Людмила Белаш - Темные звезды
Затем ей приснился Огонек. Она гуляла с ним в публичном городском саду, на ней были бежевые башмачки с высоким каблуком, длинное сиреневое платье с кружевной каемкой и шелковым поясом и подушечной сзади на пояснице, шляпка с бантом, белые перчатки с вырезом, а в руке кисейный зонтик. А Огонек был одет, как Удавчик, в таком же сюртуке, жилете и широкополой шляпе карточного игрока. Они кидали шары, сшибая кегли на приз, и выиграли фарфоровую куклу. На эстраде играл оркестр пожарных в начищенных касках. Лара была совершенно счастлива, когда Огонек пожимал ей руку и шептал любезности. А кукла оказалась вылитой Безуминкой. Кукла открыла глаза и сказала фарфоровыми губами:
— Будь со мной, я гибну.
Испугавшись, Лара проснулась. Сверху в башню лился утренний свет. Рядом на помосте было пусто.
Не веря глазам, Лара повертела головой. Никого!
«Может, я еще сплю? Это сон?»
Она ущипнула себя за руку. Нет, все по-настоящему. Запястье, отшибленное вчера ногой жандарма, распухло, болело и плохо гнулось. Место, куда ее пнул Сарго, казалось деревянным и отзывалось тупой болью на любое касание. Наверно, если стянуть лосины с панталонами, там окажется синячина на ползадницы. Вот собака, два хвоста!
«Но куда подевались девчонки? Их увели ночью?»
Раздался стук и топот. Дверь распахнулась, вошел какой-то унылый лакей с судками и кувшином в поставце с ручкой, а следом помятый Удавчик и Сарго в новом сюртуке, со свежей повязкой под котелком.
Жандармы и Лара уставились друг на друга сонными, оторопелыми глазами.
— А где эти двое? — выдавил Сарго.
— А я знаю? — ответила Лара растерянно, ощупывая сено, будто Хайта с Лисси могли в него зарыться без следа.
— Под помост забились. — Умный Удавчик упал на колени, изогнулся и заглянул вниз. Лара свесилась туда же, но увидела только темноту и пыльные камни. Внезапно Тикен взвизгнул как девчонка, шарахнулся, с размаху сел на зад и пополз от помоста, толкаясь ногами.
— Ты чего?! — выпучился Сарго.
— Там крыса!
Тогда и Лара завизжала, прижав кулаки ко рту.
— Молчать! — заорал Сарго, достав револьвер. — Где девчонки, говори, ты!
— Иди к дьяволам, недобитый! Мне страшно! Убейте крысу!
— Сама ты крыса, паршивка! Куда они делись?!
Побледневший Тикен встал, отряхивая брюки. Губы у него тряслись:
— Сарго, их нет. Сарго, тут некуда уйти. Нам головы открутят за пропажу.
— Тебе давно пора кочан сшибить, урод! Кто сказал их сюда посадить?!
— Кто? Ты, дубина!
— Их унесли черные, черные, — лепетала Лара, поджимая ноги. — Я во сне видела…
— А кого кормить-то? — спросил меланхоличный лакей, прикрыв зевок рукой в перчатке. — Ладно, я выставлю еду, а вы сами разберетесь.
— Тикен, стеречь девку, — приказал Сарго. — Я побегу рапортовать. Глаз с нее не спускать! Лишние порции можешь сожрать. Если в глотку пролезет.
Удавчик пометался по башне и с безнадежным видом бухнулся на помост рядом с трепещущей Ларой.
— Ешь, — мрачно молвил он. — С дворцовой кухни корм.
— Я правда видела, — шепнула Лара. — Они являлись ночью. Как могильные духи с крючьями. Но девчонок уже не было.
— Так я, пожалуй, третью порцию себе возьму, — решился лакей, присаживаясь с краю. — А винцо? Гере прапорщик, пить будете?
— Честное слово, я их видела.
Тикен безнадежно отмахнулся, снял шляпу, а затем обшитый кожей обруч.
— Наливай.
— За здоровье молодой барышни, — подмигнул лакей Ларе.
Из открытого судка пахнуло таким аппетитом, что у Лары в животе квакнуло. Наскоро пробормотав молитву и осенив себя знамением Ока, она, не теряя времени, придвинула посуду и замахала ложкой. От ужаса самое лучшее лекарство — мясо, тушенное с грибами и пряностями. Удавчик выпил стакан вина, добавил чего-то из плоской фляжки и стал тоскливо озирать каменные стены. Казалось, он вот-вот заплачет, душитель проклятый.
— Надо это место освятить, — заметила Лара, облизывая ложку и с трудом сдерживаясь, чтоб не вылизать судок.
— Поздно, крошка. — Он поглядел на нее, и Лара вздрогнула: настолько горьким и мертвым был его взгляд. — Кому идти в темное царство, того не отмолишь. Не нанимайся на службу, которая проклята.
