Александр Зорич - Полураспад
Так делала даже моя первая жена Татьяна, вот именно так выгибая пальцы и испытующе склоняя набок голову. Так делала даже Ильза, принцесса Лихтенштейнская, после посещения сочинского салона красоты с непритязательным названием «Шарм»! А все почему? Потому что все бабы скроены по одному лекалу.
Как, впрочем, и все мужики.
— Послушай, Тигрёнок, — начал я несмело, — а тебе не кажется, что это…
— Что это девка, так?
— Фи, «девка»… Не «девка». Девушка!
— Кажется, Владимир Сергеевич. Уж больно талия у него… то есть у нее… узкая.
Я посмотрел на Тигрёнка. Тот на меня. Нам было одновременно и смешно, и досадно, и чуточку страшно.
— Хренасе, — сказали мы в один голос.
Итак, выясняется.
Мало того, что нас обокрали. Так еще и обокрала нас девушка!
А кто у нас в Зоне девушки? Да никто.
Я лично девушку в Зоне не видел ни разу в жизни!
В качестве сталкера не видел, конечно. В барах-то пожалуйста, там сталкерские подруги попадаются… Ну или в качестве туристки — среди туристок изредка, раз в год, случаются даже условно симпатичные…
Ну то есть был еще, конечно, пресловутый сталкерский фольклор, по типу ОБС («один бармен сказал»)…
Мол, во времена легендарного Димы Шухова жила-была одна сталкер-девица, которую звали Василина, или Васенька.
Так эта самая Василина могла без всяких гаек да болтов по Зоне ходить, как по своей кухоньке. И, дескать, хабар эта самая Василина добывала в таких количествах, что пятеро ее братьев, которые остались без мамы и папы в далеком городе Мариуполе, ни в чем не нуждались: едали на серебре и золоте, чин чином, и поступили потом все пятеро, как положено, в Московский Государственный Институт Международных Отношений, на коммерческое отделение. На дипломатов учиться.
Но ни одной фотографии этой самой Василины я не видел! И ни одной видеосъемки! И никогда не знал лично никого, кто мне поклялся бы, что Василину эту видел и осязал как реального человека. Говорят, была эта Васинька плечистой шатенкой ростом 190 см. С длинной, до пояса, косой. Верите? Я — нет.
Кто у нас еще?
Еще имелся у нас персонаж по имени Евгения Петровна.
Когда я был зеленым долбоклюем с претенциозной кличкой Сэнсэй, ходили слухи, что орудует в Зоне особа предпенсионного возраста. Пред-пен-си-он-но-го.
Звали ее также тетей Женей. Припоминаю, говорили, что тетя Женя охотится исключительно за «черепаховыми панцирями», которые ее муж (говорили, существует и такой) сбывает какой-то загадочной израильской фирме за нормальное ловэ. По поводу того, что они там в Израиле делают с артефактом «черепаший панцирь» (который «сгущает» вокруг себя любую физическую среду, в которой оказывался), строилось много гипотез, включая самые странные. Помню, мой побратим Кнопка утверждал, что «панцирями» что-то там делают с бензином. Повышают его октановое число или что-то вроде.
Ну а кроме Евгении Петровны… Ничего на ум не шло.
Сталкерские подруги и туристки — те, конечно, не в счет.
С подругами все более или менее ясно. В эту категорию женщин заносила либо жадность (сталкеры — пацаны при деньгах), либо глупость (сталкеры — крутые пацаны, которым сам черт не брат), либо любовь (которая зла, поэтому, как обычно вводите козла).
Обычно же сочетание первого, второго и третьего, которое зовется «жаждой полноценной жизни».
Что же до туристок, то все женщины-туристки были гребанутые. Потому что нормальная женщина, имея немалые деньги на нелегальную туристическую «ходку», в Зону не пойдет ни за какие коврижки. Потому что это вредно для здоровья. Это старит. И главное, совершенно невозможно ходить по Зоне на каблуках!
Вот такой вот получался шерше ля фам.
И выводы из всех этих рассуждений следовали какие?
Да хрен его знает.
То ли такие, что раз нас обворовала женщина, то найти ее будет легко. Ну или, скажем, чуть легче, чем вора-мужчину.
А может, и такие, что раз мы имеем дело с женщиной, которая не боится ходить по Зоне одна, да еще и не дрейфит попятить у такого опытного добытчика, как Комбат, его хабар в самом сердце Грибного Леса, значит, найти на нее управу будет очень нелегко. Потому что скорее всего это не женщина, а сам дьявол в юбке.
Впоследствии оказалось, что насчет дьявола в юбке я был как никогда близок к истине.
— Вот поглядите, что я нашел, — громко сказал Тигрёнок.
