Владимир Ильин - Реальный противник (Пока молчат оракулы)
— Джилька, постой! Вернись, я прошу тебя!..
Но ее уже и след простыл, только колыхались, встревоженные стремительным ее порывом, кружевные занавески на окне коридора — гордость мадам Лэст, считавшей, что именно они могут превратить любой бордель в пансион.
Из номера в конце коридора, где уже несколько дней проживали весьма подозрительные люди, показалась чья-то синяя, пьяная, опухшая физиономия и что-то невразумительно просипела вслед Рамирову.
Ян выскочил на «парадное» крыльцо пансиона и огляделся, однако фигурки дочери не было видно. Он уже собирался вернуться восвояси, как вдруг услышал из-за угла соседствующей с пансионом аптеки сдавленный возглас, и тревожное предчувствие заставило его вздрогнуть.
Не разбирая дороги, он ринулся туда, и, свернув за угол, увидел, что предчувствие не обмануло его.
Пансион находился в районе, славившимся исключительно дурной репутацией. Кого здесь только не было! Но, как это ни парадоксально, если бы Джилька стала объектом нападения со стороны каких-нибудь профессиональных «урок», Рамиров испытал бы некоторое облегчение: те хотя бы соблюдают кое-какие правила, пусть даже на уровне уличных взаимоотношений.
Но дочь нарвалась на так называемых стив-уолкеров, а это было гораздо хуже. Стив-уолкеры представляли собой маргинальную молодежь, праздно шатающуюся по ночным улицам и пристающим из садистских побуждений ко всем прохожим без исключения. На все правила и этические нормы, в том числе и гангстерские, они плевали с высокой колокольни. В данном случае, поймав одинокую, беззащитную девушку, они преследовали сразу две шкурных цели — это явствовало из их действий. Двое, прижав Джильку к стене, тискали ее своими ручищами, возбужденно сопя и посмеиваясь. Двое других, видно, предпочитали материальную выгоду, потому что исследовали содержимое сумочки своей жертвы.
Первым побуждением Рамирова было разогнать шайку негодяев, как стаю шакалов. Однако, в руке одного из подонков сверкнул луч лазерного ножа, и лезть в драку сразу означало рисковать жизнью дочери. Поэтому Ян, изображая подпившего, а потому занудного и туповатого, простака, выписывая ногами кренделя, двинулся по тротуару, бурча на ходу:
— Че эт вы здесь делаете, ребята, а?
Один из стив-уолкеров бросил через плечо:
— Хотим послушать, как крик девушки переходит в крик женщины!
— Чего-чего? — «тупо» удивился Рамиров.
Он был вынужден остановиться, потому что двое парней загородили ему дорогу.
— Что-то мне твой фейс знаком, падаль, — сказал один из них, изучая лицо Рамирова в свете, падавшем из витрины аптеки. — Ты что, тоже претендуешь на участие в «групешнике»?
Больше всего Рамиров сейчас боялся, что дочь крикнет «Папа!», но один из парней, тискавших Джильку, предусмотрительно зажимал ей рот.
— Так вы… это… трахать ее собрались, что ли? — невинно поинтересовался Рамиров, покачиваясь из стороны в сторону.
— Фу, как грубо, — ответствовал стив-уолкер, который, судя по всему, был главарем этой мерзкой компании. — Мы просто хотим подружиться с «найсовой» девчонкой…
— Уперев ее головой в стену, — добавил другой. Парни дружно, как по команде, загоготали.
Рамиров стиснул зубы. Шутники паршивые, подумал он. С завтрашнего дня за два квартала будете обходить эту улицу!..
— А нож-то зачем? — продолжал он играть роль дурака. — Вы же ее… это… порезать можете. По неосторожности…
— Порезать не порежем, — задумчиво отозвался главарь. — Но того здоровья у нее уже не будет!
Среди своих он, видимо, пользовался репутацией заслуженного юмориста.
— Ну, тогда я пошел, — словно только что осознав смысл происходящего, сказал Рамиров и сделал вид, будто собирается двинуться дальше по тротуару.
Стив-уолкеры опять зашлись противным смехом.
