Быков Андрей - Псы границы
Полчаса ушло у него на то, чтобы наполнить её доверху. Несколько раз он останавливался и отдыхал. Пару раз едва вновь не сорвался со скалы. Наконец, похоже, дело было закончено. Он что-то крикнул Циркачу, и тот начал понемногу вытравливать верёвку, опуская Дворянчика вниз, к самой воде. Ну, разумеется. Это ведь гораздо проще, чем тащить его наверх.
Возвращение их на нашу сторону прошло без особых приключений. Оба они поочерёдно перебрались обратно по натянутой над водой верёвке. А потом Циркач сдёрнул с камня за перетащенный за собой конец верёвки узел, закреплённый на той стороне каким-то хитрым способом. Вытянув из воды верёвку, они свернули её и подошли ко мне.
Ни слова не говоря, Дворянчик сунул мне в руки сумку и отвернулся.
Я проверил содержимое сумки и взглянул на Циркача:
— Ну, как водичка? Нормально искупался? Не унесло до водопада?
— Нормально, — криво усмехнулся тот, — если б не Дворянчик, точно в водопад улетел бы… Так что я ему теперь в некотором роде за спасение жизни благодарен должен быть…
— Обойдусь и без твоей благодарности, — с деланным недовольством буркнул Дворянчик и невольно покосился на свои подранные до крови ладони, — ты меня тоже на скале держал… Так что, считай, квиты…
— Ну-ну, — я усмехнулся, подъехал к реке и одним движением высыпал все листья в воду. Дворянчик, увидев это, хищно оскалился и схватился рукой за нож, висевший на поясе.
— Ты… ты… Убью! — хрипел он, задыхаясь от ярости.
Я перевёл взгляд на Циркача. У него тоже в первый момент изменилось лицо, всё искривившись, как от зубной боли. Но в следующий миг в его глазах вдруг мелькнуло понимание. Он вгляделся в меня и, перехватив руку Дворянчика, лежащую на рукояти ножа, крепко сжал пальцы.
Я проехал мимо них, едва не задев Дворянчика своим сапогом.
— Возвращаемся. Догоняйте, — мимоходом бросил я им и пришпорил коня.
Когда я отъехал шагов на пятьдесят, Дворянчик всем корпусом развернулся к Циркачу.
— Давай убьём его! — горячо выдохнул он прямо в лицо борца, — Прямо сейчас! Здесь! Нам все только спасибо скажут!
Циркач усмехнулся и, отпуская Дворянчика, покачал головой:
— Нет. Мы не будем его убивать. Более того! Это теперь единственный из всех, кого я знаю, за кого я готов отдать свою жизнь! Ну, кроме тебя, разумеется…
— Что? — не веря своим ушам, переспросил Дворянчик, — Что ты сказал?
— А ты, что, ничего так и не понял?
— О чём ты?
— Вот что я тебе скажу… После того, что сегодня с нами тут случилось… Уж не знаю, как ты, а у меня на тебя рука точно не поднимется. Вот так-то, брат…
Дворянчик, не мигая, несколько секунд смотрел в глаза собеседника. Потом, шагнув ближе, левой рукой выдернул нож и провёл им по изодранной верёвкой правой ладони. Кровь закапала с пораненной руки на прибрежные камни. Протянув окровавленную ладонь Циркачу, граф ждал. Тот, не говоря ни слова, проделал то же самое со своей рукой. И две ладони, обагрённые кровью, сошлись в крепком рукопожатии. Две крови смешались, и никто из них уже не знал, кому и сколько этой смеси досталось. Так у нас в отряде появились кровные братья…
Но об этом разговоре я узнал значительно позже. А в тот момент, удаляясь от них, крепко держался за рукоять меча, готовясь к отражению так и назревавшего нападения…
«Я сержанта ещё при первой встрече понял. Ему тоже не в радость на эту границу было ехать. Особенно с таким сбродом, что у нас в отряде подобрался. Да только ему, как и нам, деваться было некуда. Получил приказ — выполняй. И пришлось ему из того, что имелось (из нас, то есть) делать хоть какое-то подобие войска королевского. Вот потому, когда он меня Циркачом обозвал, я и не возражал. Хотя и мне тоже не понравилось, что меня, как бродягу какого-то, кличкой обзывать будут. Не понравилось, но — смолчал. Решил подождать, да посмотреть, что дальше будет. И чем дальше я рядом с ним находился, тем всё большее уважение он во мне вызывал. И как воин, и как командир, да и просто, как человек.
А уж когда он этот фокус с добыванием „лечебных листьев“ проделал… И всё только для того, чтоб мы с Дворянчиком грызню свою раз и навсегда прекратили… Вот тут-то я и понял, что за такого командира и жизнь отдать не жалко! Красиво звучит? Может быть… Да только солдат превыше любого другого ценит того командира, который свою искреннюю заботу о нём проявляет. А сержант наш, хоть и суров, и жесток порой бывает, а всё же — человек! А для солдата это важно. Потому и побратимами мы с Дворянчиком стали, что сумел десятник наш нам на жизненном примере показать, что мы должны друг за дружку крепко держаться. И что важнее этого ничего быть не может».
