Эми Тинтера - Ребут
— Что насчет нее? — пробормотал Лэб.
— Я могу вытащить ее.
Он ничего не сказал. Он был настолько тих, что я, в конце концов, посмотрела на него через плечо и увидела его пораженное лицо, почти шокированное. Будто я сказала, собиралась убить его дочь, а не спасти ее.
— Мы уже пробовали, — заикнулся он.
— Я лучше, чем любой другой человек. Я обучена для этого. Если ты хочешь ее, тебе нужна я.
Он медлил, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Откуда мне знать, что ты сдержишь свое слово, когда выберешься отсюда?
— Поверить?
Один взгляд на его лицо показал, что это тоже не вариант.
Мы снова замолчали, и Лэб уставился в пол с нахмуренными бровями. Наконец, он сказал:
— Ты хочешь попасть в резервацию, верно?
— Если она действительно существует.
— Она существует.
— Ты был там?
— Нет, но ребуты, которые встречались с мятежниками, сказали, что это действительно так. — Он выглядел почти возбужденно, когда говорил. — Я передам мятежникам в Остине не отдавать тебе карту дороги в резервацию, пока ты не придешь с Адиной. Ты сделаешь это?
Резервация была не моей главной задачей — в отличие от спасения Каллума — но Лэбу не нужно было этого знать.
— Да. Однако ты должен отдать мне устройство обнаружения. Я не смогу вытащить ее без него.
Лэб кивнул, и у меня подпрыгнуло сердце с надеждой. Это может на самом деле сработать.
— Сделай это быстро, — сказала я, отходя от Лэба.
Я дернула голову в сторону, смотря на Каллума.
— Ты можешь пойти в душ.
Каллум послал мне еще один любопытный взгляд, но я не обратила на него внимания, когда мы разошлись по нашим разделенным душевым. Сердце у меня в груди бешено колотилось в предвкушении, но я не могла решить хотела ли я говорить ему что-то. Что если я дам ему надежду и все провалиться?
Я схватила полотенце и вошла в кабинку, задергивая шторку позади себя. Я повесила полотенце на боковую стену и взялась за низ своей рубашки.
— Рэн?
Я резко обернулась, чтобы увидеть очертания того, кто стоит по другую сторону шторки.
— Каллум?
Он отдернул шторку и шагнул внутрь кабинки. Веселье промелькнуло на его лице, когда он посмотрел вниз на мои пальцы, все еще крепко сжимающие низ рубашки.
Я быстро отдернула ее, разгладив ткань по животу. Он просто стоял на месте. Я должна была что-то сделать? Он пришел, думая, что я хотела заняться сексом? Мои руки вдруг задрожали, и я почувствовала облегчение, когда он тотчас же не набросился на меня.
И, может быть, немного разочарования.
— О чем ты говорила с Лэбом? — спросил он.
Я скрестила руки на груди и подавила прилив разочарования из-за того, что он не пришел ко мне, чтобы поцеловать.
— О планах, — сказала я.
— Что это значит?
Я хотела сказать, что собираюсь вытащить его отсюда. Я хотела сказать, чтобы он держался, побыл послушным еще немного времени, пока я не выясню все. Я знала, что он посмотрит на меня с выражением счастья, надежды и волнения. Но боялась, что он будет раздавлен, если все провалиться.
— Планах по нашему побегу? — спросил он.
— Я не знаю.
В его глазах уже зажглась надежда. Так много усилий, и все для того, чтобы позволить его надеждам рухнуть.
— Ты будешь выполнять приказы, пока я все не узнаю? — спросила я.
Он сомневался. Всего мгновение, но сомнение было.
— Да.
Я ждала. Он не имел в виду «да».
Его «да» было ложью.
— В пределах разумного, — закончил он.
Это было правдой.
— Они пошлют нас убить цель в любой день, — сказала я тихо. — Если до этого дойдет, ты будешь обязан повиноваться.
— Нет.
— Каллум..
Он улыбнулся.
— Мне нравится, что ты теперь называешь меня Каллумом.
— Ты должен сделать это.
— Нет, не должен.
Он потянулся, пытаясь убрать одну из моих рук от груди.
Я отмахнулась от него.
— Лэб не сможет помочь нам, если ты умрешь.
— Они не могут заставить меня убить кого-то.
— Это взрослый ребут. Он даже больше не человек.
Он посмотрел на меня, нахмурившись.
— Разве люди не говорят то же самое о нас?
— Да, но касательно взрослых это правда, они…
— Ты не знаешь этого. Это только то, что говорит КРРЧ. Я склонен относиться к их словам с недоверием.
— Ты видел Грегора прошлой ночью, — сказала я. — Он был безумен. И каждый взрослый человек, которого я видела, после становления ребутом был таким. Они даже не могут говорить, Каллум.
