Ивонн Наварро - Чужие.Музыка Спирса
Поймав любопытный взгляд Деймона, он бегом бросился к тому месту прозрачной стены, где стоял композитор.
- Куда подевалась музыка? - истошно выкрикнул Кен.- Где моя музыка?
- Что? - спросил оторопевший Деймон и отпрянул от стекла, по которому Кен шлепнул ладонью.
- Верните ее! Верните музыку, пожалуйста - заунывным голосом взмолился Кен, потом отскочил от стеклянной стены, словно на нем был резиновый костюм - последний крик моды, сразу же полюбившийся детишкам. Пошатываясь, он остановился возле сброшейного эмбрионом кожистого панциря, затем резко наклонился, поднял его на уровень глаз и стапристально вглядываться во внутреннюю полость. - Где она?
Все трое стояли теперь рядом, и его шепот звучал для них так, будто он был среди них, а не по ту сторону небьющегося стекла.
- Ее больше нет в моей голове,- продолжал он жалобно бормотать, - нет ее и в моем… сердце. Может быть, она там? - Он прижал кожистый панцирь эмбриона к уху, словно это была морская раковина, и на его лице появилось выражение сосредоточенной озабоченности.
Спустя несколько секунд Кен сокрушенно поморщился и швырнул панцирь в сторону. Это движение снова напугало Деймона, и гитарист поймал его взгляд.
- Ты не сознался, что намерен украсть мою музыку, Деймон, - сказал он грустным голосом. Укор в глазах Кена Петрилло, осуждающее и вместе с тем снисходительное выражение его лица заставило Деймона стыдливо отвести взгляд и опустить голову. - Ты даже не заикался об этом. Где музыка?- Кен спрятал лицо в ладони и зарыдал.
Деймон хотел было заговорить, но гитарист отвернулся, едва композитор открыл рот… и тот облегченно вздохнул. У него не было ни малейшего представления, что могло бы теперь умиротворить Кена Петрилло.
Следующие два часа Кен держался подальше от стекла, главным образом сидя у дальней стены клетки. Прислонившись к ней спиной, он тупо таращился в пространство и бубнил себе под нос, пытаясь найти замену музыке, которая оставила его навсегда. Все эти два часа Деймон ощущал себя вором. Мысль, что гитарист считает его грабителем, отобравшим его удивительную музыку, по какой-то причине казалась Деймону гораздо более отвратительной, чем сам факт скорой смерти Петрилло. С неизменным блокнотом в руке Вэнс тщетно пыталась привлечь к себе внимание Кена, видимо отчаянно желая задать ему чисто технические вопросы. Временами он едва ли осознавал окружающее, но были моменты, когда взгляд Кена становился быстрым, острым и странно расчетливым, не упускавшим ни единого движения сновавшей по лаборатории троицы.
В начале третьего часа, после того как Кен очнулся, пальцы Вэнс начали быстро порхать над ручками настройки и клавишами стойки медицинского оборудования.
- Сигналы его жизнедеятельности быстро приближаются к критическим отметкам, - сказала она Деймону и Брэнгуину. - Взгляните на показания датчиков. Я никогда не видела ничего подобного.
- Процесс рождения вот-вот должен начаться,- со знанием дела заговорил Брэнгуин, переводя взгляд с одного монитора на другой.- Вскоре его организм не выдержит нагрузки. Частота ударов сердца поднялась до ста шестидесяти в минуту, кровяное давление уже утроилось. Еще немного, и все кончится церебральным кровоизлиянием.
- Он может умереть до того, как родится чужой? - спросил Деймон и оторвал встревоженный взгляд от индикаторов регистрации жизненных функций Кена.
Вэнс отрицательно покачала головой:
- Весьма сомнительно. Я знакома со всеми материалами по имплантации эмбрионов чужих и не знаю ни одного примера, когда бы плод погиб в теле хозяина или во время рождения. В переводе на человеческие понятия, не зарегистрировано ни одного случая рождения мертвого ребенка. Другими словами, на данной стадии эмбрион не может не выжить. - Выражение ее лица стало мрачным. - Должна предупредить вас, что ваш друг…
- Он мне не друг!- резко возразил Деймон.- Просто человек, с которым я когда-то был знаком!
- Чудесно,- согласилась Вэнс строго официальным тоном.- У вашего знакомого очень скоро произойдет резкий выброс эндорфинов. Он будет испытывать невыносимую боль, и, как я уже говорила, мы не можем использовать никакие средства для ее облегчения.
- Это… очень печально. - Деймон склонился над пультом управления стойкой звукозаписи, чтобы еще раз проверить настройку уровней звучания. - Но этот выбор он сделал сам.
