Людмила Белаш - Темные звезды
— Она жива? Цела? — проговорил он вполголоса.
— Ей ничто не угрожает, — заверил принц, теряясь в догадках, каким образом ан Лисена ускользнула из башни и куда она подевалась. Разъезды прочесывали парк, но пока безуспешно. Ночная стража отчиталась, что троих действительно отвели в башню, но до рассвета оттуда никто не выходил. Мистика какая-то!
В довершение дурных событий на краю парка авиаторы сбили мориорский летун. Должно быть, пилот был неопытный, раз позволил засечь себя в свете зари! Сгорел, бедняга, в кислотном огне, даже костей не осталось.
Однако граф был в руках принца, и это согревало душу Цереса. Когда граф выполнит условия сделки, обратного пути не будет! Он тоже станет заговорщиком.
— Все мои предложения в силе, любезный Бертон. Пост канцлера ваш, а люди Гестеля мои. Когда наше предприятие увенчается успехом, дочь вернется к вам. Вы можете сейчас же отправляться в Гестель и готовить его к эвакуации. Половина питомцев должна быть доставлена в Бургон, а остальные в те места, куда я укажу. Завтра я жду здесь принцессу Эриту.
— Я не могу привезти Ее Высочество против ее воли, — хмуро ответил граф.
— А вы попробуйте. У вас получится. Для верности я дам вам отделение своих жандармов.
Слово «верность» прозвучало из уст Его Высочества как-то двусмысленно.
Бертон еще раз перебрал вещи своей дочери. Кроме печали, его начали одолевать сомнения. Как ученый, он привык решать проблемы и загадки, а перед ним лежала именно загадка.
«Платье не обожжено, только порвано в одном месте. Значит, Лис как-то сумела покинуть поезд до бомбежки. А потом? Лес был сожжен наутро, но и этого Лис избежала. Затем подошли жандармы принца…»
— Где образец ее почерка?
— Позже. Я предъявлю его позже. — Принц постарался не выдать своего замешательства, но тень неуверенности на его лице не укрылась от наблюдательного Бертона.
«Ах, „позже“! Вариантов только два: либо Лис отказалась писать под его диктовку… и тогда она истинно благородная девица, либо она не в состоянии взять в руки перо. Ранена? Мертва? В любом случае я не имею права быть слабее собственной дочери. Что ж, Ваше Высочество, вы сделали свой ход, теперь мой черед».
Холодно откланявшись, граф покинул Цереса и вскоре уже катил к Гестелю, а следом пылил небольшой эскорт мотофургонов с лаково-черным броневиком.
Крепко выспавшись под действием какой-то лекарской настойки, Огонек проснулся почти здоровым. Только временами его слегка мутило и кренило на сторону, если он слишком резко вертел головой.
Держать его у себя синие жандармы не собирались и отправили санитарным паровиком на станцию. Там кипела выгрузка-погрузка, сплошь воинские эшелоны! Купол умело руководил в новой запретной зоне, вывозя перепуганное и возмущенное население, а взамен располагая вокруг озер саперов.
Раненому полагается лежать на носилках. Огонек не раз порывался вскочить. Валяться без дела ему была мука мученическая, но бородатый санитар укладывал назад:
— Лежи, малый. Видишь бирку? Гере доктор пометил тебя: «Голова ушиблена». Значит, полный покой. Сейчас эшелон подойдет, сдам тебя поездной команде.
— Да я здоров!
— Доктор сказал, значит болен.
— А девчонок в зоне нашли? Там должны быть три девчонки.
— Может, и вправду здоров, если о девках думаешь, — хмыкал санитар в бороду. — Только у меня приказ, лежи и помалкивай.
— А среди раненых девчат не было?
— Какое там, одни солдаты. Убило многих, беда. Ты еще везунчик!
В глазах у Огонька стояло мимолетное зрелище, увиденное им в овраге у позиции. Темноволосая скуластая милашка наставила ствол прямо на него, а карие глаза так и сверкали! Жуть, красотища! Прямо все внутри переворачивается, как вспомнишь. Голос у нее такой колючий, щиплет за душу. Что угодно отдашь, чтоб вновь ее увидеть.
«Скорей бы шлем напялить. Я сразу наших опрошу по кругу, слышал ли кто ее. Не может быть, чтобы она на связь не вышла! Даже если боится, все равно попробует».
Отчего-то Огоньку казалось, что Ларита будет его искать и звать. Ну беглая, ну и что? Граф Бертон не зверь, простит. Главное, найти ее, а там дело наладится.
Так, в мечтах и маете, доехал он до Гестеля, а там его вмиг определили:
— В лазарет!
