Евгений Шкиль - Метро 2033: Гонка по кругу
– Это, шлюшка, кровь твоих любовничков, – прорычал бандит, – тебе на память.
Из туннеля появились двое других запыхавшихся отморозков.
– Мы еще встретимся, шлюшка, – сказал Лом и вместе с подельниками скрылся в проеме между вагоном метро и стеной.
Бандиты ушли, неотвратимая смерть обошла ее стороной. Ева села и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. Теперь, когда опасность миновала, весь ужас пережитого навалился на нее невероятной тяжестью. Самый лучший человек в метро, самый светлый и прекрасный в своей невозмутимости, погиб. Причем расправились с ним зверски, отсекли голову. Всего лишь несколько часов назад Ева впервые в жизни увидела Андрея Андреевича и Кирилла, но успела привыкнуть к ним, будто знала их с самого детства. Словно только что погиб ее родной отец. Будто не стало младшего брата. Не такого брата, как Вольф, а доброго и участливого.
Она лишилась семьи, которую быстро приобрела и столь же быстро потеряла. И не было больше цели, ради которой стоило жить в этом гнусном крысятнике. Людей лечить, в отличие от старого военврача и его ученика, Ева не умела, и открыть лазарет она не сможет. Она ощутила себя ничтожной, бесталанной дурой. Других таких спутников она больше никогда не найдет. Теперь оставалось лишь одно: сойти с дистанции, найти ближайшего ганзейского торговца сивухой и нажраться до беспамятства. А дальше… что дальше… дальше только сплошная тьма и бессмысленная пустота убогой жизни…
– Дамы и господа, вы только посмотрите, какая невероятная драма разыгрывается перед вашими глазами! – разнесся над станцией высокий мужской голос. – Эта плачущая девушка только что чудом спаслась от смерти! Ее напарники, скорее всего, убиты, и теперь нам жутко интересно, продолжит ли она свое участие в соревнованиях?!
Ева убрала ладони от лица, подняла голову. На нее с немым любопытством взирали десятки и десятки жадных глаз, которым действительно было жутко интересно смотреть на чужое страдание, будто в этом и заключалась вся их жизнь. Или, может, глядя на муки постороннего человека, они ощущают себя не такими уж забитыми и несчастными в удушливом мире подземелий?
– Между тем, дамы и господа, вы можете сделать ставки, – кричал букмекер в сером джемпере, видимо, решивший взять на себя роль ведущего. – Коэффициенты, естественно, поменялись, но до завершения Игр еще далеко. А мы пока спросим у нашей участницы: продолжит ли она борьбу за призовое место?
Ева посмотрела на толпу и поняла, что сойти с дистанции не сможет. Все эти уроды – от мала до велика, от жирующего богатея до последнего нищеброда будут глазеть на нее, ощупывать взглядами, перешептываться. Мол, посмотрите на нее, она нас неплохо позабавила. Жаль, конечно, что живой осталась, не тот накал страстей и чувств получился. Не дала как следует посопереживать, посочувствовать, пролить слезу над своей безвременной гибелью. Но все равно представление получилось неплохим. Можно даже поаплодировать, когда она поднимется по лестнице на платформу…
Нет, оставаться рядом с такими ублюдками Ева не хотела. Девушка поднялась, вытерла слезы, отряхнулась и зло посмотрела на мужичка в сером джемпере.
– Ну же, что скажет нам наша героиня? – выкрикнул букмекер.
– Да пошел ты, скотина!!! – огрызнулась Ева и спешно скрылась за вагоном.
– Дамы и господа, вот он – ответ настоящей амазонки, бесстрашной и целеустремленной! – не растерялся тот. – Делаем ваши ставки, дамы и господа. Напоминаю, в свете новых событий коэффициенты изменились…
Спрятавшись за вагоном от посторонних глаз, Ева извлекла из кармана пробирку с надписью «My OC». Вспомнив слова Андрея Андреевича о том, что главное – не цель, а движение к ней, она приняла окончательное и бесповоротное решение.
– Значит, это моя работоспособность, – прошептала девушка и выдернула затычку.
Высыпав весь до последней крупинки безвкусный порошок в рот, Ева запила его водой из фляги. Бросив пробирку на землю, раздавила ее берцем и проговорила, быть может, чуть громче, чем нужно:
– Я пойду до конца. Неважно, до победного или смертного, но до конца.
Глава 2
Последнее убежище
Ване Колоскову, нареченному Гансом Брехером, не давал покоя вопрос, почему для выполнения миссии штурмбаннфюрер выбрал именно их. Штефан считался лучшим среди мастеров заплечных дел и, несмотря на щуплый вид и небольшой рост, внушал своим жертвам, пожалуй, еще больший ужас, нежели предыдущий главный мучитель Пушкинской Байль, или, как часто его звали, Топор. Ваня прекрасно помнил одноглазого громилу, ибо попал под пресс его кулаков в тот злополучный день, когда ушел с Баррикадной из-за нелепого убийства товарища. Подозрительные наци пытались выяснить, не шпион ли Колосков, и ныне покойный Топор почти сутки методично избивал перебежчика.
