Артем Каменистый - На руинах Мальрока
Может он и прав — болты, если честно, получились не ахти. Мой арбалет был неприхотлив к боеприпасам, но широкое оперение создавало неудобства при заряжании и могло отразиться на меткости. Переделывать оперение задача слишком трудоемкая, тем более в таких условиях, да и некогда возиться. Сойдет и так — для близкого боя разницы нет, а для дальнего…все равно я не снайпер.
Засад не встречалось, погоня тоже не показывалась. Я считал, и со мной все соглашались, что выследить нас невозможно. Даже зная направление движения придется держать в отряде хорошего следопыта — он должен быть не хуже чем наш Люк. Если на лесной земле отпечатки шестнадцати копыт и слепой не потеряет, то на каменистых проплешинах, что часто встречались на вершинах холмистых гряд, или в руслах речушек надо постараться. А после того, как в полдень прошел серьезный ливень, и на песке в сосняках трудно определить, копыто здесь поработало до дождя или просто давняя впадинка в хвойной подстилке.
Но с другой стороны недооценивать Хорька глупо — вчера, на реке, он уже показал, что стоят все наши увертки против его предусмотрительности. Быстро найти четверку отличных стрелков, обеспечить их загадочным допингом для лошадей, послать на опережение. Не отлеживайся мы за бортом, легли бы все — засада вышла очень эффектной.
На месте противника я бы устроил очередную засаду на подходе к крепости — ее нам точно не избежать. Но Канфидус, знакомый с пограничными порядками, сказал, что нашим врагам там придется несладко. Это не столичный гарнизон с пьяными кутежами и полным отсутствием такого понятия как дисциплина — здесь каждый понимает, что малейшая безалаберность может привести к прискорбным последствиям. Так что патрулировались окрестности серьезно и появление посторонних солдаты не пропустят. Если люди карающих и сумеют избежать их внимания, то лишь ценой серьезных усилий по маскировке. Не сумеют — новость о появлении инквизиторов узнают все, в том числе и солдаты герцога. А среди них, надеюсь, найдутся такие, кто поймет, что к чему, и не допустят нападения на нас. При таких условиях всякие усилия по созданию засад будут неэффективными — ведь усилия надо тратить на поимку беглецов, а не на увиливание от встреч с войсками короля.
К тому же я не переставал надеяться, что замысел королевы и герцога во всей его полноте карающим неизвестен. Возможно, они просто сели нам на хвост, не зная, куда мы, собственно, направляемся. Но, если сумели вычислить, что мы ушли по реке, то должны понимать — направлялись к границе. Возможно, думают, что мы продолжаем двигаться в том же направлении, и ловят именно там. Не знают, что свернув к границе, мы крюк сделали, ради, как казалось, безопасного водного маршрута. А теперь крюк этот срезаем по дебрям безлюдным.
Стремясь избежать новых встреч с карающими, мы менее всего волновались о том, что дебри эти могут оказаться не столь уж безлюдными, а те, кто обитает в столь укромных местах, как правило, неспроста скрываются от цивилизации.
* * *
Ночь прошла так же спокойно, если не считать проклятых сов, но утро принесло новую неприятность: раненная лошадь начала серьезно хромать. Идти наравне со всеми не могла, хотя мы и освободили ее от вьюков. Люк вместе с епископом изучил ее рану, и они пришли к однозначному выводу: животному нужен длительный отдых, иначе могут начаться совсем уж серьезные проблемы.
Лошадь серьезно замедляла наше продвижение и как ни жаль, пришлось ее оставить. Если повезет, достанется местным жителям, если нет — волки неплохо покушают. Некоторое время кобылка пыталась нас догнать, жалобно ржала, отставая все больше и больше — не хотела одна оставаться. Но вскоре эта душераздирающая сцена завершилась — остановилась на большой поляне, видимо выбившись из сил вконец.
А у нас наступила полоса неудач. Для начала уткнулись в болото. Люк заявил, что обход займет слишком много времени, и проще пройти напрямик, благо он нашел тропу, явно использующуюся людьми. Решили рискнуть — пойти по ней. И, разумеется, нарвались — неприятности в одиночку ходить не любят.
* * *
Под копытами перестало хлюпать — по сторонам, куда ни глянь, все еще зеленели мшистые кочки, но воды между ними уже не было. Впереди стеной поднимался мрачный лиственный лес — сырой, густой. Ничего — Люк найдет дорогу. Вон, как уверенно вышагивает, ведя свою лошадку на поводу.
Внезапно он остановился, уставился в сторону зарослей. Подозрительно напрягся. Впереди знакомо хлопнула тетива, и тут же еще одна. Лошадь Люка заржала, взвилась на дыбы, вырвалась, широкими неуклюжими скачками помчалась по кочковатому полю, почти сразу упала, провалившись копытом в торфяной капкан. Я, перестав на нее таращиться, быстро спешился. Вовремя — опять хлопанье луков, и уже моя лошадь, получив стрелу в шею, повторила тот же маневр.