Дружки из мужского корпуса, даже девчонки посмелей из женского сбежались подержаться за его носилки и спросить про бой у леса. Огонек тотчас притворился раненым героем, вытянулся на носилках, то и дело страдальчески закрывая глаза, словно от боли.
— Страшно было?
— Мрак. Наша самоходка в упор дала по черепахе. А та как шибанет лучами!
— Давай скорее поправляйся! Придешь, расскажешь.
— Нас завтра увозят.
— Куда?
— Не говорят. Жандармы прибыли, будут охранять. Здесь опасно.
— Тебя, наверно, в звании повысят!
Попасть в лазарет было всегда заманчиво. Этот монастырский корпус стоял в стороне, туда не пускали. Мало кому удавалось там побывать, потому что смолоду все здоровые как кошки. Но уж кто полежал в лазарете, те вспоминали и облизывались:
— Там такие сестрички ухаживают, прелесть. И подушку подоткнут, и с ложечки напоят. Есть даже дворянские дочки, с особого корпуса. Руки нежные-пренежные, как шелковые, а голоса будто хрустальные.
Огонек едва не подпрыгивал от нетерпения на носилках, предвкушая новые неслыханные впечатления. Ларита то являлась ему в воображении, то исчезала, а голова кружилась, или от ушиба, или от волнения.
— Кадет, вы можете подняться? — пропела милосердная сестра, вся в белом и черном, как монашка.
Огонек кивнул и ответил:
— Нет, ноги не держат.
— Мы вас переоденем в лазаретную одежду.
«О, ни за что! Давайте скорее!» — Он зажмурился. Сейчас они притронутся. Ай! Вот, притронулись. А почему так крепко?
Он распахнул глаза. Птички-сестрички сгинули, его раздевала сильная сухощавая тетка, годившаяся ему в бабушки. Левый глаз ее отсвечивал бельмом. Огонек икнул от ужаса.
— Вы… кто?
— Сестра Мана, — твердым мужским голосом ответила черно-белая дама. — Не смущайтесь, кадет. Вот ваши подштанники.
За ширмой тонко хихикнули. Красный от стыда, Огонек стремительно натянул белье и стал путаться в завязках. Пижама, халат, тапки, готово!
— Сестра Эрита, проводите кадета в палату.
— Я помогу вам, — тихо молвила черно-белая девчонка, поддержав его под руку.
Огоньку казалось, что небесный дух ведет его в рай. Только у духов из обители громов могут быть такие изящные руки и лица, словно с иконы. А какая осанка, с ума спрыгнуть. Идет, будто плывет, фигура под одеждами рисуется: одно, другое обозначится и тут же спрячется, как нарочно для соблазна. Глаза желто-карие, а из-под чепца чуточку выбилась шатеновая прядка. Губы тонко прорисованы, прямо горят темным огнем и будто скрывают улыбку.
— Эрита, как вас здорово зовут, — выдохнул Огонек, пошатываясь от блаженства. — Как принцессу.
Милосердная сестра потупила глаза, но все-таки стрельнула взглядом из-под ресниц.
— Вы лучше молчите, а то упадете в обморок.
«Эрита, Ларита, все в башке перепуталось. Мамочка, пропадаю!»
— Я буду за вами ухаживать.
Он разинул рот, но слов не нашел.
— Только ведите себя достойно.
— Я, да, слушаюсь!
— Скоро я принесу вам кушать.
— О-о… вот рука. — Огонек согнул руку, потряс висящей кистью. — Будто отнялась. Покормите?
— Вы левша?
«Не ту руку показал, дурила».
— Да, правая тоже.
Она покачала головой.
«Не верит!»
— Вы кандидат в младшие офицеры, — терпеливо заговорил желтоглазый ангел, пряча улыбку. — Вам нельзя ребячиться. Даже если вы очень молоды.
— А вы красивая, — выпалил Огонек.
— Я знаю.
— Можно как-нибудь поговорить через эфир.
— Я левитесса, а не медиум, — спокойно ответила сестра Эрита, открывая дверь палаты. — Буду очень вам признательна, кадет Хавер, если вы не станете шутить о том, приятно ли взлетать по ночам.
— А как оно в самом деле? — Огонька разобрало. Раз уж она сама заговорила! — Можете на меня положиться, я никому не передам, слово воина.
Девчонки-лунатички не слишком откровенны. Если какую при луне поднимает с кровати, это значит, что за ней пора ухаживать. Начав летать, они становятся загадочными, поджимают губы и так далее.
— Надеюсь, вы знаете цену словам, — промолвила Эрита, испытующе глядя на Огонька. Затем удалилась, развевая черно-белые одежды.
«А можно так, чтоб сразу две девчонки нравились?» — в тоске спросил у бога Огонек, но Громовержец не ответил.