— Ладно, господа, я понес посуду к судомойкам, — объявил повеселевший от вина лакей. — Благодарствую за угощеньице. Вы, барышня, осторожнее с Удавчиком. Он у нас первый любезник.
— Пшел вон, рожа холуйская. — Тикен с холодной свирепостью потянул револьвер из-за пояса, и лакей поспешил удалиться. Проводив его глазами, прапорщик задумчиво заглянул в дуло.
— Только этого не надо. — Лара отодвинулась.
— И не подумаю. — Убрав оружие, жандарм потер ладонью подбородок. — Надеюсь, ты меня поняла.
— Не очень, — призналась Лара. — В смысле, здесь не надо оставаться, да?
Вместо ответа он достал из жилетного кармана пакетик пергаментной бумаги и подал Ларе.
— Порошок от пьянки.
— Я не пью.
— Бери. Спрячь получше. Половину отсыплешь Безуминке. Скажешь, от меня. Больше пока не смог раздобыть.
Поглядев на его обруч, лежащий на сене, Лара подумала, что этот подарок был бы куда лучше. Удавчик заметил, куда она смотрит.
— Нельзя. Сейчас многие в эфире, перехватят голос.
— А когда можно?
— Потом узнаешь.
— С обруча голос далеко бьет?
— Сорок миль во все стороны. Кое у кого и дальше. Это монетный сплав, серебро с медью.
— А со шлема?
Удавчик слез с помоста:
— Я отведу тебя туда, где все расскажут. Тебе интересно?
— Ага.
— Значит, обойдемся без наручников?
— Да, пожалуйста. Я не побегу. Тут, я поняла, опасно бегать по газонам. Особенно ночью.
— Глазастая! — Тикен усмехнулся, глаза его повеселели, и он подал руку Ларе, помогая ей слезть с ложа. Отпускать руку Удавчик не спешил, Ларе стало от этого неловко, словно ее трогали в толкучке.
— Не бойся. Мне нужна одна женщина, только я ей не нужен, вот беда. Но ты девчонка с огоньком.
— Почему? — Она вспыхнула, по-своему поняв «девчонка с огоньком».
— Правильно понимаешь рукопожатие. Пальцами можно многое сказать. Даже объясниться.
Выйдя из башни, Лара с наслаждением вдохнула свежий утренний воздух, пьянящий как вино.
— Все же я маленько не в себе, — созналась она тому, кого Безуминка считала ублюдком и выродком. — Они исчезли. Как подумаю, мне холод по спине проходит, брррр. Они вернутся? Здесь случаются такие штуки? Я не знаю, что и думать… Я их полюбила. Прямо плакать хочется. Вы их будете искать?
«И чего я ему доверяюсь? — удивлялась Лара. — Ведь свинья жандармская. Нас тиранил. Но он Безуминку любит, страдает… Тоже человек».
— Их уже ищут, не сомневайся. Вообще с утра переполох, весь гарнизон на рогах! Под каждым кустом трое в синем…
— А что так?
— Корабль ВВС сбил машину мориорцев. Вон там, — показал Тикен. — Она сгорела. Может, кости какие найдут. Идем, будущий медиум Его Высочества. Гордись, тебя сегодня увенчают шлемом!
— Мне бы лучше руку затянуть, а то болит.
— Учти, личную вещь на тебя трачу, — заметил Удавчик, умело обвив ей запястье красным в белую клетку носовым платком, благоухающим изысканными духами. — Здесь таких платочков ни у кого нет, штучка стоит унцию с полтиной.
«Во, модник! Господские вещицы носит, амброй пахнет…»
— Я постираю и верну.
— Оставь. С тебя только поцелуй.
Лара окрысилась:
— Да ну вас, что пристали?!
— Кто, я? Ни боже мой!
Милосердная сестра
Запретная наука жила в Бургоне на западной стороне парка, во дворце Птицы-Грозы. Любимая птица бога была высечена в камне над воротами дворца: вместо глаза Око с молниями, клюв как меч, раскинутые крылья в острых перьях, хвост веером, лапы когтистые.
Дворец выглядел мрачно: приземистый, в два этажа, с мелкими окнами в толстых темно-серых стенах, под покатой черепичной кровлей. По углам стояли башенки со шпилями, а над крышей возвышались шпили-громоотводы с трезубцами на концах.
— Входи, — подтолкнул Лару Тикен, когда они оказались у двери.
Лара недоверчиво прошла сумрачный вестибюль. Навстречу из потемок выдвинулась сутулая фигура:
— Ты и есть новенькая? А почему в верховом костюме?
Это был невысокий худой старик, наряженный, как школьный учитель, в застегнутый доверху долгополый сине-черный сюртук и круглую шапочку. Голос у него скрипел, словно старикан был навсегда простужен, на чисто выбритом лице недовольная гримаса, а глаза смотрели твердо, как железные.