Вэнс окинула его бесстрастным взглядом, но Брэнгуин невольно втянул голову в плечи. Все трое разко вздрогнули, когда из динамиков вырвался звук падения тела на пол. Вэнс и Брэнгуин бросились к пульту подвешенной над головой видеокамеры, монотонно сканировавшей пространство всей клетки, и настроили ее на слежение только за той зоной, где находился Кен. Он снова поднялся на ноги и побрел, шатаясь, словно пьяный. Пот покрывал его лысину и градом катился по лицу, рот перекосился от удивления и боли.
- Мне больно! - пронзительно закричал он. - Помогите пож…
Внезапно его голос исказился, став нечленораздельным, грудная клетка конвульсивно задергалась и вздулась. Деймон ударил по кнопке «Запись» и громко скрипнул зубами. Но не было ли это треском разорвавшейся грудной клетки Кена?
Гитарист упал на колени, он задыхался, крик замер в горле. Кен попытался ползти, издал звериное рычание, один раз, потом второй. С третьим спазматическим воплем изо рта вырвалась струя темно-красной крови, образовав на полу почти черную лужу. Одна рука стала шарить по полу, словно он пытался нащупать что-то, но чувство равновесия ему быстро изменило, он перевернулся на спину и замер, вытаращив глаза в потолок; губы продолжали беззвучно шевелиться.
- Он умер? - потребовал ответа Деймон. - Что с чужим? Что…
- Потерпите! - огрызнулась Вэнс.- Я же вам говорила, что все будет в порядке. Он уже выходит!
Она была права. С последней конвульсией грудь Кена разорвалась вместе с его ветхой грязной одеждой, открывая дорогу новорожденному. Ребра разошлись и стояли торчком, Кена Петрилло не стало, на полу лежала лишь его худосочная оболочка…
Корм для младенца чужого.
Пронзительные крики новорожденной твари были громкими и достаточно резкими, чтобы трое людей, наблюдавшие за его появлением на свет с вытаращенными от ужаса глазами, забыли об усталости и отупении. Вымазанные кровью рыжеватый панцирь и пасть младенца добавляли к мелодии рождения этой формы жизни любопытный булькающий звук, звенящий шум, который только усилился, когда эта тварь оплела сегментами своего длинного безногого тела труп Кена и приступила к первой кормежке.
Вэнс, не поднимая головы, бешено строчила в блокноте, а Брэнгуин с дрожью отвернулся от клетки; цвет его лица напоминал кашу-овсянку. Только Деймон был предельно сосредоточен на своей работе, целиком отдавшись первозданной красоте музыки появления на свет чужого. Он ничего не видел, но слышал все. В этой музыке было именно то, что он надеялся услышать, и даже больше. Вопли голода и жадного желания утолить его были так созвучны нереальным мечтам, таившимся в глубинах его растерзанной души.
- Красота,- не сказал, а выдохнул Деймон, не прекращая танца пальцев на движках и головках настройки пульта звукозаписи. Слезы благодарности и сердечной признательности переполнили наконец его глаза и потекли по лицу. Это окупало жертвы - жизнь Кена, и все остальное.- Такая милая музыка такая уникальная. Ничто не сравнится с твоим песнопением, никому не дано превзойти тебя!
____________________
Часы проходили без отдыха, Деймон наблюдал за ростом чужого, не отлучаясь от пульта звукозаписи и едва ли вполне осознавая, что тот кормится трупом человека, которого он некогда называл своим другом и партнером.
- Ешь на здоровье, - умильно сюсюкал он, захлебываясь от восторга, - расти большим и сильным, мое маленькое чудо.
От изнеможения перед глазами Деймона кружили тени, усталость отдавалась звоном в ушах, но он не решался отойти от пульта. Все было новым, каждый звук - бесценным, он не мог позволить себе пропустить даже самый крохотный нюанс. В улыбках, которыми он одаривал обитателя стеклянной клетки, были тоска и преданность.
- Мой маленький Моцарт, - твердил он, задыхаясь от волнения, - ты еще так молод, но так талантлив… как голодный.
Вэнс и Брэнгуин неустанно фиксировали график быстрого роста чужого, строго хронометрируя каждый штрих этой предварительной фазы жизни новорожденного. Панцирь рыжеватого тараканьего окраса постепенно потемнел до иссиня-черного, а затем раскололся, дав выход существу третьей, взрослой стадии. Тварь вырвавшаяся на свободу, была так же темна, как отброшенная ею в стороны скорлупа, и вооружена полным комплектом зубов, хотя еще и не достигших предельных размеров. Всего восемнадцать часов спустя у нее уже были длинные задние конечности, на которых она могла достаточно проворно двигаться, прибегая к помощи недоразвитых передних; вдоль плавно вогнутой дуги хребта появилась половина характерных панцирных крестовин, а торчавшее из верхней части тела гладкое бесформенное образование уже начало вытягиваться, отделяясь от спины и превращаясь в голову.
