Александр Афанасьев - В огне
Компрометирующей информацией ни на Волынцева, ни на его супругу Секретная разведывательная служба не располагает. Наблюдение и оперативная разработка не велись.
Просматривающий фоторяд доктор (пятьдесят шесть лет, доктор психологии, профессор, более ста публикаций в профильной литературе, член Королевского медицинского общества) какое-то время сидел молча, потом поднял руку:
– Стоп!
Фоторяд замер – впервые за время просмотра.
– Что вам показалось примечательным, доктор? – спросил сэр Джеффри, сидевший рядом. От темноты и яркого свечения большого экрана слезились глаза, болели голова.
– Он нестабилен, – сказал доктор.
Сэр Джеффри потер пальцами виски.
– Джентльмены, включите свет. Дадим глазам отдых. Можете покурить, если кому надо.
Свет включили, лишние быстро вышли из комнаты, так что остались только сэр Джеффри и доктор.
– Почему вы считаете его нестабильным, доктор?
Доктор немного помолчал:
– Как вы оцените человека, который женится на женщине вдвое моложе себя?
Сэр Джеффри задумался:
– Сложный вопрос. Обстоятельства бывают разные.
– Суть всегда одна. В данном случае – она как на ладони. Он потерял первую жену довольно давно – это, кстати, проблема во всех армиях, жены не хотят мириться с офицерским образом жизни, бросают семьи, забирают детей. И тут он находит себе новую любовь. Да еще по возрасту годящуюся в дочери. Скажите, что он будет испытывать при этом?
Сэр Джеффри знал, что доктора боялись все его студенты и аспиранты – без проблем сдать экзамен, защититься у него невозможно. Сейчас в роли экзаменуемого выступал он – глава Британской секретной службы.
– Ну… я бы испытывал этакое… мужское самодовольство, гордость от того, что у меня такая молодая жена. Что-то в этом роде.
– Нет! – отрезал доктор. – Прежде всего он будет испытывать и испытывает страх!
– Страх? – недоуменно переспросил сэр Джеффри.
– Именно, сэр, старый добрый страх. На чем бы я зарабатывал, если бы в палитре чувств человека не было страха.
– Какого рода страх?
– Страх его многолик. Это и страх оказаться несостоятельным, в том числе в постели. Это и страх потерять ее, причем страх очень сильный, для него она наполовину женщина и наполовину ребенок. И страх перед тем, что он сделает что-то не так, и она бросит его – как бросила первая жена. И страх по поводу детей – вы заметили, что их у этой пары до сих пор нет? О, сэр, его терзает целая стая страхов, и я дождаться не могу момента, когда мне представится возможность поработать с этим человеком поплотнее.
– Вам представится такая возможность, доктор. Это я вам могу пообещать.
Сэр Джеффри достал рабочий блокнот – его он носил во внутреннем кармане пиджака на тонкой золотой цепочке, чтобы не лишиться ненароком, и написал «Волынцев Андрей Борисович, личный пилот АV – в активную разработку».…Нет, он не пил. Он был летчиком до мозга костей даже сейчас, и даже сейчас он не позволил себе ни капли спиртного. Да и в том месте, где он сидел, в «Клубе воздухоплавателей» на Крестовоздвиженской, никто бы не поднес ему, зная, кто он и где работает. Здесь он был одним из столпов, корифеев. На него равнялись.
Тяжело встав со своего места, полковник Волынцев – служба в Особой авиаэскадрилье считалась военной, здесь шли и звания, и выслуга лет, добавляя к пенсиону, прошел к едва заметной двери, за ней был коридор. Последняя дверь слева – мужской туалет.
Полковник сунул голову под струю ледяной воды, стоически перенес эту пытку. Через две минуты закрутил кран, выпрямился перед зеркалом. Его глаза смотрели на него с чужого, серого лица. Чтобы не упасть, он схватился за раковину.
– Что с вами, сударь? Вам плохо?
Сильная рука поддержала его, помогла сохранить равновесие.
– Да нет, нет, ничего… Все в норме, браток, спасибо…
Полковник посмотрел на своего спасителя. Где-то он его раньше видел, только не мог понять где. Лет сорок, среднего роста, с проседью в волосах.
– Э, да вам совсем нехорошо. Может, вам нужен врач, сударь?
– Нет, все хорошо.
Серые глаза незнакомца смотрели, словно сквозь него.
– Беда никогда не приходит одна, – сказал незнакомец, четко и чуть напевно выговаривая каждое слово, – у вас проблемы с сердцем. Вот, примите. Станет легче…
Заболело сердце. Оно раньше не болело и минуту назад не болело, а вот сейчас заболело. До этого он даже не знал, что у него есть сердце. Хотя нет, знал, просто забывал.
– Что это?
