"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Геммел Дэвид

— Если будем сильными, — не замедлил ответить Дельнар, сам себе удивляясь.

На рассвете пантиане снова пошли в атаку. Они медленно ползли через перевал, а дренаи ждали их с мечами наготове. Но пантиане не стали нападать. Под удивленными взорами защитников они уносили прочь тела своих товарищей.

Диковинное это было зрелище. Дельнар приказал своим отойти на двадцать шагов, чтобы дать им место. Он вложил свой меч в ножны и подошел к Друссу, стоявшему в первом ряду.

— Что ты об этом скажешь?

— Скажу, что они освобождают место для колесниц, — сказал Друсс.

— Но лошади не поскачут на строй людей. Они остановятся.

— А ты погляди-ка вон туда.

Вентрийское войско за ручьем расступилось, уступая дорогу сверкающим бронзовым колесницам тантрийцев. Их огромные колеса были снабжены зазубренными смертоносными серпами. На каждой стоял возница и воин с копьем.

Уборка трупов продолжалась около часа. Колесницы тем временем выстроились в ряд поперек долины. Когда пантиане завершили свою работу, Дельнар вызвал вперед тридцать человек с собранными накануне плетеными щитами. Этими щитами перегородили перевал, полив их лампадным маслом.

Дельнар положил руку Друссу на плечо:

— Выведи своих людей на пятьдесят шагов вперед, к самому ограждению. Когда они атакуют, разделимся на правое и левое крыло и укроемся за камнями. Как только прорвутся, подожжем щиты. Авось это их остановит. Вторая шеренга займется колесницами, пока ваша будет сдерживать наступающую пехоту.

— На словах получается хорошо, — сказал Друсс. — Если не получится на деле, больше пробовать не станем.

Друсс ухмыльнулся.

Возницы надевали на головы лошадям шелковые колпаки. Друсс вывел своих двести человек вперед, к заграждению из щитов. Диагорас, Сертак и Архитас заняли места рядом с ним.

Гром копыт прокатился по долине. Двести возниц взмахнули бичами, и кони ринулись вперед.

Когда они были у самых щитов, Друсс приказал разделиться. Люди бросились в укрытие по обе стороны перевала, а колесницы с грохотом устремились ко второй шеренге. В политые маслом щиты полетели горящие факелы. Вспыхнуло пламя, повалил черный дым. Ветер понес дым на восток, в раздутые ноздри зашоренных лошадей. Кони заржали в ужасе и стали поворачивать назад, несмотря на бичи погонщиков.

Все смешалось. Второй ряд колесниц врезался в первый. Кони падали, колесницы переворачивались, кричащие люди валились на острые камни.

Дренаи бросились в гущу хаоса, набросившись на вентрийских копьеносцев, чье оружие было бесполезным в такой тесноте.

Горбен со своего наблюдательного поста в полмили от битвы двинул в бой легион пехоты.

Друсс и его двести воинов снова выстроились поперек перевала, сомкнув щиты перед новой атакой и выставив сверкающий ряд клинков навстречу одетой в серебристые доспехи пехоте.

Расколов череп одному врагу и вспоров живот второму, Друсс кинул быстрый взгляд налево и направо.

Оборона держалась.

В этой схватке пало больше дренаев, чем накануне, но и это число казалось небольшим по сравнению с потерями вентрийцев.

Только горстка колесниц прорвалась обратно сквозь дренайские ряды и понеслась прочь, сминая собственную пехоту.

Тянулись кровавые часы боя. Обе стороны бились яростно, не помышляя об отходе.

Блистающие серебром вентрийские пехотинцы продолжали наступать, но к сумеркам у них поубавилось пыла.

Взбешенный Горбен послал на перевал их командира.

— Гони их в бой, не то скоро сам будешь молить о смерти.

Не прошло и часа, как генерал пал мертвым и пехота в густеющих сумерках отошла за ручей.

Горбен, раскинувшись на своем шелковом ложе и не глядя на пляшущих перед ним танцовщиц, вполголоса совещался с Бодасеном. На императоре были полные боевые доспехи, а позади него стоял могучий телохранитель-пантианин, последние пять лет бывший при императоре также и палачом. Свои жертвы он убивал голыми руками — одних душил, медленно сжимая горло, другим выдавливал большим пальцем глаза. Все казни совершались в присутствии императора, и не проходило ни одной недели без этого жестокого зрелища.

