Андрей Мансуров - Его Величество Авианосец
– Рон! – Билл позвал, ощущая как и обычно – и неловкость, и ностальгию. Собственно, так бывало и тогда, когда здесь посменно толпились чуть ли не все десантники авианосца. Да и штатские.
И, конечно, чувствовал он и любовь и нежность к странному созданию.
А ну как – обиделся? И не прилетит?
Но Рон прилетел. Беззвучно чирикая, плюхнулся бесплотным пушисто-взъерошенным тельцем ему на плечо, и бодро засунул клюв Биллу в ухо.
Билл расплылся в улыбке, разошедшейся по всему лицу: со стороны, наверное, могло бы показаться, что кто-то запустил в лужу кирпичом!
– Ах ты, паршивец нахохленный! Скучал? Ну подожди – вот он! – Билл достал из нагрудного кармана комбеза то, что хранилось там всегда – кусочек рафинада.
Глядя, как маленький загнутый клюв пытается угрызть сахарок, Билл умилялся. Действительно: более любимого существа у него сейчас на Авианосце не было. А, может, и не только на Авианосце… И, может, именно совесть, и понимание того, что это – из-за него крохотный обаятельный призрак остался жить в оранжерее, и заставило, в числе всего прочего, попроситься дослуживать отпущенный ему тем, кто Свыше, срок, именно здесь?..
Он вздохнул. Ну вот: теперь образа еды, и ощущения его радости от встречи, маленькому разбивателю хватит надолго. Да, в принципе, хоть на всю оставшуюся жизнь Билла: эманации любви и удовольствия от «общения», как сказал тогда док, обеспечивают крохотное псевдотельце на века! То есть – умри Билл прямо сейчас, Рон мог бы жить на одной только его «аккумулированной эмпатии» неизмеримые годы…
После чего, (или сразу, как Билла не станет) крошечный Странник мог бы вновь присоединиться к своим – в их вечных поисках «Хозяев».
Но всё равно, каждый раз приходя сюда, Билл доставал этот кусочек сахара, и умилялся, глядя как питомец пытается своим бесплотным клювом угрызть виртуальное для него лакомство. И тычется затем ему в шею, пытаясь выразить приязнь и благодарность…
Ах, где сейчас то беззаботно-наивное время, когда они познакомились?
И стали друг другу… Нужны?
Звука не было.
А вот это было странно – потому что когда тельца птиц врезались в переборку, по-идее должно было слышаться хотя бы как в бородатом анекдоте: «Чпок-чпок-чпок!»
Поэтому Билл позволил себе усмехнуться, выдохнуть, и опуститься снова на койку. И со смаком и хрустом суставов потянуться.
Его напарник Питер О,Салливан, зар-раза такая, так и не проснулся. Странно.
Так что – получается, это – не сон?!
Сейчас проверим: как раз сердито захрюкал-запикал чёртов будильник, и товарищ по каюте сердито зарычал, поворачиваясь от стенки:
– Убью я когда-нибудь гада, который разработал этот гнусный сигнал!..
– Ага. Убьёшь, точно. Когда изобретёшь машину времени, и вернёшься на пятьсот лет назад. Ладно, ворчливый старый хрыч, подъём.
Умылись, оделись, и совершили остальной туалет быстро: времени на стандартные действия по приведению себя в «рабочую форму» Устав даёт в обрез. А вот пока шли длиннющим коридором палубы «Би» к столовой, Билл успел всё же спросить соседа по каюте, старослужащего, правда, переведённого в их взвод всего три года назад:
– Скажи, Питер. Тебе сегодня птицы не снились?
Странно, но Питер довольно долго молчал. Может, перебирал в памяти смутные обрывки уже почти выветрившихся нечётких образов? Или просто думал, что бы потактичней ответить на тупой вопрос?
– Вообще-то, если честно, не помню. Хотя… Ну вот разве что под утро. Перед самым подъёмом – да, снилось что-то про как раз птиц. Словно через нашу каюту несётся стая каких-то попугаев. Цветастых таких, и крикливых. Вот: звук будильника так преображается у меня в…
– Да нет. Ничего у тебя не преображается. Всё верно. Я птиц видел. И – не во сне.
– Да ну, на …?!
– Нет, правда. Я не прикалываюсь. Я… – Билл, стараясь не путаться, и не мямлить, рассказал, что огромную стаю странных крылатых разноцветных тварей вроде попугаев, видел минуты две – как они, вылетев из одной стены, тут же влетали в другую.
Питер почесал могучей пятернёй в затылке. Затем покачал головой, хмыкнул, и треснул Билла немаленькой ладонью по загривку:
– Скотина. Почти купил.
– Да нет же, балда ты такая! Я и правда – видел! Птиц. Вот так, как тебя. Но… Вот что странно: когда они «влетали» в переборку, звука слышно не было: словно они – бесплотные. Призраки. Но – красивые, зар-раза – ну вот прямо как те, что мы видали в зоопарке на Понтии-2. Я ещё подумал: вот бы хорошо, на «Рональде» был какой-нибудь живой уголок, что ли – ну, какие бывают в Детдомах!
