Юрий Иванович - Обладатель-двадцатник
После этого сам уселся на второй стул, чуть прикрыл глаза, расслабился и…
Евгений Олегович Кравитц увидел свою точную копию, стоящую посреди свободного пространства гостиной. Точно такую же, как он сейчас, в той же одежде и точно так же напряжённо дышащую после обильного переедания. Голова не поворачивалась, руки свободно свисали вдоль туловища. А вот взгляд отличался, оказался живым, подвижным и сразу вызывал неприятное ощущение: не был тупо направлен в одно место, а систематически перемещался. То есть просматривал обстановку перед собой то слева направо, то обратно. Словно сканировал, всё подмечая, всё оценивая и рассчитывая расстояния для своих последующих действий. Сразу понималось: дай обладатель команду «фас!», фантом так и бросится на собственный аналог, не задумываясь ни секунды.
А это уже было страшно. Журналист представил, как он борется сам с собой, и его чуть не стошнило. Почему-то сомнений не возникало, что он ему проиграет.
И хорошо, что создатель этого существа начал первый разговор.
Глава 11
Эксперименты
Иван специально уселся так, чтобы одновременно видеть и Кракена, и создаваемого фантома. Поэтому даже визуально распознал некий страх, который испытывал реальный человек к своему искусственному аналогу. Но при этом и свою Цепь просматривал на втором уровне подсознания, стараясь подмечать всё без исключения. Расход силы. Аурные всплески вокруг и внутри фигур. Тот же самый росток на матрице естества, который явно имел свои индивидуальные черты, отличные от матриц Ольги, Елены, Ульяны и тем более Галины.
Озадачивало наличие очень многих частиц, потоков, сияний и нитей, которые пока вообще не поддавались ни описанию, ни классификации. И все они проявлялись после определённых манипуляций со зрением. Эти манипуляции сильно мешали смотреть опосредованно, сбивали с ориентировки, но явно перебрасывали зрение в некие иные пространства.
Оставалось только констатировать:
«Это я вообще-то куда попал?.. Иной мир или как? В нём или ослепнуть можно, или рассудка лишиться… Не удивлюсь, что попавшие в сумасшедший дом люди, замечающие вокруг себя чертей или иных созданий, наверняка именно такое зрение себе случайно и приобрели. Бедняги… Но почему я раньше такого не наблюдал? Хм! Так ведь и не старался же! Причём такое зрение может появляться у обладателя лишь после создания Седьмого фантома. Или откуда оно взялось? Хм! Придётся одну ночь обойтись без секса и солидно с этой инструкцией разобраться. Если она не бесконечна…»
Заметив, что время утекает напрасно, а страх бедного Женьки только усилился, приступил к разговору. Причём начал не с банальных вопросов, а с весьма и весьма пикантных:
– Как звали девушку, с которой ты первый раз в своей жизни поцеловался?
– Лиля Загумённая, – бесстрастно ответил фантом.
– Ха! А почему же ты мне врал, что первой у тебя была Светка Харина?
– Хотелось похвастаться и набить себе цену, – последовало равнодушное признание. К тому моменту натуральный Кракен чуть пришёл в себя, меньше стал бояться и его глаза начали расширяться с возмущением.
– А когда мы в компании встречали две тысячи шестой год, куда ты исчез вместе с моей тогдашней подругой Валей?
– Мы спустились с ней в квартиру Лёшки Семёнова и там занимались сексом почти двое суток.
Тут истинный Кравитц уже не выдержал и завопил из своего угла:
– Грава, но ты же и так это знал! Кончай издеваться!
Иван почесал себя озадаченно за ухом и согласно кивнул:
– Знал. Но хотел ещё раз уточнить о твоём подвиге. Если бы не тот случай, у меня с Валей уже было бы трое или пятеро детей. Она ведь такая… С одной стороны – ты меня спас…
– Понимаю, понимаю! А с другой – подставил. Потому что ты женился на другой стерве, которая тебя обокрала до последней нитки и чуть в тюрьму не засадила.
Загралов скривился от неприятного напоминания:
– Увы… Но, как видишь, всё, что идёт, – к лучшему! Так… Контрольные вопросы прошли, и переходим к первому эксперименту. Учишься использовать внутреннюю связь со своим фантомом, что есть невероятно полезная вещь. Я мысленно называю цифру до десяти, он тебе это передаёт, а ты говоришь вслух. Если неправильно, он показывает тебе нужное количество пальцев. Поехали!
Получилось на удивление быстро, чуть ли не сразу, в чём Загралов и не сомневался. Но ему очень хотелось понаблюдать за процессом невидимого общения с позиции своей Цепи, из того, многогранного и цветного пространства. Но как ни присматривался, как ни варьировал со зрением и восприятием, ничего не ощутил. Из чего сделал вывод, что или сам не настолько развит, или фантом недостаточно совершенен.
А вот второй, обратный этап подачи сообщения никак не получался. Сколько Евгений ни тужился, как ни старался, его мысли до обладателя посредством фантома не доходили.
Подумали на эту тему, посудачили, и всё свалили на несовершенство только что воплощённого создания.
– Ладно, тогда попытаемся во время второго «разговора» вернуться к этому важному вопросу, – решил Загралов и развеял фантом. – А теперь, дружище, поведай мне о впечатлениях. Только честно, откровенно и как самому себе, хорошо? – Видя, что Евгений мнётся, строго добавил: – Не то придётся мне это всё выпытывать у твоего фантома, а так будет нечестно. Поэтому давай колись…
Выслушав исповедь, покивал головой и сказал, что он сам такое отношение-восприятие предполагал. Затем, не делая долгого перерыва, вызвал фантом второй раз. И теперь уже задавал вопросы совершенно иные. Причём каждый из них был связан с проверкой памяти господина Кравитца. И от прозвучавших ответов поразились не только оба друга, а и все остальные «дальние абоненты». Фантом помнил чётко каждую мелочь и прекрасно излагал о таких подробностях детства, школьных лет или сложной работы в последние годы, что не верилось. Казалось, что он просто складно и быстро сочиняет. Даже сам Евгений не мог припомнить и половины чего-то подобного.
Разгорелся диспут, в котором приняли участие и все остальные фантомы. Тогда выяснилась одна важная деталь. Все иные духи в один голос отмечали, что с сознанием у них вроде никаких изменений, если сравнивать с обычной жизнью. Память у них улучшилась несомненно, и это все подтвердили, но не настолько, как только что продемонстрировал Кракен-2. Им приходилось напрягаться, чтобы вспомнить нечто сложное или давние события; они порой нервничали, что не сразу какая-то сценка вспоминается, да и частенько могли сказать со спокойной совестью: «Что-то я такого не припомню…» То есть просматривались огромные разночтения в характеристиках, которые подводили к определённым выводам.
