Алексей Пехов - Ветер и искры (сборник)
Вход, запретный для простых смертных, охраняли вооруженные алебардами гвардейцы в парадных мундирах. Заметив девушку, они вытянулись в струнку, негромко стукнули древками об пол и распахнули тяжелые, сверкающие позолотой двери.
Тиа легким небрежным кивком поприветствовала капитана гвардии, а затем степенно прошла в Покои Силы, проигнорировав широкие, светлые залы с безупречно чистым, блестящим полом из синского кедра. Ходящей очень хотелось сделать то, что она так любила делать в детстве — разбежаться изо всех сил и прокатиться по гладкой поверхности, словно по зимнему льду. Но, разумеется, она не совершила ничего подобного, понимая, что это неподобающий поступок для ее положения.
Особенно в императорском дворце.
Она несколько раз повернула, удаляясь от шикарных залов, созданных Каваларом еще до того, как он начал строить Радужную долину, и вышла в просторную часовню Мелота. Резные рамы оказались распахнуты, было свежо, даже весьма прохладно, сильный сквозняк задул множество лампад и прогнал запах благовоний.
Дверь справа от центрального образа Мелота была приоткрыта. За ней, расположившись меж двух каменных стен, пряталась узкая, закручивающаяся серпантином лестница. Тиа, стараясь, чтобы ступеньки не скрипели под ногами, начала подниматься наверх. Уже на середине пути она почувствовала характерный запах. Он постепенно усиливался, и наверху, в маленькой круговой комнате с окнами, выходящими на четыре стороны света, Ходящая, не сдержавшись, поморщилась.
Едко пахло масляной краской и растворителем.
У одной из резных рам Тиа увидела Гинору и остановилась, недоуменно нахмурив брови:
— Здравствуй. А где Ретар?
Волосы учительницы Альбиноса были цвета меда огненных пчел — медно-рыжие, непослушные, дерзко остриженные.
— Привет. — Гинора улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. — Он упросил меня помочь. Реставрация полотна подходит к концу.
Она отложила широкую кисть, вытерла испачканные в алой и черной краске руки об уже изрядно изгвазданную разноцветную тряпку.
— Но где он сам? — спросила Тиа. — Что-то непохоже на него.
— Я тоже попросила его помочь. — Ее зеленые глаза задорно сверкнули. — Рована не найти, так что отдуваться пришлось Ретару. Он присутствует в Радужной долине, помогая с подготовкой к завтрашнему дню, а я — занимаюсь этим.
Она небрежно указала на полотно времен Скульптора.
— Плетением, кажется, было бы проще, — высказала свое мнение Тиа.
— Не рискну, — цокнула языком Рыжеволосая. — Естественные цвета не так просто передать с помощью «искры», если ты, конечно, не Кавалар. Обычное масло справляется гораздо лучше, хоть и медленнее.
— Я рассчитывала застать Ретара здесь, но, раз его нет, не буду тебя отвлекать. Хотя я не могу понять, как вы можете думать хоть о чем-то, когда осталось так мало времени… Удачи тебе.
— Удачи, — ответила Гинора, промывая кисть.
Тиа пошла к дверям и внезапно услышала:
— Ты боишься.
Ходящая вздрогнула, остановилась, глубоко вздохнула и, не оборачиваясь, сказала:
— Да. Боюсь.
Рыжеволосая вздохнула, окружила комнату плетением от прослушивания:
— Нет смысла волноваться, Тиа. Ты не меньше, чем я, понимаешь — «искра» умирает. Сорита толкает Башню в пропасть. Если мы не сделаем сейчас того, что хотим сделать, потом будет поздно. Через месяц она протащит в Совет тех, кто сегодня заправляет здесь. В Корунне. Приближенных к Императору. И мы можем забыть обо всем, чего добились.
— Я все это знаю.
— Тогда ты также знаешь, что время работает против нас. Рано или поздно кто-нибудь ошибется, проговорится, попадется, и нас передавят. Поодиночке. Завтра — наш единственный шанс. Почти все сторонники Матери будут в Долине. У нас появится время. Все готово, и все готовы. Нет причин отступать.
Тиа неохотно кивнула.
— Что тебя гложет? — поинтересовалась Гинора.
— Я не боюсь последствий… Ты же понимаешь… Пойду до конца… С Ретаром… и с тобой… Но я не хотела бы, чтобы дело зашло слишком далеко. До открытого противостояния. Как ты думаешь — такое возможно?
— Я не буду тебе лгать — не знаю. Такой вариант возможен… Черкана его предусмотрела. Но Тальки считает, что, если мы быстро изолируем глав Совета, в том числе и Сориту, ничего не будет. Все пройдет тихо и мирно. Недовольных и сомневающихся много. Они выслушают нас, если рядом не будет лидеров. Или те промолчат.
