Василий Головачев - Триэн
Ватшин оглянулся.
– Сан Саныч?!
Уваров, сидевший в кресле за ним, подмигнул ему. Губы математика не шевельнулись, но Константин услышал его раскатистый голос:
– Кажется, мои усилия не пропали даром.
– Вы мне снитесь, – признался Ватшин.
– Это не сон – взаимодействие хроников.
– Я же ещё не совсем хро…
– Хроник, хроник, даже сильней, чем я, иначе я бы вас не нашёл. Чёрные дыры видели?
– Н-нет… то есть видел… в прошлом.
– Они были всегда, но только в наши времена стали объединяться в ансамбли. Не догадываетесь, зачем?
– Нет.
– Не знаю, обладают ли системы чёрных дыр разумом, пусть и не подобным человеческому, но они явно пытаются замедлить, а то и вовсе остановить инфляционное расширение Вселенной. Слышали, наверно, что последние несколько миллиардов лет Вселенная расширяется с ускорением?
– Слышал.
– Возможен и другой вариант: кто-то использует чёрные дыры для остановки расширения.
– Хорошая идея.
– Для романа? – засмеялся математик. – Отличная! Дарю. Завтра встретимся, поговорим на эту тему.
– Если у меня оно есть – завтра…
– Непременно будет!
– Я в тюрьме…
– Ну так что ж? Есть время для размышлений. Всё нормально, держитесь, наши на подходе. Увидимся.
Образ Уварова начал таять.
Ватшин хотел успокоить жену, но и она исчезла, успев послать мужу любящий преданный взгляд.
– Всё будет хорошо… – прилетел из светящегося тумана голос Соломина, и Ватшин очнулся.
Голову пронзало тающее сияние. Возможно, его оставила ставшая совсем невидимой «башня будущего», которую строил в том числе и он сам – своими мыслями, волей, желаниями и мечтами.
Загремел засов на двери, в камеру хлынул поток света.
Ватшин сел на топчане, подслеповато щуря глаза, пытаясь разглядеть гостей.
– Ну что, Константин Венедиктович, – заговорил пожилой тоном доброго учителя, – приняли решение?
– Принял, – сказал Ватшин; голос был хриплым, и он повторил, откашлявшись: – Да, принял!
– Будете работать с нами?
– Нет!
– Я говорил, ему надо сделать больно! – поморщился черноволосый. – Интеллигенты боятся боли. Отчикаем пальчик – по-другому запоёт.
– Бесин будет недоволен.
– Ему нужен результат! Хроник будет работать и без пальца, и без уха, и без яиц, если что. Хочешь, докажу?
Пожилой, назвавшийся Иваном Кировичем, нерешительно почесал подбородок.
Ватшин взмолился в душе: «Солома, быстрее!»
Черноволосый достал нож, провёл пальцем по лезвию, шагнул к Ватшину.
Константин вжался спиной в холодную бетонную стену.
В коридоре за спинами вербовщиков раздался шум.
Черноволосый недовольно оглянулся, вытянул руку с ножом, полез было другой рукой под полу пиджака и улетел к дальней стене чулана от мощного удара, сполз по стене на пол.
Его напарник прижался к другой стене, бледнея, но его выдернули из комнаты, как пробку из бутылки, и в камеру вошёл улыбающийся Солома.
– Живой, Константин Венедиктович?
Вот тогда Ватшин и понял, что будущее – существует реально, а лично у него есть завтра.
6. Выметайтесь!
Кузьмичёв предложил кофе, но Гордеев отказался, он больше любил зелёный чай с лимоном.
– Ты? – замдиректора ФСБ посмотрел на курчавого, с бородкой, Дэна.
– Не откажусь, – кивнул главный логист «Заставы».
Адъютант директора принёс кофе.
– Докладывайте, – сказал Кузьмичёв, глянув на часы. – Сжато, конкретно, по делу. В двенадцать меня ждёт шеф.
– Ватшин – не простой хроник, – сказал Гордеев, открывая папку, принесённую с собой, заглянул в неё и закрыл.
– То есть?
– Он эф-хроник, – сказал Дэн, принимаясь за кофе.
Директор перевёл взгляд на Гордеева.
– Он видит будущее, – сказал начальник службы безопасности «Заставы». – Что явилось для нас сюрпризом.
– Ясновидящий?
– Что-то вроде этого.
– Думаю, это сюрприз не только для нас, – добавил Дэн. – Ещё больший сюрприз мы преподнесём господину Бесину.
– Эт точно, – усмехнулся Гордеев. – Он ещё не знает, что мы с помощью Ватшина взяли чуть ли не всю верхушку «Ксенфорса».
– Как он?
– Чувствует себя виноватым после освобождения, что правильно. Хотя, с другой стороны, именно благодаря его хождению в будущее мы и вышли на гнездо «пастухов».
