Юрий Брайдер - Гражданин преисподней
— Сам ты свинья! — незамедлительно ответила Феодосия. — Только без золотого кольца…
Торжище располагалось в подземных каменоломнях, из которых люди брали строительный материал уже около трех веков. В Шеоле это место считалось столь завидным, что раньше на него в равной мере претендовали и темнушники, и метростроевцы, и светляки (да и свои аборигены здесь имелись, пусть и в незначительном количестве — бичи, голошмыги, наркоты, спившиеся хиппари, бездомные шалашовки).
Дабы эти споры не переросли в серьезный конфликт, решено было объявить каменоломни свободной территорией, одинаково доступной для всех обитателей Шеола. С тех пор здесь нашли себе приют многие из тех, кому претили ханжество светляков, разгул темнушников и казарменная дисциплина метростроевцев.
На Торжище можно было не только сбыть излишки и подыскать для себя какую-нибудь нужную вещь (причем параллельно существовали торговля открытая и торговля тайная), но и узнать последние новости, гульнуть от души, нанять работников, даже заключить брачный союз.
Периферией каменоломен уже давно завладел мох, однако в центральных туннелях с этой напастью еще как-то боролись. Химеры разных видов были здесь нередкими гостями, и к ним привыкли относиться как к неизбежному злу. Существовало даже такое правило — если во время торговой сделки один из ее участников становился жертвой адской твари, все имущество переходило в пользу потерпевшего.
Вход на Торжище был платным, однако стража особо не свирепствовала, почти всегда соглашаясь на отсрочку. И в самом деле — ну что, к примеру, можно взять со светляков, пригнавших на продажу десятипудовую хрюшку? Разве что кучу свиного дерьма. Зато, сбыв свой товар. Божьи люди набивали всякой мелочовкой целые мешки. Тут уж стражникам было чем поживиться.
В отличие от других общин Шеола, державших круговую оборону и против исчадий преисподней, и против своих собственных соседей, здесь не было ни фортификационных сооружений, ни застав, ни карантинных загонов, ни вошебоек.
Даже железная решетка, запиравшая вход, всегда находилась в поднятом положении, а стража больше походила на толпу барышников, обсуждающих последние рыночные новости. Об их истинном ремесле свидетельствовали только тяжелые копья, рядком прислоненные к стене, да испытующие взгляды, которые они бросали на всех входящих и выходящих.
Юрок, чьи амбиции перли наружу, как пена из пасти эпилептика, сразу повел себя неправильно — стал кидаться на стражников, стращал их своими дружками, костерил в самых непотребных выражениях. Да не тут-то было! Его просто отпихнули назад, пообещав в следующий раз и по шее накостылять.
— Вы что, попкари тупорылые, не узнаете меня? — горячился темнушник. — Хобот моя кликуха. Я под папой Каширой в «быках» хожу.
— Знаем мы тебя. То-то и оно, — отвечали стражники. — Даже чересчур хорошо знаем. Поэтому и не пускаем. Ты не торговать идешь, а куражиться. Карманы небось пустые? На хапок рассчитываешь нажиться? Домой ступай. Гопников у нас и без тебя хватает.
— Нет, суки, ошибаетесь! Я торговать иду! — пришлось Юрку немного сбавить гонор. — Я частный барыга, а вы меня за гопника держите!
— Где тогда твой товар? В штанах или за голенищем?
— Вот мой товар! — хлопнул он Феодосию по заднице. — Буркалы протрите. Товар первый сорт.
— Это твой товар? — Стражники вытаращились на Феодосию. — А чем докажешь?
— Она сама подтвердит. — Юрок выпихнул бабу вперед.
— Ага, — закивала головой Феодосия. — Решила вот… в хорошие руки запродаться. Осточертела жизнь у Божьих людей. Каждый норовит тобой задарма попользоваться. Стадо оно и есть стадо.
— Хм, запродаться… Не очень-то сейчас такие дела поощряются. — Один из стражников почесал затылок. — Особенно метростроевцы серчают… Говорят, противозаконно…
— С каких это, интересно, пор метростроевцы на Торжище свои законы устанавливают? — возмутился Юрок.
— Сила у них, — пояснил стражник. — Так и кишат повсюду. Гвалт поднимут — портянкой пасть не заткнешь.
— Никто ничего не поднимет! Это уже моя забота.
— Ясно, что твоя… Да только задаром мы вас все равно не пропустим. Не те времена. Ищите, чем заплатить.
— Нет у нас сейчас ничего! Ты что, человеческих слов не понимаешь? Опосля рассчитаемся.
— Знаем мы это «опосля». Уже ученые. Опосля тебя вдрызг пьяного за ноги отсюда вытащат. И не с прибылью, а с долгами несусветными. Скажешь, не было такого? Давай рассчитывайся или сваливай отсюда.
