Елизавета Ельская - Голгофа XXI
Оставшись в зале один, Святослав просмотрел карту местности вокруг зоны, но ничего интересного не обнаружил.
«В конце концов, какое нам дело до того, куда и зачем летали эти чертовы вертолеты и что стряслось здесь год назад, — решил он. — Завтра утром мы уберемся отсюда, и точка».
Откинувшись на спинку вращающегося кресла, Святослав потянулся, затем встал. Он тоже заслужил право немного расслабиться. Принять горячую ванну и отдохнуть. Поднявшись, он напоследок еще раз огляделся и внезапно с мучительной остротой ощутил, насколько непривычно для него находиться в этом светлом, чистом зале со множеством приборов. Он был здесь чужим.
«Прав Симон, — с горечью подумал он, — мы превратились в крыс, роющихся на чужих помойках. Как там говорил Книжник? Путь к цивилизованности долог и труден, а возврат в дикость — короток».
Поднявшись по лестнице на второй наземный этаж, он направился в жилой отсек. Дверь была открыта настежь, и его взору предстало совершенно невероятное зрелище: Фома в чем мать родила склонился над голой Марией, лежавшей на кровати; ртом он приник к ее губам. Святослава почему-то больше всего поразила не вся картина в целом, а одна деталь: у совсем голого Фомы на плече болтался автомат. В этот момент Мария дернулась и закашлялась.
— Дыши, ну же, дыши! — сказал Фома. — Давай, рыженькая, давай! — Тут он заметил Святослава. — Она захлебнулась. Я услышал крик, прибежал, а она лежит в ванне без сознания. Должно быть, поскользнулась и ударилась головой.
Мария, все еще кашляя, с усилием выговорила:
— Дайте мне что-нибудь.
Святослав накрыл ее одеялом.
— Все хорошо, теперь все будет хорошо. Главное, что ты дышишь.
Фома, осознав, что он тоже голый, смущенно пробормотал:
— Я пойду, вы уж дальше сами.
Торопясь, он не закрыл за собой дверь как следует, и Святослав, закутывая Марию в одеяло, услышал из коридора хохот, а затем голос Симона:
— Ты откуда и куда в таком виде?
— Да отвали ты, Симон! — сердито огрызнулся Фома. — Не видишь, что мне одеться надо?
— Еще как вижу, я же не слепой! Потому и спрашиваю.
Мария вдруг села и приложила палец к губам, призывая Святослава к молчанию, сама напряженно прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам.
Перебранка между Симоном и Фомой продолжалась, и к ним присоединился голос Фаддея, потом Филиппа, затем все перекрыл яростный возглас Фомы, которому Симон, очевидно, не давал пройти в комнату с одеждой, после чего Филипп властно сказал:
— Симон, довольно! Отойди, пропусти его.
Немного погодя раздался стук в дверь, и Филипп спросил:
— Как там у вас, порядок?
— Да, — отозвался Святослав. — Было бы еще лучше, если бы вы не орали, как стая взбесившихся обезьян.
В коридоре все стихло. Мария попросила:
— Закрой дверь поплотнее, — а после того, как Святослав это сделал, сказала: — Когда я была в ванне, кто-то стукнул меня по голове. Я потеряла сознание и захлебнулась бы, если б не Фома. А все подумали бы, что это несчастный случай.
Святослав стиснул кулаки. Ее снова пытались убить, и он опять не сумел защитить ее!
— Видела кто? — глухо спросил он, хотя знал, что ответ будет отрицательный, иначе она не стала бы говорить «кто-то», а сразу бы назвала имя.
— Нет, лишь силуэт за занавеской. Я почувствовала, что рядом кто-то есть. Обернулась и увидела за занавеской очертания фигуры. Потом удар по затылку. Больше ничего не помню до тех пор, пока не очнулась на кровати.
— Дай-ка взгляну, что у тебя с головой.
Святослав осторожно ощупал ее затылок и, раздвигая волосы, посмотрел, нет ли крови. Крови не было.
«Точно рассчитал, гад! — подумал Святослав. — Если б он ударил сильнее, это было бы не похоже на несчастный случай; непохоже, что она сама упала и ударилась головой».
— На вид ничего страшного, — утешающе сказал он. — Сильно болит?
— Терпимо. Достань из аптечки авельгин.
Пока она принимала лекарство, Святослав размышлял над тем, кто напал на нее.
