Александр Зорич - Полураспад
— …Но спальный мешок все равно один, поэтому… — продолжил за меня Тигрёнок, небесталанно имитируя мой занудноватый менторский тон.
— Спальный мешок тут ни при чем. Дело в том, что мы в Зоне. И то, что может служить весьма совершенной сигнализацией там, по ту сторону Периметра, — я махнул рукой куда-то в сторону Красноармейска, — зачастую является бесполезной игрушкой здесь. Начать с того, что здесь много электромагнитных аномалий. Некоторые из них вырубают сигнализацию на небольшое время — допустим, на десять-двадцать минут. А вот другие, позабористей, вырубают навсегда. Но мораль одна: ни на какую электронику полагаться на все сто процентов здесь нельзя! Вот были бы мы в Рыжем Лесу, там иное дело. А здесь лес — Грибной, и, так сказать, погоды здесь стоят другие.
— И что я должен буду делать, если вдруг какой-нибудь… ну, там, допустим, кровосос…
— Первым делом ты должен будешь разбудить меня!
— А вторым? Вторым делом?
— А вторым взять пистолет, — я протянул Тигрёнку свой «стечкин», — и выстрелить в этого «допустим, кровососа»!
— Но я же не попаду?! Что толку стрелять? — Лицо Тигрёнка выражало искреннее недоумение.
— Знаешь анекдот про петуха, который бежит за курицей и думает: «Не догоню, так хоть согреюсь»? Знаешь или нет?
— Не знаю. То есть знаю. Теперь.
— Так вот и ты должен действовать, как тот петух. И думать «не попаду, так хоть согреюсь». То есть, тьфу, напугаю кровососа. И вообще наведу кипеж.
— Кипеж? — Как видно, этого жаргонного словечка наш инопланетянин Тигрёнок тоже не знал.
— Ну да. Кипеж — это значит суета. Такая конструктивная, деятельная суета, отвлекающая противника.
— Ага. Понятно. Буду наводить этот вот… кипеж!
— Ну и отлично!
Мы с аппетитом поели — несмотря на усталость, оба мы были в хорошем настроении.
Я рассказал Тигрёнку историю о том, как Костя Тополь катался пьяный на катере по Москве-реке, пока не врезался в теплоход, где праздновал свое шестидесятилетие один очень задорный генерал-майор милиции.
А еще — историю о том, как четыре года назад я обменял «мамины бусы» на новенький мотоцикл «Хонда».
Ну а Тигрёнок рассказал мне, как несколько лет назад он пробовал поступать в музучилище по классу скрипки, но во время вступительного прослушивания, которое проходило на сцене филармонии, упал в оркестровую яму. А все потому, что от лекарства, которое он принял, чтобы уменьшить абитуриентскую нервозность, у него закружилась голова.
История была действительно смешная. И Тигрёнок рассказал ее довольно талантливо. Это было неожиданно — что такой беспомощный ботаник, как Тигрёнок, оказывается, все же способен рассказать историю, которая насмешит такого бывалого слушателя историй, как я!
А потом я велел ему ложиться спать, что он с удовольствием и сделал.
Я был благодушен по случаю богатой добычи и спасения из призрачных лап демосталкеров. И поэтому добр. Очень добр!
Я разбудил Тигрёнка перед рассветом — ему оставалось караулить каких-нибудь несчастных два часа (в то время как я сидел в дозоре целых четыре с половиной).
Я еще раз проверил все семь датчиков электронной охранной системы «Весна-3», сунул Тигрёнку в руки термос с кофе. И наказал ему быть паинькой, ни в коем случае не засыпать и не выпускать из рук рюкзак, где в контейнерах томился хабар.
Я был уверен, ничего дурного не случится. И снились мне такие классные, такие комфортные сны — теплое сине-зеленое море, облизывающее пенным языком мелкий желтый песок… Высокие палмлы, бросающие тень на лазурный бассейн, на берегах которого, словно бабочки, примостили свои красивые тела девчонки, а вот уже бредет к ним бармен, подозрительно похожий на Неразлучника из бара, что на Дикой Территории… И на подносе у него бокалы с разноцветными коктейльными зонтиками и спелые, сочные фрукты, среди которых моя любимая маракуйя…
В общем, у меня не было никаких дурных предчувствий. Представляете?
Я проснулся за две минуты до того, как начал свое монотонное вяканье будильник на моем ПДА.
Я ужом выскользнул из теплого спальника. Выключил будильник. Быстренько ответил на два главных вопроса сталкерской повседневности — «кто я?» и «где я?».
Полной грудью вдохнул рассветную свежесть.
Бросил взгляд в сторону родничка — там, возле тихо журчащей воды, я оставил недотепу Тигрёнка.
