Андрей Щупов - Приглашение в ад
Пару раз выходили на гигантскую паутину, при виде которой Артура пробирала настоящая дрожь. Хитроумная вязь поднималась чуть ли не до верхушек деревьев, и где-то там на высоте угадывались некие кули, формой и размерами наводящие на самые печальные размышления. И опять же поступала команда топать в обход. Люди торопливо сворачивали с тропы, брали оружие наизготовку. Вторгаться во владения могучего паука, именуемого в здешних местах гармашем, было, по словам сведущих, предприятием более чем опасным. Риск — дело благородное, но благородством в этих лесах не пахло. По словам бродяжек, был паук не то чтобы очень большим, но черересчур уж юрким. А с паутиной управлялся все равно как заправский ковбой с лассо. В общем связываться с лесным ткачом желания никто не испытывал, и, ощетинившись стволами, стараясь ступать тише, люди огибали призрачные паучьи узоры далеко стороной.
Впрочем, совсем без стычек тоже не получалось. С иными хищниками сталкивались лоб в лоб, — причем непонятно было, кто на кого нападал. Выручала огневая слаженность. Что-что, а палить врозницу и оптом лесная братва за долгие странствия выучилась на совесть. Жутковатые звери, размерами с африканских слонов, но по волчьи мордастые и зубастые, тоже оказывались вполне смертными. Одного такого монстра Артур уложил очередью из пэтчера, лишний раз подтвердив репутацию стрелка грозного и умелого. Когда животное рухнуло, земля содрогнулась точь-в-точь, как при взрыве. Впору было выставлять приборы и замерять балльность! Такое вот бегало теперь по лесным массивам мяско. Зато и голода лесная братва не знала. Запросто поедали тех же чудовищ, вырезая филейные части, жаря, коптя и засаливая. Вяленые куски заворачивали в брезент, хозяйственно укладывали в плетеные корзины. Корзины, разумеется, грузили на лошадей. Их брело в поводу не менее дюжины. На самую гордую и красивую нет-нет да и громоздился сам Щеголь. Раскоряченным ковбоем атаман трусил впереди колонны, то и дело горделиво оглядывался. Любил он это дело! Несмотря на тщедушный вид, на горбатую осанку. Оттого и звался Щеголем. Про слоноподобных же монстров с удовольствием брался рассуждать Кабан:
— Хуже всего не эти, — вещал он. — Хуже, когда со свищами встретишься. А того жутчее — с дикарями. Вот уж действительно хитрые бестии! Даром, что человечьего роду. Злее двуродов будут. Такое могут учудить, в страшном сне не привидится.
— А откуда они берутся? — интересовался Артур.
— Откудова… Оттудова!..
И солдату с азартом принимались втолковывать, что дикари — это люди, подобранные стаей. Вроде книжного Маугли. А таких сейчас пропасть. Взрослые мрут, как мухи, а дети отчего-то выживают. Ну, а куда такому сосунку деваться, когда по всей деревне одни трупы? Вот и скулит бедный, уползает, куда сил хватает. А что скулеж, что вой — все едино. По этому вою его и находят. Либо волки, либо медведи. И ведь никогда не съедают — вот что странно! За своего принимают! И забирают с собой, вскармливают. А потом дикареныши у них в вожаки выходят. Пройдет иная стая, а первый над всеми — волосатый такой человечище. Рыкнет, и все его понимают. И стратегию для стай особую придумывает. Потому как головастый…
В ночных бдениях бородачи уподоблялись детям. Каждому хотелось поведать о чем-нибудь пострашнее. Потому и врали безбожно, разукрашивая, что называется, без оглядки. В частности упорствовали, доказывая, что бродят по лесам и вовсе человеко-звери — стало быть, существа с конечностями звериными, а головами опять же вполне людскими. Аргументов Артуровых не слушали и в смешение чуждых кровей верили безропотно. «А что? Очень даже запросто!.. И эти-то, между прочим, пострашнее всех. Потому что и сила, и ум сразу. Опять же не договориться с ними, не перемигнуться. Они ведь людей помнить не могут, как тот же дикарь, поэтому атакуют без малейшего смущения…»
С меньшей охотой толковали о болезнях. Перед вирусом откровенно пасовали и, вероятно, опасаясь сглазить, не приманивали словом. Потому как не обходил жутковатый мор и банду. Правда, таймерную болезнь здесь называли волчанкой, хроников — то бишь зараженных — кинутыми. Профилактику проводили простейшую — места, где подозревалась болезнь, обходили стороной, «кинутых» — пусть даже и своих — без промедления пускали в расход. Так за день до появления Артура пристрелили сразу троих, потому что у всех троих «стала западать тень — то появляется, значит, то пропадает. И ведь таились, сучата, до последнего! Оно и понятно. Какой же дурак признается в том, что у него волчанка?» Наказ же Кита блюли трепетно. Не хотите эпидемий, лечите пулей. И лечили. Без проволочек и сантиментов. Благо и пуль пока хватало.