«Они все были поблизости… Все, кого я подозреваю: Симон, Матфей, Фаддей и даже Иоанн. Правда, Иоанн ушел из зала позже и не знал, где она находится, но это нетрудно было выяснить. Достаточно заглянуть в комнату — ее куртка и рюкзак лежат на виду. А Симон — почему он так быстро очутился в коридоре? Будто стоял под дверью, прислушиваясь, что происходит. Что, если он недавно вбежал туда, выскочив из ванны, когда Мария закричала? И Фаддей тоже… Хотя Фаддей появился позже, во время перепалки между Симоном и Фомой. Они так орали, что немудрено услышать. А вот Матфей и Иоанн вроде бы не услышали. Или один из них только делал вид, будто ничего не слышит. Теперь последний, Фома, как быть с ним? Может быть и так, что его роль спасителя вынужденная. Он специально разделся, чтобы в случае чего заявить то, что и сказал: будто бы услышал крик и прибежал на помощь. А на самом деле он и ударил ее, после чего засунул под воду, чтобы она захлебнулась. Тут услышал мои шаги, ведь дверь была открыта, и испугался, что кто-то войдет. Бежать поздно, поэтому пришлось вытащить Марию из ванны и сделать вид, будто старается оказать ей помощь. Риска, что Мария, оставшись в живых, его опознает, не было: через цветастую занавеску она не могла никого разглядеть».
— Ты совсем ничего не заметила? — безнадежно спросил Святослав. — Например, чем он тебя ударил?
— Все произошло очень быстро. Тень за занавеской, потом удар. Хотя… у него в руке было что-то длинное.
— Длинное? Похоже на автомат?
— Да, пожалуй, — неуверенно подтвердила Мария.
По ее лицу было видно, что подозрения Святослава насчет Фомы ей в голову не приходят. Святослав настойчиво сказал:
— Постарайся вспомнить — ты действительно успела крикнуть?
— Конечно, я крикнула, — недоуменно ответила она, нахмурив брови. — Как бы иначе Фома меня услышал?
— Если только он и правда слышал…
Они посмотрели друг другу в глаза, и Мария, догадавшись, к чему он клонит, возразила:
— Нет, это не он! Уверена, что не он.
— Но ты не помнишь, как кричала? — упорствовал Святослав.
— Не помню, — после тягостной паузы призналась Мария.
Святослав мягко сказал:
— Ты пока полежи, а я переговорю с Филиппом. Мы с ним в коридоре потолкуем, так что твоя дверь будет у меня все время на виду. Никто к тебе не войдет, отдыхай спокойно.
Выйдя, Святослав позвал Филиппа, они отошли в конец коридора, чтобы из комнат никто их не услышал. Надежда на то, что разговор с Филиппом что-либо прояснит, не оправдалась — тот понятия не имел, заходил ли кто в комнату Марии раньше Фомы; первые звуки, которые донеслись до его ушей из коридора, были перебранкой между Симоном и Фомой. Таким образом, список подозреваемых по-прежнему состоял из пяти человек, а по мнению Филиппа, даже из шести, поскольку, выслушав Святослава, он без всяких околичностей спросил:
— Где был в это время твой дружок Искариот? С тобой?
— Мать твою, Филипп! Ты что, его на первое место ставишь, что с него начал?
— Нет, — спокойно ответил Филипп, — но, в отличие от тебя, я его не исключаю. А спросил потому, что про других и так знаю, что они были здесь. А про него нет. Так как, он был с тобой в зале или нет?
— Нет. Ушел вскоре после Иоанна.
— Ясно…
— Ничего тебе не ясно! — взорвался Святослав. — Если уж на то пошло, он влюблен в Марию и пальцем ее не тронет ни за какие коврижки.
Филипп хмыкнул и посмотрел на Святослава с нескрываемым любопытством.
— Интересный расклад у вас получается… Ну да это твои проблемы. Только учти, командир, что когда без взаимности, всего можно ожидать. Как говорится, от любви до ненависти один шаг. Слыхал? Или еще такое: раз мне не достанется, то и другому пусть тоже не достается.
— Знаешь, Филипп, если мне когда-нибудь покажется, что все замечательно — вдруг такое случится, — то коротенькой беседы с тобой будет достаточно, чтобы больше мне так уже не казалось. Ты на всем умеешь найти темное пятно.
Филипп невесело усмехнулся:
— Думаешь, мне это нравится? Только кто не бережется от удара в спину, от него и погибает, потому что такой удар самый опасный.
Разговор с Филиппом вызвал у Святослава сильную досаду, однако он понимал, что нельзя требовать от другого человека, чтобы он разделил твою веру в кого-то. Подавив раздражение, Святослав взялся за решение другой проблемы, заключавшейся в следующем: один из пятерых подозреваемых знал, что Мария не поскользнулась в ванне, как полагали прочие, и ему покажется странным, если она ничего не скажет об этом. Однако Святослав не хотел говорить всем, что среди них есть предатель: легче поймать непуганую дичь.
Примерно через час по инициативе Филиппа все собрались в комнате Марии, якобы для того, чтобы обсудить, что им делать. Мария уже пришла в себя после случившегося. Матфей, Иоанн и Кирилл тоже были в курсе происшедшего. Несколько отпущенных по этому поводу шуточек звучали вполне безобидно, все более грубые насмешки достались Фоме, когда Симон перегородил ему, голому, путь к одежде, и теперь Фома, обычно склонный обращать конфликты в шутку, был явно не в духе. Или же он злился оттого, что план не удался…
