Алан Фостер - Проклятые: Военные трофеи
– Ну, – продолжал он неослабевающий напор, – и что это? – Он навис над ней.
Ей теперь было страшно, но она, почему-то, даже шевельнуться не могла. Казалось, будто ноги вросли в камень, приковали ее к месту. Она едва сознавала, что отвечает на его вопрос. Это было самое необычное, потому что она не собиралась никому рассказывать о своих подозрениях. Они были настолько опасны, настолько зловещи, что даже своим она не стала бы о них говорить. И она прекрасно понимала, какие могут быть последствия, если о них узнают люди.
И не важно, что выкладывает она все это полковнику Невану. Несмотря на искреннюю заботу, которую он проявлял о ее благе, что-то в его глазах, в его поступи выдавало его истинную суть. И происхождение его невозможно было отрицать.
– Мои исследования, – слышала она чей-то голос, понимая одновременно, что это говорит она сама, – привели меня к самым неутешительным выводам. – На этом она попробовала поставить точку.
Но он этого не позволил.
– Продолжайте.
Она смутно понимала, почему не может его ослушаться. Как вода, прорвавшаяся сквозь разрушенную плотину, хлынули из нее слова.
– Я пришла к осознанию этого только после многократных просмотров накопленных мною исследований…
– После того как вы стали свидетельницей эпизода, произошедшего во время битвы за дельту между сержантом Коннером и отступающими массудами, – подсказал он с холодной услужливостью.
– И это тоже, бесспорно, составная часть.
– Вероятно, все это каким-то образом увязывается с тем, что вы почерпнули, наблюдая за мной? – обреченно спросил он.
– Естественно. – Она поняла, что он стоит настолько близко, что заслоняет собой солнце. И ведь для человека он даже и не особенно крупный. Сильные, гибкие, убийственные пальцы, которыми оканчиваются руки, напряженно скрючены. – А так же со всем, что я узнала, наблюдая действия людей в бою – как здесь, так и на Тиофе.
В его голосе появилась неуверенность. Для вейса это было очевидно, как смена цветов.
– Со всем?
– А с чем же еще?
Он сделал шаг назад, явно смущенный. Каковы бы не были его побуждения, она испытала благодарность за его частичное отступление.
– Я чего-то не понимаю. Вы хотите сказать, что не нашли ничего исключительного или особенного во встрече сержанта Коннера с массудами или в наблюдениях за мной?
– Все это только подтвердило то, что я и так знала по наблюдениям за другими людьми. А что тут не так? – Ее собственное смущение тоже усилилось.
– Нет, нет. Все так, – согласился он весьма поспешно. – Забудьте. Это не важно. Совсем не важно. Не больше и не меньше, чем все ваши остальные наблюдения.
Она поддалась внушению. Естественно.
– Тогда сообщите мне о ваших выводах, – потребовал он у нее очень необычным голосом. – Расскажите, к каким заключениям вы пришли, изучив нас?
Она поймала себя на том, что говорит с откровенностью, которой сама от себя не ожидала.
– Все, что я видела, все, свидетельницей чего я стала, только подтверждает гипотезу, выдвинутую мной еще до начала полевых исследований.
– Соленый ветер взъерошил ее перья. На скалистом утесе становилось холодно. – Используя в качестве трамплина мои личные наблюдения за взаимоотношениями людей с представителями других рас, я разработала компьютерную программу, которая позволила бы сделать некоторые экстраполяции опытных данных, куда я помимо своих включила и работы других ученых – как современников, так и предшественников. Впечатление было такое, будто она ведет семинар, на котором присутствует один-единственный студент. Она знала, что непозволительно откровенничает, как сама, так и в плане – информации, но ничего не могла с этим поделать. Что-то вынуждало ее выкладывать все.
– Выезд на место я затеяла отнюдь не с целью подтвердить свои заключения, а, наоборот, опровергнуть.
– Вы хотите сказать, что здесь на Чемадии и раньше на Тиофе стремились обесценить дело вашей жизни?
– Именно так. – Она обнаружила, что двигаться все-таки может. К месту она была прикована не физически, а мысленно. – Я стала задумываться, что случится, если Амплитур, в конце концов, будет побежден.
– Не если, а когда. – Страат-иен заговорил, как хороший солдат.
– Не важно, – нетерпеливо сказала она. – Несомненно, это произойдет.