— Мы были там, чтобы схватить его, чтобы КРРЧ смогло проводить над ним эксперименты. Я бы тоже сопротивлялся. И, кроме того, я был в истерике, когда восстал из мертвых. Разве у тебя ее не было?
— Была.
— Поэтому, возможно…
— Это не важно, — сказала я раздраженно. — Либо ты убьешь его в следующий раз, либо КРРЧ устранят тебя.
— Ты правда многих убила? — спросил он.
— Да, — сказала я, опуская глаза.
Без всяких раздумий. Отказаться даже не приходило мне в голову.
— Людей тоже?
— Да.
— Они заставляли тебя делать это?
— Иногда я сама предлагала.
Я подняла взгляд, когда он резко втянул воздух при этом признании.
— Почему ты делала это? — спросил он и его голос оборвался.
— Когда цель убивала моих товарищей, я предлагала.
— Потому что ты была зла.
Я остановилась, крепче обхватывая себя.
— Возможно. — Его лицо было полно смятения и ужаса, может быть, даже немного отвращения. Камень образовался у меня в груди, и я закрыла глаза, пытаясь заставить пропасть это ощущение. — Мне было всего двенадцать, когда я умерла. Я здесь уже давно и думала, что должна была делать все, что… то есть, я должнаделать все, что мне прикажут. Они были плохими — те люди, которых я убила — и я не…
— Я не осуждаю тебя, — оборвал меня Каллум, и его лицо смягчилось, когда он подошел ко мне ближе. — Ну, осуждал, но не должен был. Я сожалею. Я здесь всего несколько недель, а ты… Я могу себе представить каково, это пробыть здесь пять лет. — Улыбка расползлась по его лицу. — Может быть, мне и не придется представлять. Ты и Лэб выглядели очень серьезными сегодня.
— Или ты не пробудешь здесь пять лет, потому что снова ослушаешься приказов и они убьют тебя.
— Или это, — сказал он, похлопав меня по голове, немного посмеиваясь. Очевидно, собственная смерть мало волновала его.
— Это я, Каллум. Если ты не выполнишь задание, ядолжна буду устранить тебя.
— Ох.
Он вопросительно посмотрел на меня
— Я не стану этого делать, — сказала я, мое раздражение сочилось через голос.
— Но тогда…
— Тогда они, скорее всего, устранят и меня тоже.
— Черт, Рэн… — Он выдохнул воздух со свистом, закидывая руки за голову. — Это не честно.
— Это правда.
— Нет. Они не сделают этого. Ты же их драгоценная Сто семьдесят восемь. Офицер Майер просто накричит и назначит кого-то другого убить меня.
— Я ребут, как и все остальные, — сказала я. — Они убьют меня, если я начну возмущаться.
— Итак, либо я убиваю этого человека, либо я ответственен за твою смерть. Здорово. Прекрасный выбор ты оставила мне.
— Я не хочу, чтобы ты умер.
— Теперь ты подлизываешься. — Он потянул меня за талию, пытаясь притянуть ближе. Я позволила ему это, прижимая ладонь к его теплой груди. — Я просто не хочу быть…
— Мной? — предположила я.
— Нет. Я не хочу, чтобы меня превратили в такого человека. В того, кто убивает.
Мне нечего было сказать на это, так как я уже была этим человеком. Я сжала губы и умоляюще посмотрела на него.
— Этот взгляд, — простонал он, положив руки на мои щеки. — Не смотри на меня так.
— Ты сделаешь это? Пожалуйста?
Он вздохнул и опустил руки.
— Мне нужно решить прямо сейчас?
— Задание может быть назначено в любую минуту.
— Я… мог бы постараться, думаю.
Поражение в его голосе заставило мои внутренности неприятно скрутиться.
— Спасибо.
Я сделала шаг назад, показывая, что была готова его отпустить.
— Ладно, я дам тебе принять душ. — Он схватился за край шторки, но остановился. Веселье промелькнуло в его глазах. — Или я мог бы остаться.
Приглушенный визг вырвался из моего рта, когда я подняла руки и прижала их к своей груди.
— Я…эм…
Да. И нет. Мне стало плохо.
— Извини, — сказал он со смехом, поднимая руки. — Ты выглядишь шокированной. Я просто шучу.
— Нет, я не шокирована, — сказала я, заставляя себя расслабиться.
Он в последний раз улыбнулся мне, прежде чем поднять шторку и уйти.
Ниже-шестидесятые наклонились и заглянули за шторку, прежде чем я смогла ее закрыть. Небольшая толпа уже собралась в душевой и у всех девушек были веселые улыбки на лицах.
— Ой, мы знали, что ты сломаешься, в конце концов, — сказала Ниже-шестидесятая. — Он действительно милый.