— Ну нет уж, — сказал главарь шайки, хватая Рамирова за шиворот и швыряя его к стене рядом с Джилькой. — Ты нам еще понадобишься, жаба, поэтому тебе придется подождать, пока мы с «герлой» закончим…
Владеющему искусством рукопашного боя, как музыканту или шахматисту, следует постоянно поддерживать свою форму. Рамиров же дрался последний раз бог знает когда, да и то по причине нетрезвого состояния. Однако, тело его еще, оказывается, не забыло кое-каких навыков. Во всяком случае, одного из любителей глубокого «петтинга» — того, что был с ножом, — он выключил безукоризненно и надежно. Ударом ребром ладони по горлу. Второму он целился в солнечное сплетение, но угодил кулаком под ребра, отбивая противнику печень. Помня о том, что в уличных драках, как и в воздушных боях, очень любят заходить в спину, он на всякий случай выбросил ногу резким движением назад и не прогадал: ступня угодила в мягкое — судя по вскрику и нецензурной брани за спиной, в чей-то пах…
С остальными, когда они кинулись на него, пришлось повозиться, тем более, что большинство стив-уолкеров, видно, занималось не то кикбоксингом, не то кетчем. Первое время Рамиров еще контролировал себя и старался не калечить нападавших, а просто выводить их из строя. Но когда сзади его огрели чем-то вроде кастета по затылку, и в голове вспыхнуло на мгновение миниатюрное солнце, а потом еще удар тяжелым ботинком вскользь, но очень больно пришелся по челюсти, Ян стал драться уже по-настоящему. Как двадцать с лишним лет назад приходилось драться в Пандухе…
Он опомнился только тогда, когда стив-уолкеры вдруг прыснули наутек, оставляя на тротуаре неподвижные тела своих сотоварищей и на бегу вопя: «Мы еще встретимся с тобой, падаль!»…
Рамиров, скривившись от боли, ощупал пострадавшие места своей головы и повернулся к Джильке, испуганно жавшейся к стене.
Машинально оправляя порванное платье, она как-то странно смотрела на отца.
— С тобой все в порядке? — спросил Ян и шагнул к девушке, чтобы обнять ее, но она молча попятилась — вернее, попыталась попятиться от него, хотя стена не давала ей сделать это.
В этот момент Рамиров с горечью и отчаянием вспомнил, как когда-то вот так же вела себя жена Юля, когда он защитил ее от хулиганов. История повторяется, подумал он. И вовсе не обязательно в виде фарса, какой уж тут фарс… Видно, так мне суждено: спасать дорогих мне женщин и натыкаться на стену из их отчужденного презрения…
— Джилька, — сказал он и все-таки обнял скованные мелкой дрожью плечи дочери. — Теперь ты поняла, почему я не могу, не имею права любить твою маму? До тех пор, пока во мне сидит… э т о… я недостоин вас обеих…
Джилька уткнулась лицом в его грудь и наконец-то заплакала.
— Какой же ты у меня дурачок, па, — выдавила она сквозь слезы.
И стена, начавшая было вырастать между ними в этот вечер, сразу рухнула.
РЕТРОСПЕКТИВА-2. ВСТРЕЧА В БАНКЕ
Очередь к стойке двигалась с такой скоростью, что Рамиров успел досконально изучить все рекламные щиты на стенах. Он уже в тысячный раз проклял себя за то, что тащился в банк по жаре через весь город. Но добывать деньги надо было обязательно, во избежание трений с хозяйкой пансиона.
Наконец, подошел его черед сунуть в заветное окошечко стойки голову.
— Слушаю вас, сэр, — заученно улыбнулся приторно-вежливый клерк, сидевший за толстым — видимо, пуленепробиваемым — стеклом.
— Посмотрите, пожалуйста, — Рамиров протянул клерку свою книжку ветерана Пандуха. Ян всегда терялся в подобных ситуациях, потому что, с его точки зрения, попытки получить от властей какие-либо — пусть даже законно причитающиеся — деньги, здорово смахивали на попрошайничество. — Понимаете… там должны были перевести… ежеквартальное пособие…
Но клерк уже не внимал, пощелкивая клавиатурой мощного банковского турбо-компьютера. Потом, все так же бесстрастно улыбаясь в пространство, осведомился:
— Вы имеете в виду пособие ветерану войны, сэр?
— Да, да, — торопливо согласился Рамиров. — Вот именно…
Молодой человек за окошечком вежливо проговорил:
— Извините, сэр, но с этого месяца выплата данного пособия прекращена. Весьма сожалею.
— То есть как?.. — не понял Рамиров. — Но почему?
Клерк был галантен до конца. Он явно подражал безупречно корректным, холеным героям телерекламы.
— Наш банк только исполняет решения правительства, сэр, а именно такое решение было принято в прошлом месяце. Если оно вас не устраивает — советую обратиться в Министерство социального обеспечения, сэр… Слушаю вас, мадам? — этот вопрос был предназначен женщине, стоявшей за Рамировым, и явно не допускал возможности дальнейшего продолжения диалога.
«Ровно десять секунд на обслуживание каждого клиента — такова оперативность обслуживания в Центральном Банке Евронаций!», вспомнил Рамиров голос за кадром рекламной заставки… Лучше бы он грязно обругал меня и напрямую посоветовал убираться к такой-то матери со своей вонючей ветеранской книжкой, чем вот так вежливо, с непременным обращением как к «сэру», как и положено в солидном учреждении…