В лагере не остались не замеченными перемотанные кусками холста руки двух вечных спорщиков. Первым по этому поводу решил высказаться Грызун. Ехидно ухмыляясь и растягивая слова, он обратился к Дворянчику:
— Слышь, бла-ародный, чёй-то у тя с рукой? Никак, натёр? Тяжко без баб-то, а? — и, довольный шуткой, заржал, уперев руки в боки и оглядываясь по сторонам.
— Отвали, — искоса взглянув на шутника и не вставая со скамьи, процедил Дворянчик.
— Да нет, Грызун, ты не прав, — усмехнувшись, вступил в разговор Цыган, — погляди повнимательнее. У них ведь у обоих руки замотаны. И приехали они какие-то уж слишком мирные. Я бы даже сказал — одухотворённые. Вот я и думаю: чем это таким они с сержантом занимались, что их морды сейчас скорее масляные рожи святых отцов напоминают, чем лица достойных воинов Его королевского величества?
— К чему ты клонишь? — насторожился Циркач.
— О, видал? — улыбаясь, поднял палец Цыган, — Теперь и этот голос подал… А к чему тут клонить? На вас со стороны глянуть, так промеж вас прям как будто любовь образовалась… Вот я и думаю: не заставил ли вас сержант через «не могу» друг друга полюбить? А вам и понравилось…
Не успел он закончить фразу, как ему в горло тут же упёрлось два меча.
— Если ты, собачий сын, сам не заткнёшься, я твои слова забью тебе обратно в глотку вот этим мечом, — процедил Циркач.
— А я — снесу с плеч твою тупую башку, — зловеще пообещал Дворянчик, — чтоб в неё больше не приходили столь поганые мысли.
— Ша, ребятки! — Грызун влез между спорщиками, аккуратно отводя мечи в сторону, — Спокойно! Вы что, шуток не понимаете?
— За такие шутки убивают на месте, — прорычал Циркач.
— А что нам остаётся думать? — пожимая плечами и разводя руки в стороны, вопросил Грызун, — Вы молчите, как воды в рот набрали, сидите с постными мордами, руки обмотаны. Надо же нам вас как-то разговорить! Ну, неудачно пошутили… Извините! Чего ж сразу за меч-то хвататься? Так ведь ненароком и убить можно! А кто потом отвечать будет? Вам это надо?
— Я жду, — мрачно произнёс Циркач, глядя через плечо бывшего вора на Цыгана.
Тот, уже полностью закрытый спиной своего заступника, помялся и, признавая неудачность шутки, примиряющее поднял руки:
— Ладно, парни, извините. Пошутил неудачно. В следующий раз буду более осмотрителен.
— Следующий раз будет в твоей жизни последним, — предупредил Дворянчик, демонстративно убирая меч в ножны.
— И всё же, — подал голос Зелёный, — куда вы ездили? Чем вы таким занимались, что вас обоих после этой поездки просто не узнать!? Как подменили…
— Да так, — хмыкнул, остывая, Циркач, — листья собирали…
— Чего!? — не поверил своим ушам Хорёк, — Какие листья?
— Да чёрт его знает, какие, — буркнул Дворянчик, — да и не в листьях тут дело…
— Слушайте, из вас, что, каждое слово клещами тянуть надо? — возмутился Грызун, — Давайте, рассказывайте, что да как?
— Расскажи, а, — поморщился Дворянчик, взглянув на Циркача, — не отстанут ведь…
Кровь на молочных клыках
Неспешно помахивая топором, я обтёсывал ствол только что срубленного деревца от торчащих там и сям веток. Ствол не слишком толстый и не тонкий, с мою руку. Как раз то, что надо для лежака. Неподалёку таким же делом занимались Зелёный и Степняк. Ещё двое, Одуванчик и Цыган, грузили уже оструганные жердины на телегу с впряжённой в неё обозной кобылой и отвозили к отстроенной только на прошлой неделе казарме. Стены её были сложены из камня и покрыты тёсовой крышей, поверх которой был уложен толстый слой дёрна. Вместо окон — узкие бойницы, изнутри закрывающиеся на ночь и в непогоду ставнями. Дверной проём тоже узкий, закрывающийся крепкой дверью, сбитой из толстых дубовых досок. Казарма, пристроенная задней стеной к скале и прикрытая сверху зеленой крышей, издали казалась просто скальным выступом с очень правильными формами.
Сбоку к казарме была пристроена конюшня на полтора десятка лошадей. А небольшой грот, вокруг которого и возводились стены, мы решили использовать в качестве кладовой.
