Леонид Кудрявцев - Волчонок
Антон с сожалением подумал, что, будь он поэтом, мог запросто придумать целую кучу красивых, не затертых сравнений, а общаясь с девушкой, он нашел бы другие, романтичные слова.
Какие именно? Вот этого он не знал. Такому обхождению жизнь среди йеху-волков, а потом в портовых городах больших островов его не научила. Однако он слышал, что женщины такое любят. Становятся от романтичного обхождения податливее, сговорчивее.
— В чем она может быть лучше? — спросил Антон. — Как она выглядит, эта лучшая жизнь?
— Просто замечательно, — пропела красотка, — если ты, конечно, повернешь в нужном направлении. А ты ведь повернешь?
— Ну еще бы, — буркнул Антон. — Только этим всю жизнь и занимаюсь.
— В таком случае, все в порядке.
Блондинка крутанулась на одной ножке и прежде, чем исчезнуть, успела все-таки сказать, словно про себя:
— Значит, черный занавес его не привлекает. Хорошо, пусть будет театр. Это не трудно.
— Какой театр?! — крикнул Антон.
— Увидишь! — донеслось до него из разноцветного вихря, в который превратилась женщина, из красочного, на глазах исчезающего марева.
Что от него осталось?
Всего лишь тусклый, словно сотканный из выцветшей дерюжки фон, занимающий, казалось, все окружающее пространство. И… и точка, в самом его центре. Она стремительно росла, увеличивалась, казалось, даже со свистом, превращаясь в нечто, несущееся к нему на большой скорости, в нечто, стремительно приобретающее очертания. Похожее на…
На что же летящая к нему штука похожа?
Ответ на этот вопрос пришел и был настолько неожиданный, что Антон даже вздрогнул.
По прямой как стрела траектории к нему летел радиоактивный крокодил, белый, словно присыпанный мукой, раззевающий алую, будто раскрашенную акварелью пасть с острыми зубами, размахивающий украшенным гребнем хвостом.
Крокодил, встреча с которым может закончиться весьма и весьма скверно, особенно если этой встречи избежать нельзя. Хотя кто такое сказал?
Выбросив перед собой руки, Волчонок уперся в пространство, оказавшееся, похоже, простым экраном, и с силой от него оттолкнулся. Это ему, как ни странно, даже удалось. Причем, сдвинувшись таким образом всего лишь на ширину ладони, он теперь мог взглянуть на экран под другим ракурсом и увидеть некоторые изъяны в его материи. И это уничтожало исходящую от экрана угрозу, превращало ее в картинку, в мираж, делало смешной и несущественной.
Так ли это? Так ли опасен несущийся к нему крокодил, если он является лишь изображением на экране? Способен ли он спрыгнуть с полотна, может ли укусить?
И что там, по бокам этого экрана, с чем он граничит?
Антон попытался повернуть голову и не смог. Ощущение было такое, как будто голова зафиксирована, закреплена неподвижно.
Ну же!
Он дернул головой так, что где-то в области шейных позвонков на мгновение родилась и тут же, ослепив не хуже молнии, исчезла резкая, нестерпимая боль. Да толку-то? Ему не удалось выиграть ни сантиметра. Края экрана были по-прежнему недоступны.
Что делать дальше? Попытаться толкнуть его руками? Это, кажется, у него получалось.
Толкнуть руками.
Волчонок так и сделал. Собрав все силы, он снова толкнул экран, и результат на этот раз был более впечатляющим. Экран отъехал, по крайней мере, на полметра. При этом, если скосить глаза, стала видна его граница. Темная полоса, за которой начиналось нечто, пока еще трудноопределимое.
Беда была в том, что экран теперь был слишком далеко. Это мешало сделать полноценный толчок. Но все-таки… почему бы не попытаться?
Еще раз, вот так…
— Упорный, да?
Антон замер.
Несомненно, это был голос блондинки.
— Думаешь, это порок? — осторожно спросил он.
— Не хочешь, значит, сталкиваться с крокодилом?
Антон взглянул на зубастого хищника.
Тот был уже совсем рядом. Можно было рассмотреть его маленькие, холодные, почти безжизненные глаза. Можно было даже разглядеть в них свое отражение.
— Не очень, — признался Волчонок.
— Хорошо, пусть будет так. Пусть будет так.
Мгновенный наплыв беспамятства, несмотря на которое Антон все же успел почувствовать, что к нему словно бы присосалась гигантская пиявка. У него даже возникло желание ее сбросить, отлепить от своей головы, но оно, это ощущение, ушло вместе с беспамятством, забылось, словно его и не было.