Епископ спешиваться не стал — нахлестывая своего коня, помчался на противника. Люк, торопливо натянув лук, накладывал на тетиву первую стрелу. Опять хлопанье, но уже не по животным — попытались нашего лодочника пришить, пока он не начал огрызаться. Не удалось — он без сложного трюкачества плашмя шлепнулся на землю, тут же вскочил, выстрелил в ответ, и почти сразу еще: прибеднялся парень насчет своей слабой скорострельности.
Вероятно его прикрытие помогло епископу — тот добрался до зарослей, не потеряв лошадь. Вломился в кусты, взмахнул мечом. Кто-то знакомо нечеловечески заорал — так кричать могут только те, кто получил очень тяжелую рану…или смертельную. Сталкивался… помню…
Бросился на выручку товарищу, потеряв его из виду — лишь по треску ветвей под копытами коня и шевелению веток кустов понимал, где он сейчас буянит. Опять крик, но уже не такой трагический, и громкое ругательство, не слишком типичное для епископов:
— Сидеть мразь! Зарежу как свинью!
На опушке все было кончено: никто больше и не думал нас обстреливать. Под кустом лежал мужик в неопрятной одежде. Лица не разглядеть — длинный меч епископа расколол голову будто арбуз, но не слишком похож на тех, что нас на реке подкараулили. Те серьезно одеты были, а это будто бомж — в лаптях, куртка холщевая латанная-перелатанная. Штаны, правда, хорошие, шерстяные, но грязные до полного неприличия. Они настолько не соответствовали куртке, что можно смело большими буквами написать: "Украдено". Хотя и без надписи всякому понятно.
Рядом валялся лук — такой же деревянный, как и у людей карающего, но по исполнению и качеству отличался как ржавая "Копейка" от новенького "Мерседеса".
Или другие люди, или у карающих совсем плохо с обеспечением стало. Да и с кадрами…
Второй стрелок был жив — стоял на коленях, прислонившись спиной к дереву, и крупно дрожал, косясь на окровавленный меч в руке Канфидуса. Острие клинка плясало перед глазами. Рядом валялся такой же лук, да и одежка на пленнике из того же "секонд-хенда". Правда, штаны другие — холщевые, рваные, не всякое пугало такие напялить согласится. Зато сапоги кожаные, высокие, фасонистые. Тоже можно аналогичный штамп ставить — явно не в магазине купил.
Епископ, не оборачиваясь в мою сторону, пояснил:
— Их всего двое — других не видел, а бесшумно отсюда не уйти. Но надо проверить.
— Люк проверит — он уже вокруг землю носом роет.
— Это хорошо. Ты! — это уже к пленнику. — Вы кто такие?!
— Люди мы, — хрипло ответил тот. — Отпусти. А?! Я больше вам на глаза не попадусь. Простите — обознался сослепу!
Епископ совершил короткое возвратно-поступательное движение мечом. Мужик, взвизгнув, схватился за ухо — меж пальцев потекла кровь.
— Еще раз спрашиваю: вы кто такие?!
Догадавшись, что при такой системе допроса заминки и неточности в ответах будут поощряться столь же негативно, пленник ответил, похоже, откровенно:
— Я Анрол-ушастый, а это Дацик-рваный… был…
— Ты уже не такой ушастый, как прежде, к тому же мне меньше всего интересны ваши имена. Кто вы такие? Что делаете в этом лесу? Чем живете? Где живете? Быстро все рассказывай — у нас нет времени.
— Да тут мы живем — в лесу. Там, дальше по тропе, развилка будет с большой тропой. Если направо пойти, то деревню скоро увидите — там мы и живем. Что делаем… Ну… — глаза пленника воровато забегали, и он попытался отделаться мизером информации: — Ну охотимся здесь. Мед лесной, бывает, собираем. Вольные люди мы. Простые люди.
Взмах мечом, звонкий удар по руке, зажимающей ухо. Плашмя:
— Следующий удар сделает тебя одноруким! Говори правду! Всю правду!
— От мора мы здесь укрылись, еще в позапрошлом году, — плаксиво ответил мужик. — Ватага у нас была сволочевая — на волоке купеческом нанимались, струги сволакивая. Потом с другой ватагой слились — у тех атаман посмелее был. Подворовывали с ними на дороге и на волоке, а как мор пошел, так и укрылись здесь. Все равно на дороге опасно стало — заставы появились, и солдаты сильно озлобились. Здесь голоднее, но спокойнее. Да и атаман наш не промах — и здесь подработок находить может. Вон, вчера, целый отряд юнцов каких-то сумел захватить. В сарай закрыл; теперь, наверное, выкуп большой получит. Несколько удрать смогли, вот нас и послали в разные стороны — сыскать. Наши говорили, что среди них даже рыцарские сынки имеются — на границу шли. За таких можно много золота у папаш выручить.