— Ты надеешься, Сорита и другие сделают это по своей воле?
— Я собираюсь сделать все, чтобы было именно так. — Зеленые глаза потемнели. — Ты завтра будешь подле учительницы?
— Придется. Но ты должна понимать, если…
— Конечно. Ретар, Митифа, Шалв и Рика будут рядом с тобой.
Тиа мрачно кивнула. Сил пятерых должно с лихвой хватить, что бы там завтра ни произошло.
— Считаешь, у нас нет шансов договориться?
— Ты о Сорите? — Гинора посмотрела на нее пристальнее. — Они небольшие. Если только она не убедится, что наши намерения серьезны и нам нечего терять. Одно я знаю точно: мы не ударим первыми, Тиа.
— Думаешь, меня это успокаивает? Прости, Гинора, но мне не так просто, как тебе, побороть свой страх и свои сомнения. Я не настолько сильна.
Рыжая изящно встала с трехногого табурета и подошла к Тиа вплотную. Бесцеремонно подняла пальцем подбородок девушки, заглянула в золотисто-карие глаза:
— Порой мы способны на гораздо большее, чем нам кажется. Я вижу, что в твоей душе скрыт стальной стержень. Я знаю, что ты талантлива. Я уверена, что Ретар доверяет тебе. Мне этого достаточно, чтобы не сомневаться в тебе.
— Кажется, ты знаешь меня гораздо лучше, чем я сама себя, — нахмурилась Тиа.
Красивые губы Гиноры тронула легкая улыбка.
— Ты боишься — это простительно. В этом нет ничего преступного и постыдного. Все боятся. Все испытывают сомнения. Но и я, и ты, и наши братья и сестры знают, что это надо сделать. Завтра мир изменится раз и навсегда. К добру или худу это приведет — мне неведомо. Проиграем мы или выиграем, умрем или победим — сейчас совершенно неважно. Но если мы выживем, если все получится, то через год, пять, десять, пятьдесят лет и ты, и я, будем знать одно — все сделанное нами не было напрасно. Мы поступили правильно.
— Ты настолько веришь в эту истину?
Короткий смешок был ей ответом.
— Если бы я не верила, то вряд ли бы позволила Черкане и Тальки сделать то, что они хотят.
— Считаешь, у тебя бы получилось их остановить?
Учительница Ретара задорно подмигнула:
— В этом деле никогда не узнаешь, пока не попробуешь.
Тиа не знала, что Гинора прочла в ее глазах. Рыжеволосая лишь ободряюще улыбнулась и вернулась к краскам. Взяла тонкий шпатель, размешала желтый цвет, добавив в него немного алого:
— Я не смогу принять решение за тебя, Тиа. Никто не сможет. Выбор должен быть только твоим.
— Это я прекрасно понимаю. И хочу попросить тебя. Не говори о нашем разговоре Ретару.
— Он ничего не узнает.
— Спасибо, — искренне поблагодарила девушка собеседницу и взялась за дверную ручку. От запаха красок и растворителей у нее разболелась голова.
— Постой…
Тиа обернулась.
Вид у Гиноры теперь был серьезным. Больше она не улыбалась.
— Если до завтрашнего утра ты продолжишь сомневаться — отступи. Уйди из Башни, пока все не закончится. Если мы победим — приходи смело. Никто и пальцем тебя не тронет. Я клянусь. Если же нет… постарайся скрыться. А потом найти свободных носителей. «Самородков». Ты будешь единственной, в ком останется смешанная «искра». Она не должна пропасть.
Тиа ничего не сказала. Вышла на лестницу и плотно закрыла за собой дверь…
Тиф открыла глаза. Села, набросила на плечи стертое от времени шерстяное одеяло. Ее трясло. То ли от ночного холода, то ли от сна. Она даже не могла предположить, что ее подлая память настолько долговечна, и она увидит день, предшествовавший Темному мятежу, в таких деталях.
Запахи, чувства, ощущения, эмоции, солнечный свет, играющий с пылинками. Голос Гиноры, один из самых красивых, что она слышала за всю свою безумную, бесконечно-долгую, мерзкую жизнь. Он до сих пор звучал в ее ушах.
Пальцы на руках мелко дрожали, сердце учащенно билось, на душе лежал тяжелый камень.
— Звезда Хары! Что же мы сделали не так? — едва слышно прошептали ее губы. — Где мы ошиблись? В чем? Как это могло привести к такому?!
Брагун-Зан, неприветливый, холодный, пустынный, освещенный тысячами костров и светом огромной, багряной кометы, приблизившейся к самой земле, казался кошмаром. Или мечтой Рована — воротами в Бездну.
— Мир изменился. Но и мы изменились вместе с ним. Слишком сильно изменились.
Ворох тряпок у ее ног зашевелился, и из него выглянул Юми.