Артура, как человека из Бункера, как будущий подарок Киту, оберегали особо: окуривали дымом, выдавали порции хрена с чесноком, в шалаш или палатку обязательно заносили хвойных пахучих веток. Должно быть, Щеголь и бронепоезд хотел преподнести на том же «блюдечке с каемочкой», да только не вышло. Остался один Артур, что тоже само по себе кое-что значило. Об интересе «атамана всех атаманов» к Бункеру Артур смекнул сразу. Потому и не откровенничал до поры до времени. До Горки, к которой шли странным зигзагом, обходя Воскресенск и многочисленные природные ловушки стороной, еще надо было дожить. Щеголь, разумеется, подплывал в разговорах справа и слева, но так в сущности и не узнал ничего, кроме самых общих деталей.
— Значит, этот ваш поезд по кругу, говоришь, бегает? А стоит он где? Что там у вас — депо или вокзал какой?
— И не по кругу, во-первых, а по спирали, — возражал Артур. — Такой вот крендель, смекаешь? — он чертил прутиком на земле. — И маршрутов, насколько я знаю, он не повторяет. Здесь же тройные пути и никаких стрелок. Иногда так катается, иногда этак…
— Я тебя про депо спросил.
— Откуда же мне знать? Там свои людишки, особая рота желдорвойск. Они же с охраной взаимодействуют. Нас туда всего-то раза или два подпускали.
— Лихо у тебя получается! — не выдерживал Щеголь. — То не знаю, это не ведаю! Вы же вместе там жили! Значит, слушки, разговоры были промеж собой.
— Промеж собой — обязательно, — язвительно кивал Артур. — Только с железнодорожниками что нам толковать? Или с теми же ракетчиками… Я же тебе объяснял: это не пещера с нарами. Считай целый подземный городок. Секционное деление, ярусы, люди рассортированы поротно и побатальонно. У каждого подразделения свой регион, свои обязанности.
— Ну, а ваши какие обязанности, к примеру, были?
— Поддержание внутреннего порядка. Муштра, спарринги, ходьба с метелками. Ну, и, конечно, если где буза, нас тут же на усмирение.
— Значит, часто бунтовали?
— Да какой там бунт! Так, ясельный хай. Все больше со скуки и с перепою. Дело это, само собой, запрещают, но научились выкручиваться. Сахар есть, вода тоже — так что хоть из картофеля, хоть из зерна.
— Интересно поешь! А вас самих кто усмирял?
— Ха! Добровольцев на такую пакость всегда хватало, — Артур задумывался. — Врачам еще помогали, донорствовали для экспериментов всяких. Иногда шахтерили.
— Это еще зачем?
— А затем. Бункер-то растет. Только за прошлый год километров семьдесят новых нарыли. Так что галерей — пропасть. Вий — он ведь псих. Мечтал ходы прорыть аж до самого Воскресенска. Может, и к Горке вашей давно подкапывается. У нас же там роботы-землеройки. Если не скальник, то до километра может за сутки нарыть…
В беседах коротали вечера, колдуя над кострами замерзшими руками, и выражение лиц в такие часы у всех становилось детское. Костер, многолапый зверек с кусачим нравом, рассматривал их под собственные трескучие мелодии, швырял в лица склонившихся людей дрожащие блики, играл морщинами и тенями, находя в этом свое особое удовольствие.
Само собой, Артура продолжали расспрашивать, но уже с явной ленцой. Людям хотелось сказок, а он говорил скучно. И потому большей частью беглец слушал сам. Новостей для него по-прежнему хватало. В частности немало рассказывали о Горке — этаком пиратском Вавилоне. Гора Волчиха, прежде облюбованная любителями лыжного слалома, нынче и впрямь превратилась в подобие крепости. Своя артиллерия, свои танки и даже своя железнодорожная ветвь, по которой от города втихаря успели отогнать не один эшелон с продовольствием. Конечно, бандиты не жировали, но и не бедствовали. В отличие от тех же горожан, про которых говорили с усмешкой, а иногда и с жалостливой ноткой.
— …От Дикой Дивизии, крути не крути, а мы их, считай, спасли. Морпехи у них уже полгорода слопали. Даже канонада начинала стихать. С боеприпасами-то в Воскресенске туго, вот тут-то мы им в тыл и вдарили. Дивизиону этому. Два ероплана и танковый клин! — Щеголь сиял. — А какую артподготовку им удружили! В клочья фронт порвали! Надо было видеть этих вояк, — драпали, как ошпаренные!..