Помню, перед тем как заснуть, я в последний раз по-черепашьи выгнул шею, чтобы бросить контрольный взгляд на спасеныша — не добрались ли и тут до него какие-нибудь локальные полтергейсты?
Тьфу-тьфу-тьфу, все было в ажуре, Тигрёнок сидел, по-турецки скрестив ноги. Сколиотическая спина его была уперта в рюкзак с нашим хабаром. В руках он держал листик и огрызок карандаша — которые ссудил ему я.
На листке он собирался что-то писать. Не то любовное письмо к своей Алёне, не то драму в стихах «Демоны Зоны», не то завещание: «…а пару неодеванных носков «Адидас» и свою зубную щетку с эмблемой футбольного клуба «Динамо» я завещаю своему двоюродному брату Глебу, который живет в Омске…».
Два часа спустя Тигрёнок находился на том же месте, где я его оставил.
Однако не сидел, а лежал. Лежал же он в позе эмбриона, уютно скрестив руки на груди и подтянув к животу колени.
На его лице играла херувимская улыбка существа, которому уже ничего не надо от этой жизни, окромя счастья для всех даром и прочей духовности.
Ноздри его курносого носа с сопением втягивали сырой воздух.
Густо исписанный листок бумаги в клеточку и мой карандаш валялись рядом. Листок был придавлен булыжником, чтобы, значит, ветром не унесло. Рядом стоял мой термос.
В общем, наш Тигрёнок спал, господа присяжные и заседатели! Храпел! Дрыхнул!
В то время как рюкзак с хабаром… рюкзака с хабаром… при нем больше не было!
Хорошенькие дела, да?
Вначале мне показалось, я что-то напутал. Что у страха глаза велики.
Спорым шагом я обошел поляну и осмотрелся — ни под деревьями, ни возле моей лежки, ни у тропы. Никаких рюкзаков! Никаких одиноко валяющихся «подсолнухов» и «кварцевых ножниц»!
Я был так взволнован, что едва не зацепил плечом изрядную колонию грибов…
О, йопэрэсэтэикалэмэнэ! О, мать моя женщина!
Приходилось признать, что у нас с Тигрёнком, да что там «у нас», у меня, у опытного сталкера Комбата, увели прямо из-под носа один из самых ценных хабаров в моей сталкерской биографии!
Как тут не заорать благим матом?
Вот тебе и «новичкам всегда везет»! Везет-то везет!
Но, похоже, недолго!
По мере того как мое бешенство остывало, приходило любопытство — в профессорских очках и со следовательской лупой.
A как же сигнализация? Почему не просигнализировала? И вообще, «вот э фак из гоуинг он?» — как говаривал пиндос Джереми, мой трижды подопечный турист и заодно немножечко приятель.
Я бросился проверять датчики «Весны-3».
Как я и предполагал, датчики не работали. Их попросту отключили. Скорее всего — при помощи «сникерса», совершенно нелегального и довольного дорогого прибора, который производят рационализаторы и изобретатели зона-индустрии вроде покойника Лодочника. Надо же!
Как мне было тут не пожалеть о моих старых добрых «монках» — минах осколочных направленного действия, — оставшихся в схроне в Ёлкином Лесу? Вот их, мои «монки», никаким «сникерсом» не отключить!
Жаль только, весят мои дорогие «моночки» по пять кило каждая… Замахаешься с ними по Зоне шароёбиться!
Тем временем, как будто что-то учуяв, проснулся Тигрёнок.
Он поднял над холодной землей свою продолговатую, накоротко стриженную голову на тонкой шейке.
Пару раз безгрешно хлопнул своими девчачьими ресницами. Принял сравнительно вертикальное положение. И глядя на меня глазами новорожденного ягненка, поинтересовался:
— Что-то случилось, Владимир Сергеевич?
— Ничего особенного. За исключением того, что у нас украли весь хабар.
— Весь хабар? — механическим голосом переспросил Тигрёнок, который, я допускаю, со сна подзабыл значение слова «хабар».
— Да-да! Весь! И твои «кварцевые ножницы» тоже!
— И мои «кварцевые ножницы»? — Мутные со сна глаза Тигрёнка сделались большими, как чайные блюдца.
— Да-да, и твои «ножницы»! Так своей девушке болезной и расскажешь! Мол, то да сё. Заснул на посту, как младенец. И пока я спал, вор отключил сигнализацию и вытащил рюкзак с артефактами прямо из-под моей костлявой задницы! Так что болей дальше, любезная Алёнка, пока я вора не поймаю!
Что ж, я был зол не на шутку!
Причем злился я даже не столько потому, что у нас украли артефакты — стыдно сказать, но это мне было не в диковинку, много раз приходилось мне терять ценные находки, становиться жертвой воров, мародеров, забывчивости и халатности — и собственной, и напарника.