Однажды пантианин убил человека, раздавив ему череп ладонями, чем вызвал рукоплескания Горбена и его придворных.

Бодасена тошнило от всего этого, но он застрял в паутине, сотканной им самим, и не мог из нее вырваться. Многие годы обостренное честолюбие гнало его к вершинам власти. Теперь он командовал Бессмертными и после Горбена был самым могущественным в Вентрии человеком. Однако это положение было гибельным. Подозрительность Горбена была такова, что военачальники его жили недолго, и Бодасен все чаще чувствовал на себе взгляд императора.

Этим вечером Бодасен пригласил Горбена в свой шатер, пообещав ему несколько веселых часов, но император пребывал в сварливом, капризном настроении, и Бодасен старался ступать осторожно.

— Ты ведь знал, что пантиане и колесницы потерпят неудачу, верно? — спросил император.

В этом вопросе таилась угроза. Скажешь «да» — император спросит, почему Бодасен не заявил об этом сразу. Разве он не советник императора? Какой же прок от советника, если он не дает советов? Скажешь «нет» — император решит, что Бодасен плохой военачальник.

— Мы с вами провели немало войн, государь, — сказал Бодасен, — и почти всегда встречали отпор со стороны врага. Вы сами всегда говорили: «Пока не попробуешь, не будешь знать, как добиться успеха».

— Ты полагаешь, что пора пустить в дело моих Бессмертных? — До сих пор император всегда говорил «твои Бессмертные».

Бодасен облизнул губы и улыбнулся.

— Я не сомневаюсь, что они быстро очистят перевал. Дренаи хорошо дерутся, и дисциплина у них крепкая, но они знают, что против Бессмертных не выстоят. Однако решение зависит от вас, и только от вас, государь. Вы один владеете божественным даром полководца. Я и все прочие — лишь отражение вашего величия.

— Неужто нет таких, которые умели бы думать самостоятельно?

— Буду честен с вами, государь. Таких вы не найдете.

— Почему?

— Вы ищете того, кто способен мыслить столь же быстро, как вы, и видеть столь же глубоко. Таких людей просто не существует. Боги одарили вас мудростью, которая дается лишь единожды за десять поколений.

— Ты говоришь искренне. Но мало радости в том, чтобы стоять столь высоко над своими собратьями, будучи всегда одиноким. Ты же знаешь — меня все ненавидят, — прошептал Горбен, косясь на часовых у входа.

— Завистники всегда были и будут, государь.

— Ты тоже завидуешь мне, Бодасен?

— Да, государь.

Горбен повернулся на бок, сверкнув глазами.

— Объяснись.

— Долгие годы я с любовью служил вам, и мне всегда хотелось быть похожим на вас. Ведь тогда я бы мог лучше служить вам. Глупцом должен быть тот, кто вам не завидует. Но питать к вам ненависть — безумие, ибо никому не дано стать таким, как вы.

— Хорошо сказано. Ты честный малый. Один из немногих, кому я могу доверять. Не то что Друсс, который обещал служить мне, а теперь препятствует моей победоносной судьбе. Я хочу его смерти, мой верный воин. Хочу, чтобы мне принесли его голову.

— Будет исполнено, государь. Император обвел взглядом шатер.

— Ты живешь почти в такой же роскоши, как и я.

— Лишь благодаря вашей щедрости, государь, — быстро ответил Бодасен.

В доспехах, зачерненных смешанной с маслом грязью, и с такими же лицами, пятьдесят воинов с Друссом во главе тихо переправились через узкий ручей под безлунным небом.

Молясь о том, чтобы тучи не разошлись, Друсс вывел людей вереницей на восточный берег. Топор он держал наготове и прикрывал зачерненным щитом. Выбравшись на сушу, он присел на корточки, собрав вокруг остальных, и указал на двух дремлющих часовых у догорающего костра. Диагорас и еще двое, как тени, отделились от остальных с кинжалами в руках. Часовые умерли, не издав ни звука. Держа факелы, наспех сооруженные из пантианских плетеных щитов, отряд двинулся к костру.