Артем Каменистый - На руинах Мальрока
За спиной трещат ветви под ногами преследователей, а я все еще не нашел подходящую ветку. Впереди светлеть начинает — похоже, лес заканчивается. А за ним, как я понимаю, болото…
Вот! Уже у опушки! То что надо! Деревце, высохшее на корню в тени местных великанов. До последнего тянулось к свету, ввысь — стволик ладонью можно обхватить, а до вершинки метра четыре.
Остановился, припал на колено, резко рубанул. Затем еще и еще. Готово — срубил. Теперь еще два резких удара — уплощенный наконечник готов. Сверху сильный удар, и обломать.
Все — у меня в руке деревянное копье. Метра два с половиной — для моих целей вполне устраивает.
Еще рывок, но недалеко — остановился в самых густых зарослях. Над сплошной зеленой стеной лишь голова выглядывает — все что ниже, рассмотреть трудно. Поспешно делаю пару выпадов, убедившись, что тонкие ветки не слишком мешают удару — даже в этой тесноте могу попортить кожу. Острие из правильного дерева ничем не уступает стали при условии, если на противнике нет доспехов.
Дерево у меня правильное, а доспехов пока что не видел.
Впереди зашевелились кусты, выскочил первый враг. Тот самый, что из лука в меня безуспешно стрелял, а потом мечом отмахивался. Увидел голову над кустами, осклабился:
— Он здесь! Сюда! Быстрее!
Ухмыльнувшись, посоветовал ему нехорошее:
— Мужа зовешь? А ты похрюкай ему — быстрее примчится.
Свиней здесь, как правило, не любят, вот и этот не исключение — мгновенно помрачнел, покачал головой:
— Зря ты так. Умер бы легко, а теперь придется тебе кишки на ветки намотать.
— Ну так вперед — или без своего мужа-борова ни на что не годен?!
Здравый смысл требовал от противника простого: подождать остальных, чтобы окружить меня и прирезать без риска. Но терпеть столь страшные оскорбления не смог — пошел вперед, поднимая меч. Впрочем, особой опасности я не представлял: голый, с коротким кинжалом. А у него куртка из толстой кожи и широкий меч. Тоже короткий, но с моим оружием его даже сравнивать смешно. Копье он не видел, и даже шум, издаваемый при его изготовлении, вряд ли слышал за треском веток, стуком шагов и собственным тяжелым дыханием при беге.
Я не дал ему право нанести первый удар — сделал выпад, едва он достиг дистанции поражения. Припасть на колено, резкий тычок — все как учили. Древесину я выбрал хорошую: без гнили, без дефектов — идеально сухая. Кожа на куртке тоже хороша, но до кольчуги ей далеко — острие, легко пробив одежду, ушло в брюшину.
Поднимаясь, шагнул назад, с поворотом вырвав оружие из раны. Без брезгливости, даже с радостью, увидел, что наконечник окрасился кровью ладони на полторы.
По теории удар в такое место считался очень болезненным, и на практике оказалось так же: тонко заскулив, противник моментально потерял агрессивность, неуверенно попятился назад, зажимая рану левой рукой. В правой продолжал держать меч, но уже без тени боевого задора — просто демонстрировал мне, что все еще опасен. Но крик, вырвавшийся из горла, говорил обратное:
— Он убил меня!!! Убил!!! Убил меня!!!
Слева и справа трещали ветки под ногами преследователей — растянулись в линию, пытаясь прижать меня к болоту. Только не предвидели они, что в линии этой прореха возникнет. А она взяла, и возникла — этот скулящий стрелок больше не противник.
Не обращая на крикуна внимания, обошел его слева, кинулся назад — к реке, стараясь производить как можно меньше шума. Раненый не пытался мне помешать — все так же орал одно и то же. Это хорошо: во-первых — лишний шум создает; во-вторых — ничего важного сообщникам не сообщает. Они еще не знают, куда я направился. Пока доберутся туда, пока сумеют расспросить, я уже далековато оторвусь. Мне нужно получить фору — пусть их стало меньше на одного, но трое все равно слишком много. Ну не супермен я — мне и один на один страшновато выходить против таких головорезов. Вряд ли за нами послали портных или трубочистов — наверняка серьезные ребята.
Но одного я все же сделал. Пусть и схитрил, но сделал. Я все же крут.
С этими веселыми мыслями продолжал мчаться к реке. Перепрыгивая через поваленные деревья, огибая непролазные заросли, приседая под низко нависшими ветвями. В крови бурлил адреналин, в босые ступни больно впивались сучки и неровности земли, но я не обращал на это внимание — ноги уже привыкли к страданиям. И вообще, раз я крут, то мелочи не должны меня волновать.
