилов - Осторожно! Мины!
Ведь последняя игра.
Финал.
Азиата, который выдавил глаза товарищу, раздели и сунули в симптоматор. При этом он оказал яростное сопротивление, за что был слегка избит охраной.
— М-м-ма-акс, п-па-а-азна-акомься! — Аполлинарий привел на поклон сородичей-новичков.
— Зззе-эвсс!
Серьезный морф, помесь человека и летучей мыши. На гражданке был курьером, порхал меж небоскребами, планируя в восходящих потоках воздуха. Макс попытался представить, как это: прыгнуть в пустоту и падать, раскрыв кожистые крылья… и боль в костях, и сердечко, лопаясь от напряжения, качает кровь… Он тряхнул головой, прогоняя наваждение.
— А-а-а-а-аффф… Афра-а-адит-та!
Самка, значит. Определить пол, если б не имя, было бы невозможно: ни молочных желез, ни широких бедер. Колоритная особь. Нижние лапы, пардон, ноги у нее как у кенгуру: длинная широкая стопа, мощные мышцы, бедра от ушей. В прямом смысле. В смысле уши свисают до бедер. Солидные такие лопухи, заячьи. Афродита, блин. Пенорожденная.
— Очень приятно, очень. Сыграем в футбол? — расшаркался Мцитури.
— С-с-сссыгра-аем! — жеманно оскалилась (улыбнулась?) Афродита.
Все, время для разговоров закончилось. Готовность номер один. Ваш выход, господа.
— Руки за голову! Бегом! Не отставать!
Грохочет эхо в перешейках коридоров. «Толстые» новобранцы проклинают опрометчивый выбор наряда. Из семи ветеранов лишь один «толстый» — Дмитрий Семенович Нисизава, мальчишка, которому еще и шестнадцати не исполнилось.
На бегу охранник, на голову выше Макса, вещал в мегафон:
— Только мертвый не играет в футбол! Остановиться — смерть! Не проявить волю к победе — смерть!
Прописные истины для поднятия настроения.
Команда выстраивается у ворот портала. Титановые перекрытия и силовые поля. За ними — выход на поле. Диафрагмы закрыты, поверх — ржавый засов. Снаружи — гул возбужденной толпы. Предчувствие бойни пьянит зрителей: скоро!
Скоро захрустят под ногами обломки костей, а напряженные скулы игроков омоются горячей кровью из рваных ран. Скоро! Ско-о-ор-ро-а-а…
Хриплое дыхание. Волнение новобранцев смешно ветеранам, но никто даже не улыбается, ведь грешно смеяться над чужим страхом. И глупо: страх не бывает чужим, страх всегда общий — ледяным потом он переливается от тела к телу. Для страха нет преград, нет высоких стен и глубоких рвов. Игроки — сообщающиеся сосуды. Страхолюдины, а не люди. Колбочки-пробирки.
«Мы все умрем!» — слышно в хриплом дыхании и дрожи бронежилетов.
«Умрем…» — пульсируют вены.
Сердце трепыхается, будто проткнутое шилом, дергается подранком-поросенком в крепких руках — все тише, тише… все.
Бронеплиты ворот. Автоматические пушки, подвешенные на турелях к потолку. Сегментные створки внутреннего контура. Вот куда привели сборную Вавилона. Снаружи — полиуретан беговой дорожки, футбольное поле и трибуны.
Морфы держатся вместе. Трио уродов, надругательство над природой.
Китаец с индейцем. Родственные души?
Дамочки тоже нашли общий язык. Амазонке что-то вкачали, она ожила и вцепилась в ладошку секс-бомбы. Девушки молчат, испуганы, напряжены.
Скоро.
— Здравствуй, Максим. Живой, чертяка, живой. — Тучное тело вползло в зону обзора: пивной живот, бледная плешь и лицо в синих прожилках.
— Извините, мы знакомы? — Макс удивлен. Что это за человек? Как он оказался у ворот портала, ведь «Посторонним вход воспрещен»? Не игрок, не охранник… Как пробрался? Что ему нужно?
— Ты ж с начала сезона играешь. А я… Ну, вспомни! У тебя что, амнезия? Вспомни!
— Травма, контузия, не помню. Мы знакомы?
Сзади кто-то истерично захихикал. Первый труп, скривился Макс, истерика в строю — к первому трупу. Верная примета.
— Это тебе. — У толстяка на ладони таблетки и капсулы. Разноцветные, несколько штук.
— Мне? — удивился Макс.
— Тебе. Бери, не стесняйся. Витамины.
Удивляясь себе, Мцитури послушно проглотил две коричневые капсулы, три синих кругляка и пяток желтоватых прямоугольников. Зачем?
Почему он это сделал?!
— А другим? Остальным игрокам? Мы ведь команда.
— Обойдутся. Ты, наверное… Ты не помнишь. Меня Касиус зовут. Для друзей — Касси.