– Ага. Сейчас тебе уголок. Два раза. А вонища? А корм? А перья и пух, забивающие решётки климатизаторов в ближайших отсеках? А – персонал для обслуживания?
– Да знаю я, – Билл раздражённо дёрнул плечом. – «Отвлекающие факторы». «Деморализующие запахи». Лишний вес. И всё такое прочее. Но – красиво же! И, если честно, меня в Детдоме наши попугайчики умиляли. Всё прям по Инструкции: «развитие у ребёнка первичных понятий о заботе, любви и гуманности», мать её…
– Ладно, «гуманный» ты мой. Ребятам хотя бы про наши глюки не трепись. Подумают, что мы напару нанюхались Травки Ффарсутт…
– Твоя правда. Ладно, не скажу.
Однако на следующую ночь всё повторилось – и снова под утро.
Стая странных «попугайчиков» летела бесшумно, хотя видно было, как некоторые птицы открывают клюв, словно переговариваясь, или о чём-то предупреждая.
Билл лежал молча, кусая губы. И думая, стоит ли будить Питера. Однако эта проблема решилась сама собой:
– Чёрт. А я-то думал – ты прикалывался. – несмотря на то, что Питер лежал носом к переборке, он, как профессиональный морпех, отлично видел всё и боковым зрением. Но теперь он развернулся лицом к Биллу, – Твоя правда: красивые, чертенята!
– Эх, мне бы одного такого! Даром, что бесплотный: наверное, не «воняет». И корма много не жрёт. И «обслуживать» не надо.
– Да, наверное, не надо… А как ты себе это представляешь? Поймать призрак попугая призраком сачка?
Билл руку удержал: нельзя так много чесать многострадальный затылок. (Перенять у майора Дорохова привычку вместо этого мирно теребить мочку уха так и не удалось!) Да и мысль ему в голову приходила именно такая! Хотя…
– Нет, думаю, это – плохая мысль. Нужно тогда обзавестись и призраком клетки, и призраком поилки/кормушки, и так далее – по всему списку. А что самое главное, как мне кажется – такому ничего не будет стоить выбраться из любой клетки, если его посадить туда силой.
– Ну так в чём же дело?! Попробуй уговорить какого-нибудь попугая! Пусть добровольно живёт с нами! Вот потеха-то будет! Ребята о…уеют!
Билл, ощущая, что, хоть напарничек и прикалывается, но что-то рациональное в его совете, как ни странно, есть, привстал с кровати. Вышел на середину комнаты.
Бесплотные тела скользили мимо, неторопливо двигая крыльями. (Ага, как же! Очень «сильно» помогают им эти самые крылья – в вакууме космоса!) Клювы всё так же открывались – словно стая переговаривается. Ах, блин – какой красивый вот этот!..
– Эй, птица!.. – Биллу было неудобно перед Питером, но желание хотя бы попробовать заиметь пернатого питомца пересилило стеснение, – Погоди! Хочешь жить с нами?
Он чувствовал, что его восхищение красавцем размером с доброго голубя – подлинное. И понимал в то же время, что, если честно, у него нет ничего, что могло бы привлечь внимание, или вызвать желание у загадочных и бестелесных странников Вселенной – жить с ним! Но…
Но роскошный красавец-попугай вдруг словно затормозил в воздухе, беззвучно хлопая бесплотными крыльями, и завис перед его лицом.
Не смея поверить в своё счастье, Билл быстро – боялся, что иллюзия птицы передумает! – вытянул руку, и…
Попугай на неё сел!
– Блин!!! (Питер сказал и другие слова.) Ну ты даёшь! Оффигеть!!! Вот уж не думал, что такое возможно!!!
– А я, что ли, думал?! Но… Какой красивый! – Билл, не смея пошевелить рукой, в которую, как показывали глаза, вцепились немаленькие лапки с аккуратными коготками, а как показывали ощущения – ничего в его руке не изменилось, застыл. Он еле сдерживался, чтобы не погладить такое роскошное, переливающееся сине-оранжевым, как у попугая ара, оперение. Но куда там аре – до этого: ещё и с бирюзовыми, и малиновыми, и фиолетовыми тонами кромок крыльев, и подхвостья, красавца!
– Ага. Красивый-то он – красивый, базара нет… Но чем ты будешь его кормить?
– Не знаю. Сегодня попробую что-нибудь спереть на камбузе, у кока Эндрюса.
– Хм… Если хочешь, конечно, чтоб за тобой гонялись по всему Авианосцу со сковородкой или скалкой, то – конечно. Воля твоя. – отвратительный склочный характер главного кока, ненавидящего тех, кто без спросу лез в его вотчину, или клянчил каких-нибудь продуктов – неважно для каких целей! – будь это хоть сам док Мангеймер, заведующий всей научной частью – был известен всем.
