Юрий Иванович - Обладатель-двадцатник
Следователи стали несколько прессинговать подозреваемую во время допросов, выбивая из строптивой русской признание. Как следствие – истерика у несчастной женщины, попытка ногтями прорваться на свободу, несколько ударов по голове, тяжёлое сотрясение мозга и кома. Теперь Галина лежит в тюремном госпитале, словно овощ. Причём в данный момент полиция начинает понимать, что всё подстроено и ложь страшно противоречит действительности.
Но правовая машина Греции – это и не машина вовсе, если сравнивать нелицеприятно, и тем более не локомотив. А так, арба, запряжённая ленивым ослом. То есть шансы, что разбирательство будет сделано верно и арестованную невинно женщину выпустят на свободу, имелись. Но! В весьма и весьма туманном будущем.
Можно и сейчас забрать под залог, но такой огромный и несуразный, что когда Зиновий его озвучивал и комментировал, в его криках превалировали только нецензурные слова, связки и выражения. Ну, разве что союзы изредка проскакивали.
Чуть позже, когда мужик спустил пар и немного успокоился, заявил:
– Одна надежда – на крупный мировой скандал. Потому что денег таких у нашей семьи никогда не было и не будет.
Все эти крики и комментарии из Греции Евгений вполголоса дублировал для Ивана. И тот реагировал на это весьма своеобразно: словно и сам всё слышал. Нервно размахивая руками, перебегал то к окну, то в спальню к ноуту, то на кухню заскакивал и выглядел так, словно ведёт неслышные дебаты с невидимыми духами. Ну, разве что один раз воскликнул:
– Камень! Серый камень на ростке! Вот как выглядит состояние комы для человека! – Подобные выкрики следовали недолго, дальше пошла конкретная работа: Александр Васильевич, могу тебя забросить вместе с женой к терминалу Фонда помощи жертвам следственного произвола?
Что отвечал полковник и другие фантомы, Евгений ещё не слышал, зато примерно догадывался, да и затем ему все подробности рассказали. А Клещ отозвался тогда с готовностью:
– Чрез три минуты можешь перекидывать меня одного. Ульяна тут останется, нельзя прервать процесс присмотра.
– Хорошо! А напомни, сколько денег мы в последнее время перевели на счёт Фонда и что там ещё осталось?
– Много перевели, а осталось тоже изрядно: более пятнадцати миллионов зелени.
– Кракен, ты не теряй связь с Зиновием, но скажи немедленно, что деньги скоро будут переведены на счёт суда или кого там надо. И узнай, что с лечением Галины? Можно ли поместить там в лучший центр нейрохирургии или лучше везти в иное место?
И в этом вопросе ушлый родственник, выражающийся непечатными словами, оказался уже проинформирован:
– Тюремный врач мне сказал, что Галку следует срочно везти прямо в Гамбург, но дорога чревата нежелательными осложнениями. Поэтому лучше доставить в Салоники, там тоже имеется шикарная клиника неврологии и нейрохирургии. Если будут переведены деньги за операцию, то пострадавшую незамедлительно положат на операционный стол. И есть все шансы, что её вытянут.
Кравитц ещё не успел продублировать слова Зиновия вслух, как Иван уже настоятельно требовал узнать:
– Какая сумма и куда следует делать перевод?
Родственник пообещал и это выяснить в течение часа, тут же доказывая свою прозорливость и сообразительность:
– Раз с деньгами вопросы решаются, то пусть и на мой счёт подкинут. У меня почти ноль, а транспортные услуги тут неимоверно дороги. И самолет надо будет заказать в Салоники. Потом все квитанции и чеки о расходах предоставлю.
Обладатель на эту просьбу лишь бровями подвигал озадаченно и бросил:
– Резонно…
Ещё полчаса, и все детали, номера счетов, суммы и порядок перечисления оказались выяснены, утрясены, согласованы, перепроверены и запущены в действие. В Греции началось освобождение госпожи Тарнавской с одновременной её транспортировкой в клинику города Салоники.
А Загралов в какой-то момент уставился недоумённо на Евгения:
– Едритун-дроботун! А ты чего не ешь?!
Пришлось Евгению Олеговичу открывать рот, как на приёме у врача, и тыкать туда пальцем:
– Видишь?
– А что там должно быть? – не понял старый друг, хотя наверняка помнил этот анекдот с бородой.
– Как что?! Капусточка торчит – значит, норма. Больше не влезет.
– А-а-а… – протянул Иван, видимо, окончательно растерявший чувство юмора. – Всё хохмишь? Ну ладно, потом не обижайся на себя за маломощность своего фантома… – и тут же резко хлопнул в ладоши. – Итак, приступим! Готов к лицезрению себя, тупого, некрасивого и умственно отсталого?
Вот тогда Евгений понял, что сейчас всё решится окончательно и он увидит своего двойника. Причём двойника покорного, без собственного полного сознания и практически находящегося в рабском подчинении у своего создателя. Раньше он вроде не против был на такой просмотр первых трёх разговоров, а потом и на первые сознательные фразы к самому себе, а тут вдруг испугался:
– Слышь, Вань, а может, ты с ним там поговоришь? Без меня? А то мне как-то неприятно будет наблюдать за собой… таким… ну, никаким! Понимаешь?
Загралов рассердился и начал укорять, экспансивно размахивая руками:
– Кракен, но мы же договорились! Ты тоже должен понять, что творить подобный эксперимент я не могу с кем попало. Тут нужен именно ты, полный друг и едритунский товарищ, с которым мы прошли всё и вся. Мне ведь нужно знать всё досконально: что чувствуешь ты, что почувствует он, как вы отреагируете друг на друга и прочее, прочее, прочее!.. Или ты предложишь мне сотворить подобное с твоей Галиной? Или с моей Ольгой?! Стоп! Это я не туда… Ну, короче, ты понял мой главный крик души: на ком я ещё поставлю такой опыт, как не на тебе?
Ничего не оставалось, как выдумать несуществующие причины для отказа:
– А вдруг я получу стресс от такого знакомства с самим собой? Или он будет шокирован до того, что так и останется неполноценным?
– Не прячься в чемодане, уже не маленький! С ним ничего не случится. А с тобой и подавно. Корреспонденты и журналисты – вообще не люди, а роботы. Настучал ему по тыковке, залил в рот коньяка, пнул под зад – и он дальше побежал работать.
– Ух… как ты заговорил! Словно тот самый Зиновий…
– Короче, акула пера и осьминог клавиатуры, ты готов?
И Евгений сам себе мысленно скомандовал: «Прочь сомненья! Назад возврата нет!» А вслух выразился не менее высокопарно:
– Веди меня, Сусанин! Рубикон перейдён!
– М-да, – развёл руками Иван скорее с восхищением, чем с укором. – Мастак ты, Женька, митинги устраивать. Садись вот здесь, в уголок, и пока не разрешу – молчи, как умный.
После этого сам уселся на второй стул, чуть прикрыл глаза, расслабился и…