Течение войны полностью переменилось двести лет назад. До того они всегда способны были разработать новые вооружения, придумать какую-то новую стратегию для контратаки. И таким образом снова потеснить Узор. Двести лет назад у Узора появился новый союзник – Человечество. В этом все и дело.
– Мы сделали, что могли. – Совершенно к этому моменту заинтригованный Страат-иен пытался понять, к чему она ведет.
– Что случится, когда Амплитур будет побежден окончательно? Что случится, когда они более не в состоянии будут вести эту войну Назначения ни против нас, ни против других разумных существ? Когда все подчиненные им расы будут освобождены от внутренних генетических и ментальных вмешательств Амплитура?
– Не хочу говорить банальностей, – осторожно ответил Страат-иен, – но, по-моему, это будет означать, что война закончится и будет мир.
– Если я не ошибаюсь, то эти два слова и так антонимы, – загадочно высказалась она.
– А почему, собственно, не быть миру, если война закончится? Все перестанут драться и отправятся по домам.
– Все? – Она смотрела прямо на него. На какое-то мгновение ему показалось, будто это он подвергается умственному параличу.
– Если вы говорите о нашем виде, то мы вернемся к мирным задачам, как и все остальные. Может быть, попросим постоянного членства в Узоре. Мы вернемся к тому, чем занимались на Земле, когда Узор нас обнаружил и втянул в эту войну.
– Вы подтверждаете мои худшие страхи.
– Да в чем же дело! – спорил он. – Я изучал нашу собственную историю.
На Земле и серьезных войн-то не было, когда прилетел первый корабль Узора.
– По чьим меркам? На Земле никогда не было мира, вы только играли в «миротворческие усилия». Прежде чем вы стали воевать против Амплитура и его союзников, вы без конца соперничали между собой – единственные из всех «разумных» существ. Это же было искажение законов естества, вызванное уникальностью вашей планеты и вашего собственного эволюционного развития.
– Но мы это переросли, – не соглашался Страат-иен. Мы овладели своей древней историей. Вы говорите о раннем Человечестве, совершавшим ошибки развития. Наше длительное сотрудничество с цивилизациями Узора навеки изменило наше общество.
– Да, но достаточно ли изменило? Дайте мне возможность высказать тезис. Когда Амплитур капитулирует, с кем вы будете биться?
– Ни с кем. Нс с кем будет.
– А я не уверена. Я думаю, что сначала будет недолгий мир, в качестве выдоха, а потом вам придется искать, с кем вступить в конфронтацию. И тут дело не в вашем обществе; дело в ваших ДНК. Вам слишком нравится конфликтовать. Ведь даже пословица есть: «Один человек – цивилизация, двое – армия, трое – война».
К этому моменту Неван практически забыл, зачем они оказались на скалах. Он понял, что она вообще ни черта не подозревает ни о Коннере, ни о нем, ни о Ядре, ни об особом таланте, которым недальновидные амплитуры наградили потомков насильственно подвергнутых генетическим искажениям жителей Коссуута. Вместо этого она упорно защищает невероятную теорию, которую сформулировала еще задолго до появления на Чемадии. С другой стороны, он постепенно начинал понимать, что, будучи подтверждены, и эти ее догадки могут привести к потрясающему урону, только по совсем другим направлениям, чем те, которыми он был озабочен.
– Вы переключитесь на нас, на Узор. – Это она заявила с полной убежденностью. – Именно это и показали мои экстраполяции. Поскольку у вас теперь есть возможность грызться с другими существами, а не между собой, вы кончите тем, что затеете конфликт с Вейсом или С'ваном – или даже с Массудом.
– Да с чего бы нам этого захотелось? – Он искренне ничего не понимал.
– С какой стати мы захотим вступить в войну с теми, кто сотни лет был нашим союзником?
– Потому что вы ничего с собой не сможете поделать. Конфликты всегда составляли смысл и двигатель вашей цивилизации. Все ваши крупнейшие скачки в области технологии приходились на период войн. Все это – ваша история. – Многого не потребуется, – продолжала она. – Какое-нибудь подозрение, воображаемая угроза. Я предсказываю, что первым делом вы вступите в войну с Массудом. Это гораздо больше вас потешит, чем, скажем, развязывание конфликта с Гивистамом.
– Мне кажется, что ваши выводы не корректны, – твердо сказал он. – Не забывайте: вы все это выводите с позиции Вейса, а ваш вид отличается гипертрофированной чувствительностью и мнительностью.
– У компьютерной модели, которую я разработала, не может быть мнительности – гипертрофированной или еще какой-то.