— Вот его в залог возьмите! — Юрок ухватил Венедима за рясу. — Потешный малый. Псалмов знает столько, что за целый день не переслушаешь. А если кому в грехах покаяться приспичило, тоже к нему обращайтесь. Все простит-отпустит, вплоть до убийства родной мамочки.
— Нашел кого предлагать! — скривились стражники. — Мы такого тощего светляка отродясь не видели. Еще протянет ноги — отвечай потом. Нет, не надо нам ваших псалмов. Сами кушайте.
— Да что же вам тогда надо? — Юрок попытался рвануть на груди отсутствующую рубашку.
— Что надо? — Стражники лукаво заулыбались. — Вот если бы вы своим товаром с нами поделились, тогда совсем другой разговор пошел бы… Ей-то, такой шкапе, поди, не убудет.
— Как это не убудет? — взорвалась Феодосия. — Именно что убудет! Не хватало еще, чтобы меня всякая рвань лапала! Отмывайся потом! Я вам не дешевка какая-нибудь, а порядочная женщина. Кому охота заразы от вас набраться? Мандавошками, наверное, поголовно маетесь! Я это по вашим рожам блудливым вижу!
Подобных оскорблений стражники стерпеть не могли и стали выталкивать всю компанию вон, но тут инициативу взял на себя Кузьма, до того и слова не проронивший.
— Голубчики, пропустите, — миролюбиво произнес он. — Зачем скандалить по пустякам? Если ему не верите, то мне поверьте. Как только с кем-нибудь сторгуемся, я вам сразу куш доставлю. Внакладе не останетесь, это я обещаю.
— А ты сам что за туз такой? — Стражники немного поутихли. — Случайно не выползок?
— Все возможно, — уклончиво ответил Кузьма.
— Звать-то как?
— На этот вопрос я отвечать не обязан. Тем более что вы спрашивать не должны. На сей счет особый закон имеется.
—Да мы просто так… Без всякой задней мысли… — смутились стражники. — Просто здесь одного выползка ищут. По прозвищу Кузьма Индикоплав. Вдруг ты его знаешь?..
— Кто его ищет? — Кузьма и глазом не повел.
— Да все подряд! Раньше темнушники искали. Потом светляки интересовались. А ныне и метростроевцы засуетились. Вынь да положь им Кузьму Индикоплава.
— Если встречу его, обязательно передам ваши слова, — кивнул Кузьма. — Ну так мы пройдем все же?
— Проходите, чего уж… — Стражники посторонились. — Только про обещание свое не забудь. И другим выходом не вздумай уйти. Мы всех наших ребят предупредим.
— Не стоит беспокоиться. Если надо будет, я отсюда под полом уйду. Или по потолку. Но только своего слова я сызмальства не нарушал. Так что ждите хороших вестей…
В тот же момент Феодосия пронзительно взвизгнула. Кто-то из стражников все же изловчился ущипнуть ее за крутое бедро.
БОГАТЫЙ ЧЕЛОВЕК
Уже за первым поворотом им повезло. И, как ни странно, благодаря Юрку, встретившему здесь своего давнего приятеля, человека на Торжище весьма влиятельного. Отзывался он на кличку Фуцел, а фамилию носил настолько заурядную, что успел уже давно забыть ее, помнил только, что начиналась на "Р" — не то Рожков, не то Рыжков, а может, даже и Романецкий.
В каменоломнях Фуцел жил с юных лет, поскольку испытывал стойкую неприязнь ко всему, что старались навязать ему другие люди, в том числе и родители. Он не хотел есть ложкой, а тем более вилкой, не хотел проситься на горшок, не хотел учиться грамоте, не хотел ходить в школу, не хотел получать паспорт, не хотел служить в армии, не хотел работать, не хотел уважать законы и не хотел сидеть за решеткой, что являлось логическим следствием всех прочих «не хочу».
Это был абсолютнейший диссидент, но диссидент не на сознательном, а скорее на физиологическом уровне (возможно, даже на клеточном). Вполне вероятно, что в стародавние времена Фуцел мог бы заделаться весьма авторитетным юродивым, не хуже самого Васьки Блаженного, однако в эпоху построения социализма спрос на юродивых как-то поувял.
Зимой он ходил в сандалиях, а летом в валенках. Даже в присутственных местах никогда не снимал видавший виды танкистский шлем, заменявший ему не только головной убор, но и подушку. Ел Фуцел то, чем брезговали другие (подсолнечные семечки, например, глотал вместе с шелухой), зато мог с отвращением плюнуть на роскошный торт, выставленный в кондитерской. В отличие от большинства людей, разделявших его жизненную позицию, Фуцел не курил, не ширялся и не глотал «колеса», зато буквально балдел — «торчал по кайфу» — от запаха женского пота. Ради того, чтобы получить это сомнительное удовольствие, он тайком пробирался в прачечные, горячие цеха хлебозаводов и швейные мастерские, не оборудованные принудительной вентиляцией.