А мир, в котором он находился, снова изменился. И теперь он был бесконечным полотном, разматывающимся ему под ноги, откуда-то издалека, сверху, с гигантского барабана. И на этом полотне были плоские деревья, ручьи и речушки, сочная, совсем настоящая, но тоже плоская трава.
Антон определил, что полотно разматывалось само, поскольку для движения по нему не надо было прилагать ни малейших усилий.
Вот остановиться… а чем не идея?
— Упорствуешь? — спросила красотка.
— Разве это преступление? — вопросом на вопрос ответил Антон.
— Нет. Это признак.
— Чего именно?
— Проблем. У тебя будут проблемы, большие проблемы в пути.
— Это плохо?
— Тоже — нет. Только упрямство осложнит тебе жизнь, сделает твой путь длиннее. Ты придешь туда же, куда и все, но потратишь на дорогу больше сил и времени. К чему такая расточительность?
— Это жизнь, — ответил Антон. — Жизнь не бывает расточительной.
— Она просто длится? — подсказала блондинка.
— Откуда знаешь? Не слишком ли ты молода для таких знаний?
— Приобрести их было не трудно. Всего лишь слегка перебрать барбитуратов, а потом заснуть спокойным, счастливым сном. Просто, как манная каша.
— Вот как… ты не можешь мне еще раз показаться?
Антону и в самом деле захотелось на нее взглянуть. Появились у него некоторые предположения, кем она могла быть. Кажется, в далеком, благословенном прошлом, когда все на планете Земля было еще замечательно, жила одна лицедейка… или как их там называли?
— Много будешь знать, плохо будешь спать! — засмеялась блондинка.
Смех ее вдруг приобрел материальное воплощение и, превратившись в длинную, серебристую струну, ушел вверх, наискосок, словно перечеркивая дорогу перед Антоном. Она, эта струна, кажется, была очень острой.
Волчонок подумал, что если его угораздит на нее наткнуться, то он может пораниться. И для того, чтобы этого не случилось, следует слегка притормозить. А разматывающийся свиток дороги приближал и приближал его к опасной струне.
Ну вот, подумал Антон, новое испытание. И конечно, теперь ему придется приложить все усилия, чтобы затормозить. А струна будет все ближе и ближе. Потом, в самый последний момент ему все-таки удастся…
Ну нет. Пусть этим занимается кто-то другой.
Сон? Кажется, он попал куда-то вроде сна. Где еще можно разговаривать с блондинкой, имеющей свойство задавать все время почти одинаковые вопросы, а так же исчезать прямо на глазах и смеяться смертоносным смехом? Раз так, то все эти опасности — воображаемые. Их не нужно бояться. Более того, их не стоит принимать во внимание. Иначе они станут еще более назойливыми. Появятся новые смертоносные струны, и не только они. Из дороги, к примеру, вырастут острые секиры, лезвия, мечи, с неба станут падать огромные камни, впереди покажутся стада самых разнообразных монстров.
Так не пойдет. Больше он не отступит.
— Решил стоять на своем? — спросила блондинка.
Он узнал ее голос безошибочно. Да и кто это еще мог быть, если не она?
— Почему бы и нет? — в очередной раз вопросом на вопрос ответил он.
— Понимаешь, что за подобные решения придется платить?
— Конечно.
— И готов?
— Как видишь.
— Хорошо, договорились. Ты гнешь свою линию.
Ухмыльнувшись, Антон спросил:
— Сомневаешься?
— Ничуть не бывало. Только прежде, чем ты совершишь это безумие, позволь дать тебе один совет.
— Совет?
— Да. Пригодится он тебе не скоро, и конечно, ты не обязан ему следовать, но все-таки мне хотелось бы тебе его дать.
— Говори.
— У тебя будет выбор, очень важный выбор, и прежде, чем его сделать, ты должен вспомнить старую мудрость: идти напролом — еще не значит идти к истине. С другой стороны, отступать, бездействовать — почти всегда означает проиграть. Время, невосполнимое время.
— Что-то я тебя не понимаю, — признался Волчонок. — А нельзя ли получить более подробные объяснения?
— Нет. Помни, что идти напролом — совсем не означает выиграть, а вот отступить — почти наверняка проиграть.
— Гм… глубокая мысль. Где ты ее почерпнула?
— Неважно. Иди своей дорогой, делай то, на что решился. Я оставляю тебя.
— Только напоследок — более не смейся, — попросил Антон. — Договорились?
— Не стану. С тебя хватит и одного раза. Вполне хватит.
— Думаешь?
Антон взглянул на струну. Та была уже совсем близко, и теперь можно было сказать, что она обязательно пересечет его грудь.