Штефан был другим. Лицо палача с глубоко посаженными глазами, чуть припухлыми щеками и маленьким ртом внушало не то чтобы страх, – скорее омерзение. Особенно явственно чувство гадливости проявлялось у Вани, когда Штефан, пытаясь понравиться собеседнику, улыбался. Это как если бы увидеть улыбку ожившего мертвеца, во взгляде которого читалась неизмеримая зависть к живым и плохо скрываемое желание убивать.
Недоумкам вроде толстяка Генриха Штефан почему-то казался чуть ли не героем, но офицеры Четвертого Рейха относились к палачу с явным пренебрежением, даже с презрением. Наверное, не случайно недоростку-извергу дали фамилию Поппель, что в переводе с немецкого означало «тупица». И вот этому щуплому садисту с гигантским комплексом неполноценности доверили должность главного истязателя Пушкинской.
А теперь по непонятным причинам Брут выбрал для выполнения ответственной миссии Ваню и Штефана.
Впрочем, Ваня был рад, что покинул пределы Четвертого Рейха – впервые за полгода. Вооруженный, как и остальные, АКСУ и пистолетом Ярыгина, с почти пустым рюкзаком, он мчался по перегону в сторону Цветного Бульвара. Впереди маячила спина малорослого лысоватого Штефана, сзади то и дело слышались грозные окрики Брута, подгоняющего обоих. Периодически у Вани возникала мысль, что теперь-то он может удрать из Рейха на другую станцию. Главное – выбрать удачный момент, когда внимание штурмбаннфюрера отвлечется на какую-нибудь опасность, и скрыться во тьме туннеля или в удачно подвернувшемся полуразрушенном здании на поверхности. Однако в следующий момент парень вспоминал об Оле, и желание сбежать тут же испарялось. Куда она без него? Беззащитная, милая девушка среди безжалостного зверья…
Монотонно бегущий, погруженный в горькие размышления о своей невесте, Ваня не сразу заметил, что перегон закончился, и он мчится вдоль заброшенной станции. Парень притормозил, осветив платформу. Цветной Бульвар был необитаем, и лишь крысы длиною с человеческую руку сновали в смердящих кучах мусора. Что здесь могло привлечь этих отвратительных грызунов?
– Не останавливаться! – послышался сзади рык Брута. – Времени нет, бегом! Бегом, я сказал!!!
Ваня прибавил ходу. Минуту спустя группа вновь погрузилась во мглу туннеля. На станции было столь же темно и холодно, и особой разницы в ощущениях Ваня не почувствовал. Все так же жутковато и инфернально. Впрочем, для него, как и для большинства обитателей метро, тревожное ожидание давно стало привычкой.
– Стоять! – крикнул Брут.
Ваня и Штефан остановились, повернулись к командиру.
– Сюда! – штурмбаннфюрер ткнул пальцем в узкий проход, который Колосков даже не заметил.
Теперь первым шел Брут, за ним по узкому, беспрестанно петляющему проходу следовал Ваня, а замыкающим был Штефан. Вскоре они уперлись в стальную дверь, которую удалось открыть не без труда. За дверью оказался тупик с прикрепленной к стене лестницей, ведущей в узкий лаз. Штурмбаннфюрер повернулся, осветил фонарем товарищей и сказал:
– Лезем наверх, надевайте намордники. По поверхности пройдем чуть больше двухсот метров, но зевать никому не рекомендую.
Облачившись в противогаз, Ваня испытал странное чувство нереальности происходящего. Он далеко не в первый раз выходил на поверхность, и хоть не мог считать себя матерым сталкером, тем не менее новичком тоже не был. Но сейчас, когда обзор сузился до двух стеклянных окошек, а звуки стали глухими и далекими, он вдруг увидел себя как будто со стороны. Будто лезет по лестнице вслед за штурмбаннфюрером Брутом не парень с Баррикадной, а кто-то другой, яростно жаждущий заменить прежнего Ваню Колоскова. Такое странное чувство впервые возникло во время бегства в Рейх и теперь посещало его все чаще и чаще.
Брут неожиданно перестал подниматься, и Ваня чуть не ударился головой о ботинок штурмбаннфюрера. Послышался металлический скрежет, что-то гулко ухнуло. Парень поднял голову, увидел блеклый круг и понял, что Брут вывел команду на поверхность известным лишь одному ему путем. Полминуты спустя Ваня оказался посреди улицы и, держа автомат наизготовку, тревожно озирался по сторонам. Стояла темная безлунная ночь. Несмотря на декабрь, снега не было, но холод практически сразу пробрал до костей. Справа, всего в нескольких метрах от выхода, возвышался пятиэтажный, неплохо сохранившийся дом из кирпича. Как ни странно, почти все окна были целы, и стекла в разболтавшихся рамах позвякивали на ледяном ветру. На стене висела разбитая таблица. Ваня попытался ее прочесть, но разобрать надпись так и не смог.