Я обернулся. На указательном и третьем пальце мой спасеныш распялил резинку для волос. Розовую, как шиповников цвет. На резинке висел длинный черный волос.
«Это её…».
Глава 12. Погоня
I follow you
you smell so good
I find you — so good.
You Smell So Good, RammsteinЗавтракали мы с Тигрёнком в подавленном настроении.
Я мысленно называл нас словом «лузеры», которому научил меня подопечный турист Джереми. Почему бы и не лузеры? Ведь слово «лузер» — оно происходит от английского глагола to lose, терять. Потеряли хабар — лузеры.
Думал же я о том, как искать воровку.
И чем больше думал, тем вернее мрачнел.
То есть я не исключал, что благодаря какой-то случайности мы найдем ее за пределами Зоны — например, столкнувшись с ней нос к носу на рынке в Красноармейске, где сталкеры самого низшего разбора толкают таким же лохам, как они сами, самые дешевые артефакты. А вдруг она пойдет туда продавать «ножницы» и «подсолнух»?
А может, благодаря еще более случайной случайности мы столкнемся с мерзавкой в самой Зоне? В тот момент, когда ее будут курочить две упитанные химеры и два-три бюрера…
Да-да! Химеры! Мы укокошим химер, завалим бюреров и спасем красу-девицу от неминуемой гибели.
Тогда она растрогается, с искренними слезами на глазах извинится перед нами за то, что совершила, и вернет нам наш хабар с обещанием помогать нам словом, делом, а главное, деньгами до конца своей жизни!
«Интересно, как ее зовут?» — спрашивал себя я, перемалывая челюстями сухой крекер со вкусом креветок.
Получалось беспонтово. Ни один следопыт — в том числе и ни один Комбат — не сможет удерживать след другого сталкера сколь-нибудь длительное время. Ну вот, положим, обнаружим мы следы воровки. Неким загадочным образом. Ну начнем преследование. Но вот уже рассчитывать на то, что рано или поздно оно увенчается успехом, никак не приходится.
А что у нас техника? Ведь все-таки двадцать первый век, прогресс. В Японии вон даже биде к спутниковому телевидению подключены!
Я вновь вспомнил о Синоптике с его тройным тарифом. Позвонил.
— Алё, Синоптик? Как дела? — спросил я наигранно-бодрым тоном.
— Как в Польше. У кого толще, тот и пан.
Уже по первым словам я понял, что он снова выпимши и расположен поболтать.
— Что-то случилось? — поинтересовался я.
— Зуб вырвали… Коренной! Шестерку!
— Какой кошмар!
Я знал: о себе любимых — о своих зубах, своих болячках, своих детках и пищевых привычках — люди способны говорить часами, десятками часов. А если кто поддерживать такие разговоры не может или не хочет — тот, значит, враг народа, и тому не будет ни помощи, ни содействия. В то время как мне нужна была от Синоптика именно помощь. И именно содействие.
Поэтому я политично спросил:
— А наркоз-то хоть давали? Ну, когда зуб тебе рвали?
— Давали. Но больно было все равно, — заявил Синоптик по-мальчишески плаксиво.
— А я про наркоз стишок смешной знаю, — как бы невзначай ввернул я.
— Стишок?
— Да. Ну то есть может тебе не понравиться…
— Понравится.
— Тогда слушай:
Быстро подействовал общий наркоз,
Доктор со скальпелем руку занес…
Долго хвалили коллеги врача,
Свежее мясо домой волоча!
Синоптик громко заржал. И ржал довольно долго — минуты полторы, то и дело переходя на надсадный кашель курильщика, а из кашля снова возвращаясь в жизнерадостный гогот.
Таким образом, его смех стоил мне никак не меньше трех полных обойм к пистолету «Хай Пауэр». Но я надеялся, что они в итоге окупятся, ибо то, о чем я собирался просить Синоптика, было делом определенно непростым и по-своему опасным. В таких случаях почву надо подготавливать с особым тщанием и любовью.
Короче говоря, настроение у Синоптика вроде бы стало получше. Даже на расстоянии я чувствовал — он улыбается.
— Ладно. Говори, чего надо, Комбат.
— Нелегального, конечно. Ты же меня знаешь.
— Нелегального? — ухмыльнулся Синоптик. — Да у меня большая половина услуг нелегальная. А вторая половина — сугубо нелегальная. Конкретику давай.
— Грибной Лес погляди за сегодняшнее утро. С пяти до семи.
Синоптик завозился, заерзал там, на том конце.
Как видно, подъехал на своем колесном кресле поближе к клавиатуре компа.
— Ну… допустим… гляжу, — сказал он. — Что именно глядеть?