— Очень приятно. — На самом деле Максу плевать на этого странного толстяка.
— Не поверишь, Макс, но когда-то давно в футбол иначе играли: без мин.
— Это уж точно — не поверю.
— А болельщики из года в год приходили фанатеть за своих любимцев.
— Из года в год? — Максу смешно. Средняя продолжительность жизни футболиста — два с половиной тайма. Вечность в сравнении с комариным писком.
— Из года в год! Это здесь и сейчас названия клубов — не больше чем торговая марка, логотип живодерни на выезде…
Сквозняк теребил пушок на шее шведа, стоявшего перед Максом.
— Вот, к примеру, ты! — Касиус вытаращил глаза. — Ты играешь за сборную Вавилона. А против сборной — боливийский «Стронгест». И что это значит, а?
Макс пожал плечами:
— Ничего.
— Правильно! Визжащие придурки на трибунах вряд ли знают, какие команды сегодня выйдут на поле. Они пришли посмотреть на то, как сорок человек будут умирать в течение полутора часов. Ты это понимаешь?!
Макс поморщился: незачем так орать.
— Я — командир саперной роты. Это я планирую разметку. Узор мой. Где и какие мины уложить, чтобы одна не сдетонировала от другой, сколько тротила отмерить, чтобы ослабить заряд, — это все я. Одна боевая мина обе команды за раз положит, понимаешь? Я должен такую мину кастрировать, чтобы одного убила, а остальных не тронула. И чтобы осколки зрителей не покалечили. Это искусство, Максим, настоящее искусство!
— Искусство? Быть убийцей — искусство? — Макс все еще не мог поверить, что этот толстяк действительно командир саперной роты. Макс представлял главного убийцу футболистов… ну, стройней, что ли.
— А хочешь, я расскажу, почему ты до сих пор жив? — Толстяк покраснел, носовым платком суетливо протер лицо и шею.
Жив до сих пор…
— Хочу. — Макс действительно хотел это знать.
— Ты знал разметку каждой игры. Ты знал узор. Знал, куда можно ногу поставить, а куда нельзя. К черту везение, ты просто знал. И сейчас знаешь. Но за все нужно платить. Ты помнишь цену, Максим Мцитури?
Цена? Что еще за…
Может, все дело в автоматных грядках?
Глава 20
АВТОМАТНЫЕ ГРЯДКИ
Дверь с грохотом распахнулась. Сначала в рабочий кабинет Макса ввалилось жирное брюхо, а затем уже остальные части тела куратора. Этот самоуверенный вояка — один из многих, что ошивались в Технопарке, — был не на шутку взбешен.
Макс даже не пытался запомнить имена и звания военных. Азиатские лица майоров, полковников и генералов практически не отличались: невыразительные, без родинок и прыщей, носы пуговками. И этот такой же. Стандартная модель военного-буси типа «офицер обыкновенный». Скорее всего клон. С некоторых пор Министерство обороны завело моду использовать специально выращенных бойцов. Комитет по правам людей и зооморфов усердно делал вид, что не замечает эти генные художества. С армией надобно дружить. Мало ли…
Серый пиджак куратора неприлично расстегнулся, не смея стеснять желудочную мозоль, выпирающую из-под ремня.
— Ахо! Бакаяро![50]
Макс с сожалением отложил единожды надкушенный бутерброд и лучезарно улыбнулся гостю. Мол, коллега, что это вы такой взъерошенный? Игнорируя улыбку Макса, вояка через весь кабинет — обутый! — рванул к столу, марая татами надраенными до блеска ботинками.
— Как?! Как это произошло?! Как это вообще могло случиться?! Я тебя спрашиваю! Ты отдаешь себе отчет?! — У куратора истерика или же психическое заболевание, требующее немедленной госпитализации и шоковой терапии. После трепанации и клистира.
Насладившись видом багрового лица гостя, Макс перевел взгляд на золотых карпов, нарисованных на обоях. Откинувшись в кресле, он подмигнул куратору:
— Уважаемый, кричать не надо. Вы же не дома.
— Что?!! Да как ты… щ-щ-щенок!!! Из говна достали, обратно и закопаем!!!
— Уважаемый, будьте добры, покиньте мой кабинет. — Макс встал из-за стола. Рукав его кимоно указал куратору, куда именно тому уйти. — Вы плохо слышите или вызвать охрану?
На лице вояки одновременно отразились недоумение и гнев, подбородок задрожал.
У порога куратор обернулся:
— Сгною.
Дверь мягко закрылась. В воздухе витал отчетливый запах пота и дорогого табака. Montecristo Habana или Cohiba?[51]
Сев в кресло, Макс перепрограммировал код замка. А то врываются, понимаешь, без стука.
Противно задребезжала приклеенная к столешнице пленка телефона — чудо нанотехнологий, голограммная трубка, звук, направленный с учетом координат абонента в пространстве.