– Хороший препарат, в основном из трав. Из Швейцарии.
На протянутую руку упала белая квадратная таблетка, он проглотил ее, едва протолкнув в пересохшее горло. Как ни странно – отпустило почти сразу. Даже думать больше ни о чем не хотелось.
– Помогло?
– Помогло…
– Хорошее лекарство. Хотите, я дам вам еще пару таблеток. У вас есть носовой платок?
В авиации, что военной, что гражданской, существовали строгие правила, перед каждым полетом летчики сдавали кровь, мочу и проходили полный медосмотр. Особенно опасались наркотиков – даже следа наркотиков, даже намека на них (потом часто выяснялось, что это лекарство от кашля или обезболивающее) было достаточно, чтобы отстранить летчика от полета и начать служебное расследование по этому факту. В комнатах подготовки летного состава вывешивались списки медицинских препаратов, запрещенных к приему перед полетами, и препаратов, о приеме которых нужно предупредить медицинскую комиссию. В Особой авиаэскадрилье, учитывая то, кого она возит, эти правила соблюдались беспрекословно, не то что у гражданских, которые то и дело норовили «срезать концы».
Но препарат, который принял полковник, прошел бы любую медицинскую комиссию. По своему следу в крови он маскировался под обычный аспирин, который периодически принимают почти все. На самом же деле действие этого препарата было куда обширнее, чем действие аспирина, и воздействовал он в основном на мозг. Он был разработан одной британской компанией, и его состав хранился в секрете, а распознать его в лабораторных условиях, не зная точно, что именно ты ищешь, и не имея реактивов именно на этот препарат, было невозможно.
…Домой он не пошел. Он пошел ночевать в гостиницу для летчиков, которая существовала в Пулково, откуда они и летали. Дома была пустота…– Великолепная работа…
Сэр Джеффри медленно перебирал фотографии, каждая из которых сделала бы журналу честь, украсив собой разворот «Плейбоя» или «Пентхауса». Хотя нет, за такие фотографии их бы закрыли. Слишком жестко, скорее это для подпольно выпускаемых журнальчиков, которые продают завернутыми в целлофан, чтобы не листали, не купив.
– Где это?
– Это Гельсингфорс. Шхеры. Легенда проработана, и он, и она могли быть там в это время.
Сэр Джеффри подозрительно уставился на своего подчиненного:
– Могли быть или были, Том? Это очень важно.
– Она точно была. Он был в самом Гельсингфорсе, но никогда не признается в этом.
– Почему?
– Знаете, сэр… Был такой фильм «Дорога на эшафот». Преступник идеально продумал убийство, совершил его, и оно так и осталось нераскрытым. Но волею судьбы он был обвинен в другом убийстве – и не мог опровергнуть обвинение, поскольку в момент его совершения он совершал другое убийство, не то, в котором его обвинили. Так его и казнили – за то, что он не совершал, за то же убийство, которое он на самом деле совершил, он ушел от наказания. Примерно так и в этом случае, сэр.
– Все будет нормально, сэр… – подал голос сидевший на краю стола и раскуривающий кубинскую сигару доктор. – Степень достоверности достаточная.
– Достаточная? – Сэр Джеффри снова смотрел на подчиненного.
– Да, сэр. Кудесники из Кронкайт-Хауса потрудились на славу. Достаточно сказать, что над этой фотографией поработал «большой мальчик». Все перебирали по пикселям, сверяли наслоения. Чтобы различить подделку, работа должна быть проделана титаническая. Тем более, по легенде, снимки сделаны цифровой, а не пленочной камерой.
– Он не будет это проверять, – снова подал голос доктор.
– Хорошо. Доктор, как лучше вручить нашему фигуранту эти произведения искусства?
– Анонимно. Анонимно, сэр. И обязательно так, чтобы его очаровательная супруга в этот момент не была рядом с ним. Злоба не должна расплескиваться. Она должна копиться, да, сэр, и чем больше ее накопится, тем лучше.
Иногда сэр Джеффри хотел увидеть, как доброго доктора бросают на сковородку с раскаленным маслом, и он корчится там, поджариваемый заживо. Как бы то ни было, сэр Джеффри был священником, верил в Господа и в возмездие. Он также верил в то, что есть Сатана, и его посланцы ходят по Земле. И он был достаточно умен, чтобы понять: слуга Сатаны – это не «убийца из вересковых пустошей», который изнасиловал и растерзал несколько девочек на севере и которого задержали неделю назад. Слуга Сатаны – это добрый доктор, ловец человеческих душ, конструктор безумия, копающийся в мозгах людей. То, что он был на их стороне, ничего не меняло, он с той же долей вероятности мог бы оказаться и на противоположной стороне, если бы, к примеру, русские построили ему клинику и поставляли бы подопытный материал. Сатане все равно, где творить зло…
