Сергей Малицкий - Блокада
Коркин, которого опять сменил за рулем Филя, стащил со спины здоровяка кожаный мешок и отдал его Вотеку. Старик распустил шнур и тут же принялся доставать из мешка и нанизывать на шею, на руки, на ноги, на каждый палец бесчисленные ожерелья, цепи и шнуры. В последнюю очередь он нацепил на голову вышитую бисером шапочку и подпоясался плетеным поясом, на котором разместил с десяток серебряных рожков.
— Вот и знакомое серебро, — кивнул Пустой. — Этим ватажников крушил?
— Этим, — кивнул Вотек. — Только все рожки разряжены теперь, так что я пока без оружия. Да и то какое это оружие, — вот если бы они кучей стояли, а то ведь ученые: цепью пошли. Да не сразу — сначала вроде как с миром: погадай да подскажи, а потом пса моего рубанули, да… Ну ничего, я тоже их приложил порядком. Видели ведь?
— Видели, да не поняли ничего, — ответил механик.
— Ну если бы все всё понимали, каждый бы ведал, а я бы без работы сидел, — вздохнул Вотек.
— Ты говоришь, Ленточку они искали, — присел на корточки возле старика Пустой. — Зачем она им? И тебя зачем потащили? Куда?
— Откуда я знаю куда? — плюнул Вотек. — Сказали только, что не отпустят, пока Ленточку не найдут. А я откуда знаю, где ее искать? Она и заглядывает сюда редко — хорошо, если раз в полгода, а то и того реже. Только если от Сухой Бриши с каким наказом. Так она и у нее не пасется!
— А кто такая Сухая Бриша? — спросил Пустой. — Не колдунья ли это с Ведьминой горы?
— Она самая, — кивнул дед. — Только секрета-то в том нет, о том любой знает.
— И тот всадник, что ускакал по дну оврага, — он знает, что Ленточку присылала Сухая Бриша? — не отставал механик.
— А ты почему все хочешь знать? — прищурился дед.
— Неведение томит, — ответил Пустой, поднялся, посмотрел на Хантика и Коббу, которые продолжали обыскивать трупы, выгребали из карманов ножи, медяки, на Коркина, который стоял с охапкой тесаков и ружей. Вездеход оставался на краю оврага, на его крыше сидели Рашпик и Файк. Сишек слонялся вокруг машины. Где-то на склоне посвистывал Рук.
— Интересная у тебя компания, — заметил Вотек, с трудом поднимаясь на ноги. — Даже аху откуда-то отыскался — давненько я их не видел. Наслышан я о тебе, механик. Плохого, сразу скажу, не доносили. Только жизнь учит: порой не в том грех, как человек идет, а в том, куда путь держит.
— Так прояснить недолго, — ответил Пустой. — Себя хочу вернуть. Или думаешь, мне имя в Поселке просто так дали?
— И как же ты возвращать собираешься? — прищурился Вотек. — Биться будешь за самого себя или потайное место знаешь, где твое прошлое скрыто?
— Прошлое мое здесь скрыто, — поморщившись, постучал себя по голове Пустой. — В этом я как раз уверен. Другой вопрос, что ключа к собственной башке подобрать не могу. Ничего, отыщется ключик. Биться за него буду. И где искать примерно представляю. И даже предполагаю, кто этот ключ у меня отобрал и где он его проворачивал.
— И где же? — тряхнул бусами и ожерельями Вотек.
— Здесь, — рванул завязки рубахи Пустой. — Видишь метку? У моего аху такая же. Только к нему память уже вернулась. Так он свою тридцать пять лет назад получил, а я-то и пятка с ней не отходил. Не хочу так долго ждать.
— А девка тебе зачем? — наклонил голову ведун.
— Все за тем же, — затянул шнуровку Пустой. — Она зацепка к моему прошлому. Или думаешь, что ее картинка просто так у меня в мешке оказалась? Может, она сестра мне? Или дочь?
— Нет, — помотал головой Вотек. — Для ее отца ты больно молод, для брата — непохож на нее. Но вряд ли она тебе поможет в твоей беде.
— Почему же? — не понял Пустой.
— У нее такая же отметка между грудей ее девичьих, — ухмыльнулся ведун. — Но на память она не жаловалась. С другим приходила: как метку эту вывести. Я вот о чем подумал: а может, ей-то память ее и не нужна? Это вот ты маешься, а другим и дела нет до прошлого. Девке-то кожа чистая важнее. Думаешь, к Сухой Брише в услужение просто так прибилась? Бриша сильнее прочих. Пообещала ей, наверное, шрамы разгладить. Может, и разгладила уже, я к ней в ворот больше не заглядывал, хотя хотелось. Месяца два назад Лента ко мне заходила. Как раз Горник твой мне серебро приносил.
— Чем рожки-то заряжаешь? — спросил Пустой, словно и не услышал только что важное для себя. — Бьют они знатно, только в магию и колдовство я не верю. Все должно иметь смысл, на все есть законы природы.
— Ты тайн ни от кого не имеешь или некоторым доверяешь больше, чем кому бы то ни было? — мотнул головой на замершего Коркина Вотек.