Когда пробегал мимо широкого раскидистого дуба, из-за него спокойно вышел высокий человек, выставил ногу. Споткнувшись об нее, я рухнул будто подстреленный, вдребезги разнеся головой трухлявый пенек.
Дан! Ты не крут! Ты просто придурок слепой!
* * *
Пенек был трухлявым, голова у придурков традиционно крепкая, но сила удара впечатлила — на несколько мгновений в глазах потемнело, а тело попыталось превратиться в непослушное желе. Несмотря на это, я сумел подняться, неуверенно потянулся к ножнам, но тут же остановился: передо мной оказался не враг. Канфидус стоял в мокрой одежде, в руке сжимал длинный меч, приватизированный из запасов Хорька, в глазах его читалось обидно слабое раскаяние по поводу произошедшего.
— Епископ! Да вы чего?! Не видите разве, кто бежит?!
— Дан — в этих зарослях разве увидишь издали?! Еле спрятаться успел. Простите — не хотел такого.
— Спасибо, что мечом не пырнули!
— Ну что вы! Я же еще не знал, кто это — надо было убедиться, перед тем как бить. Дан — простите, что прерываю нашу учтивую беседу, но не пора ли о деле подумать? Я слышу шум — сюда кто-то приближается.
— Их четверо. Одного я подранил — вот эту палку в брюхо ему сунул, — нагнувшись, я поднял оброненное копье, продемонстрировав окровавленное острие.
— Если в живот попали, то теперь их трое — с такой широкой и глубокой раной он не боец.
— Да — он так и орет вдалеке. Слышите? И еще: луки свои они у реки побросали — здесь с ними тяжело бегать.
— Правильно сделали — лук с натянутой тетивой за все на свете цепляться любит. Что у них за оружие осталось?
— Тот, кого я ранил, с мечом коротким, остальных не видел.
— Кольчуги? Шлемы?
— Да не видел я других! У раненого куртка была из кожи толстой. Не доспех, а просто куртка.
— Понятно — чистые стрелки, скорее всего. Издали ловко бьют, бесспорно, а вот лицом к лицу посмотрим еще… Давайте назад отойдем, к тропе — там посвободнее. Если у них тоже мечи короткие, я их легко достать смогу. А если лук найдем, то стрелять из-за моей спины в них будете. Простите, Дан — ваш меч я не догадался с лодки прихватить, а с таким кинжалом вы много не навоюете против их мечей.
Лук мы найти не успели — парочка преследователей выскочила на тропу одновременно с нами, но метрах в пятнадцати ниже. Они не стали терять время на разговоры — пошли на нас. Один сжимал такой же широкий короткий меч; другой, взяв в левую руку узкий длинный кинжал с массивной крестовиной, в правой начал раскручивать железную гирьку на кожаном ремешке. Неуверенности противники не проявляли, но и не вели себя легкомысленно: шли медленно, внимательно нас изучая, оружие держали непринужденно-привычно.
Епископ шагнул вперед, замер в позе солдата, получившего команду "вольно", медленно опустил меч, упершись острием в песок. Враги, переглянувшись, начали расходиться, насколько позволяла ширина тропы — в клещи брали. Но Канфидуса это не беспокоило — стоял так же неподвижно.
Первый решился — рывок вперед, замах кистенем. Епископ резко вскинул меч, ухитрившись этим движением швырнуть в лицо нападающему тучу песка. Тот, естественно, растратил боевой задор, попятился назад, пытаясь раскрыть засыпанные глаза. Не успел — уверенный короткий замах и меч самым кончиком бьет в висок. Хруст кости, брызги крови, и епископ уже разворачивается ко второму, успев парировать его удар.
Мечи столкнулись с резким звоном. Канфидус немедленно атаковал колющим ударом, но неудачно — противник отпрыгнул назад, прикрываясь от наседающего епископа.
Лука, чтобы стрелять из-за спины товарища, у меня не было, но имелось копье — шагнув вправо, чтобы не мешала спина Канфидуса, сделал все тот же выпад, надеясь, что и сейчас попорчу брюхо. Не удалось — враг на этот раз прекрасно видел мою деревяшку и не захотел покрасить ее своей кровью. Ударил мечом. Не перерубил, но отбросил в сторону с такой силой, что я, потеряв равновесие, едва не завалился на бок. И потому пропустил атаку епископа, увидев лишь ее последствия — противник с криком пятился, разбрызгивая кровь из рассеченного запястья. Его оружие лежало на песке.
— Дан! Стойте! Живьем возьмем его! Я оглушу!
Дельная мысль — поговорить с пленником не помешает.
Вдали отрывисто хлопнуло, уже рядом приглушенно стукнуло. Раненный враг, прекратив пятиться, неловко развернулся, осел на землю, распластался на животе. Все еще пытался куда-то ползти, но лишь загребал ладонями песок. Между лопаток у него торчала длинная стрела с серым оперением.