– Есть ещё одно – герпы.
– Доберёмся и до «Герпафродита». Ватшин дважды выходил в будущее и много чего напредсказал. Мало того, он покопался в прошлом Солнечной системы и обнаружил кое-какие интересные объекты на планетах: на Меркурии, на Марсе, на Луне, спутниках Юпитера.
– Планеты нам пока недоступны.
– Всему своё время. До Луны мы уже можем дотянуться, там скоро откроется наша станция, и это будет ещё один неприятный сюрприз для главного «пастуха». Судя по всему, на Луне существует древняя база первых осваивателей Системы.
– Атлантов?
– Нет, Ватшин говорил о каких-то обезьяноподобных существах.
– По легенде, – сказал Дэн, – на Земле существовала Лемурия – цивилизация древних лемуров.
– Вы его сориентировали, чтобы он Землю посмотрел?
– Времени мало было, – качнул головой Гордеев. – Он прошёлся по верхам, сказал, что на дне многих глубоководных озёр лежат руины, а подо льдами Арктики – разрушенная пирамида.
– Гиперборейский след, – добавил Дэн.
– В таком случае писатель – бесценнейшая находка для нас!
– Как и математик Уваров.
– Их надо беречь как сокровища ГОХРАНа!
– Примем меры.
– Надеюсь, мы сможем противопоставить всем этим… инопланетным бесам силу, с которой они не совладают.
– Представляю, – с мечтательной полуулыбкой проговорил Гордеев, – как я вхожу в кабинет к Бесину и говорю ему: выметайтесь отсюда к чёртовой матери!
– Из кабинета?
– Из России!
– С Земли, – добавил Дэн.
Три человека, создавшие пограничную заставу России, обменялись понимающими взглядами, веря, что судьба даёт им шанс освободить человечество от иноземных «пастухов».
Книга вторая
«Застава»
Глава 1
Извлечение из прошлого
1. Ватшин
Негустой лиственничный лес уступил место зарослям карликовой берёзы, продираться через которые стало необычайно трудно. Но вскоре заросли кончились, и теперь впереди до самой вершины горной гряды был виден только разнокалиберный щебень и редкие плоские валуны, похожие на оббитые по краям плиты тротуара.
К хребту Фомин вышел к вечеру, который в этих широтах летом почти не отличался от полуденных часов. Ну, может, солнце чуть ниже спускалось к гребням гор, ветерок стихал да комары становились злее и назойливее.
Покрасневшее солнце справа освещало распадок с высохшим ручьём, склоны гор, слева – скопления скал, напоминающие остатки каменных башен и скульптур. Зелёного в цветном ковре пейзажа было мало, лиственничные и хвойные леса ушли назад, к южной оконечности плоскогорья, здесь же преобладали коричнево-серые, с жёлтым или шоколадным оттенком тона, расцвеченные чуть более яркими выходами минералов.
Изредка в обнажениях скал сверкали гранями кристаллы полевого шпата и пластины слюды, но всё же основной цвет плоскогорья был коричнево-серый.
Взгляд остановился на обломке скалы, выступающем из осыпи горной стены. Обломок имел необычно строгие геометрические очертания. В лучах заходящего солнца он был виден отчётливо и казался раскалённым, как после выхода из печи. Но раскалённым он казался лишь в оранжево-красных солнечных лучах, и если бы не его форма, Фомин не заинтересовался бы камнем.
Пришла идея подняться и рассмотреть глыбу поближе.
Фомин сделал глоток воды из фляги на поясе, медленно взобрался на уступ скалы и увидел ещё несколько каменных обломков прямоугольной формы. Они утопали в щебне и были почти не видны под зарослями кустарника и лишайника. Если бы Фомин не поднялся выше, он бы их не заметил. Не веря глазам, археолог потрогал гладкий бок ближайшего камня, больше похожего на гигантскую плиту или колонну, обработанную человеческими руками.
Но он знал, за чем шёл, и на удивление времени не тратил. Сфотографировал первую глыбу с трёх сторон, с трудом обогнул нагромождение скал и выбрался к другим параллелепипедам, образовавшим нечто вроде огромного каменного уступа или стола, разбитого то ли давним взрывом, то ли землетрясением.
Вывод напрашивался сам собой: перед Фоминым лежала изрядно разрушенная искусственная кладка, принадлежавшая не то основанию огромной пирамиды, не то фундаменту колоссального храма, не то посадочной площадке космодрома… которого в отрогах Вилюя не могло быть!
Уняв поднявшееся в душе волнение, Фомин сфотографировал блоки сбоку, затем поднялся ещё на два десятка метров по склону горы и сфотографировал «кладбище» разбитых блоков сверху. Площадь обнаруженного «стола» была огромна, не менее квадратного километра, и Фомину опять пришла в голову мысль, что он видит остатки древнего космодрома.