— Верю многим, — кивнул Пустой. — Доверяю тоже многим. А вовсе полагаюсь пока только на двоих. На мальчишку белобрысого, что пойлом тебя потчевал, да вот на этого степняка. На Коркина. Просил бы, чтобы он уши зажал, да руки у него заняты. Одного уже три года при себе держу, как себя знаю, да и за этим те же года три, если не больше, наблюдаю. Никакой работы не чурается, а что делает, делает без пригляда, на совесть. Смелости или доблести особой за ним не наблюдал, а доброты больше, чем за кем бы то ни было, числю. Беднота из бедноты этот скорняк, а щедрее многих. Я тут прикинул, он чуть ли не каждую вторую пару валенок за полцены отдавал, а уж каждую пятую точно дарил. Там у меня сборщица в машине спит, Ярка ее зовут, так вот ее малыш, пока жив был, в дареных валенках ходить учился.
— Твоя работа? — притопнул старик подбитыми кожей сапожками.
— Моя, — с трудом шевельнул одеревеневшим языком Коркин. Так и хотелось ему бросить оружие на песок. Но не для того чтобы уши заткнуть, а чтобы щеки, загоревшиеся румянцем, в ладонях спрятать.
— Ну тогда и я тебе поверю, — расплылся в улыбке старик. — Хотя к себе специальной веры не требую, обойдусь как-нибудь. Заряжаю, Пустой, я трубки твои. Как — объяснить не могу, но заряжаю. Вот зайду в пленку — опять заряжу. Да толку с них? На шаг действуют, не больше. Ты вот на это лучше посмотри. — Старик встряхнул руками, показал на ожерелья. — Без этого нельзя по Мороси разгуливать. Только если недолго. А то либо вот такие носы вырастут, либо вовсе в зверя превратишься. У вас в Поселке судачили про чудовищ в Мороси? Говорили, что дыра есть в земле и оттуда всякая пакость лезет?
— Чего только не говорили в Поселке, — развел руками механик.
— Так ты не слушай глупую трепотню, — посоветовал Вотек. — Насчет дыры не знаю, а чудовища все местные. Это Морось их изнутри и снаружи перекорежила. Берегись Мороси, механик.
— Пустой! — заорал Хантик. — Что с трупами делать?
— Оставь их, — махнул рукой Пустой. — Идите с Коббой к машине, мы сейчас. Да, заберите у Коркина оружие. Он поможет старику выбраться из оврага.
Вотек дождался, когда Хантик и Кобба разгрузят Коркина, поднял брови, разглядывая Коббу, кивнул как старому знакомому Хантику, потом перевел взгляд на Пустого.
— Это не овраги, — покачал он головой. — Это трещины. Откуда тут овраги, если дождя почти не бывает? Если и попадаются изредка тонкие ручейки, так и то из тех, что из-под первой пленки выбились. Оттого и народу маловато здесь. Я жил, потому как родом из этих мест. Из Волнистого. Мальчишкой бегал по улицам городка. Все, что сюда накатило, все через меня прошло. Вот и остался. Как выжил, не спрашивай — и сам не знаю. Колодец ведро воды в день давал, мне хватало. Но вроде как жизнь моя в этих местах теперь закончилась. Придется к Брише перебираться. Давно звала, но непросто это — из-под вольницы в ярмо голову пихать.
— Почему же сразу в ярмо? — не понял Пустой. — Ты вон скольких ватажников поломал, а тут одна баба. Пусть даже и ведунья.
— Ведунья ведунье рознь, — нахмурился Вотек. — Да не в том дело. Ярмо не ярмо, а баба к мужскому лбу — все одно как подпорка к столбу. Прислоняется, чтобы опереться, а постоит годик-другой — вот уже оказывается, и столб без подпорки не может, качается, на излом идет. Ладно, не о том разговор ведем. Бриша за третьей пленкой живет. К северу придется взять. Твой путь куда лежит?
— В центр Мороси, — ответил Пустой. — Но Бришу твою никак не миную. Заверну. А в центре… Есть там такое место — Бирту. Там у меня интерес. Да и, слышал, светлые что-то имеют в той стороне. Без них моя пустота уж точно не обошлась.
— Ты не пройдешь туда, — задумался Вотек. — Даже Ленточка не может туда пройти, а она пыталась. Если она не смогла, никто не сможет. Она-то уж точно имеет для этого причины. Говорит, что и метку, как у тебя, заполучила близ Бирту. У светлых. До них добраться можно, хоть и непросто. Их купола чуть ближе сюда, чем Бирту. Ближе и южнее. Там воздушная дорога кончается.
— Воздушная дорога? — не понял Пустой.
— Увидишь еще, чего зря языком молоть, — усмехнулся старик. — Все увидишь. Вот ты говоришь, что в магию не веришь, а мне до твоей веры и дела нет. Зачем она мне? Я ведь тоже не потомственный ведун: по капле, по штришку собственную голову мудростью полнил. Так и мудрость моя вся из этих мест. Все от Мороси этой треклятой, все она перевернула да вывернула. Здесь еще спокойно, а дальше… И все-таки никак нельзя без Мороси: с нею я — ведун, Пустой, а выведи меня за железный забор — сделаюсь обычным стариком, которому цена грош, да с приплатой, чтобы яму глубоко не рыть.
