Денис Агеев - Страж границ (СИ)
Но к моему удивлению повела она меня не в селение, а в другую сторону — чуть левее от деревни. Через некоторое время я узрел в отдалении одинокую бревенчатую хижину, скромно притуленную к краю леса.
Строеньице это, как и сбившиеся в кучку деревенские дома неподалеку, тоже являло собой нечто странное. Вроде и похоже на обычное жилище старых времен, тем не менее, было в нем что-то чуждое. Видимо, каркас здания был построен по иному принципу, а не так, как принято на Земле — бревна сложены таким образом, что дом издали напоминает огромный гриб.
И вот мы подошли к жилищу, поднялись на небольшое крылечко. Женщина отворила узкую дверь и дружелюбно указала мне на открывшийся проход, — мол, заходи, не стесняйся.
— Э, нет! — чуть растянул губы в улыбке я. — Женщины вперед….
— Дуайтэ, — помотала головой незнакомка. — Гио дэро!
— Ну, ладно, будь по-твоему, — вздохнул я и, напоследок окинув взглядом окружающее пространство, чуть пригнулся и шагнул в темный зев дверного проема.
Я оказался в сенях, заставленных разнообразными вещами, о предназначении которых стоило только догадываться. Впрочем, некоторые из них удивительно напоминали предметы сельскохозяйственного инвентаря — вон в углу нечто вроде тяпки лежит, грабли аккуратно приставлены к стенке, возле невысокой скамейки расположился небольшой плуг.
— Гио дэро, — пролепетала снова иномирянка. Пока я озирался, она успела прошмыгнуть мимо меня и теперь стояла возле следующей двери, ведущей, видимо, в недра жилища.
— Да иду я, иду, — ответил я, перешагивая через порог.
Теперь я стоял в тесной, но достаточно уютной комнате — сразу видно, что здесь приложила руку женщина. Все аккуратно и к месту. Небольшой камин с дугообразной топкой расположился посередине стены, недалеко от него стояла деревянная кровать, застланная чем-то вроде стеганого покрывала. К круглому оконцу приставлен широкий округлый стол, сколоченный из прочного на вид дерева, и высокий, тщательно освобожденный от коры пенек — судя по всему, банальная замена стула. В целом можно сделать вывод, что оказался я в архаичном и весьма комфортном жилище, приправленным иномирной самобытностью.
Женщина подошла ко мне вплотную и, ткнув пальцем себе в грудь, вымолвила:
— Кави.
Похоже, она наконец-то представилась. В ответ я тоже приложил палец к груди и по слогам выговорил:
— Ан-дрей.
— Дуайтэ, — замотала головой она и, легонько толкнув меня ладонью в грудь, произнесла: — Фирбет.
И что это означает? Я же ей назвал свое имя.
Я повторил процедуру приветствия, выговорив свое имя еще отчетливее.
— Дуайтэ, — снова не согласилась иномирянка, в голосе промелькнули едва заметные нотки недовольства. — Яги дан Фирбет.
— Да нет же, Андрей меня зовут, Ан-дрей! — настаивал на своем я.
— Яги дан Фирбет. — В глазах женщины блеснуло возмущение. Она явно требовала, чтобы я называл себя Фирбетом.
— Ладно, пусть я буду для тебя Фирбетом, — махнул рукой я.
— Яги дан Фирбет, — снова повторила иномирянка.
— Да, Фирбет, Фирбет, черт с тобой! — кивнул я.
Кави удовлетворенно улыбнулась и тут же принялась увлеченно что-то рассказывать. Я, естественно, ничего понять не мог. Пару раз пытался перебить ее, но женщину ничто не могло остановить. Непонятные слова так и лились из ее уст.
Я слушал. Долго слушал. Некоторые слова в ее речи повторялись неоднократно — видимо, это были предлоги или местоимения. А иногда Кави указывала на предметы и объекты: стол, камин, кровать, окно, пол, потолок; периодически тыкала пальцем себе в грудь, и порой даже указывала на меня. И я заметил, что кое-что из ее туманного рассказа начало проясняться. Да и по интонации можно было с легкостью понять, что женщина определенно жаловалась на что-то или на кого-то.
И вот затянувшееся повествование наконец закончилось. Губы Кави расплылись в теплой улыбке, и она довольным голосом изрекла кульминационную фразу, о значении которой я быстро догадался. Несомненно, она вымолвила что-то сродни: «Теперь все изменится к лучшему» или «Отныне дела пойдут хорошо». И почему-то мне показалось, что это положительное изменение в ее жизни загадочным образом связано с моим появлением. Невольно сложилось ощущение, что она ждала меня. Ведь даже тогда, у подножия древнего памятника, иномирянка, встретив меня, не особо удивилась.
Как бы то ни было, мне сейчас не до этого. Нужно искать Якова Всеволодовича. Но с чего начинать поиски, если на местном языке я не могу связать и двух слов? Стало быть, необходимо овладеть местной речью хотя бы на начальном уровне. А это ведь непростая задача. Для изучения нового языка потребуется не один день.
Посему, я решил прибегнуть к наиболее простому способу. В последующие тридцать минут я путем убогого языка жестов упорно пытался вынудить из моей новой знакомой хоть какую-нибудь информацию, прямо или косвенно касающуюся моего наставника. Но на все вопросы женщина отвечала мрачным «Дуайтэ», явно давая понять, что ничего не уразумевает.
Окончательно выбившись из сил, я махнул на все рукой и, чертыхнувшись, обессилено рухнул на табурет-пенек. Иномирянка присела рядом на корточки, ее рука нежно провела по моим волосам, а полный сострадания взгляд ласково прошелся по моему измученному лицу.
— Т'ха ги, конари вэ, — тихо изрекла она с такой интонацией, будто говорила нечто вроде: «Милый мой, как мне тебя жаль!». Видимо, Кави тоже понимала, что между нами стоит непробиваемая крепость языкового барьера.
— Мне нужно овладеть твоим языком. Ты сможешь меня ему обучить?
— Гиро, — ответила она, явно не понимая, о чем я спрашиваю.
— Может, попытать счастья в том селении? — спросил я сам у себя. Встал, мой взгляд снова устремился на женщину. — А ну-ка пойдем со мной. Отведешь меня в ту деревню. — Я указал на дверь.
— Яги горэ орт'х, Фирбет? — спросила Кави чуть взволнованно.
— Не знаю, что ты там говоришь, но я собираюсь в ту деревню. — Я шагнул к выходу. Женщина, что-то невнятно бормоча, последовала за мной.
Оказавшись снова на улице, я взглянул в отдаленные силуэты диковинных домов. Повернулся к своей новой знакомой, хлопнул себя по груди и указал на селение.
— Дуайтэ, — замотала головой она, в глазах блеснуло беспокойство. Вмиг оказавшись рядом со мной, Кави взяла мою руку, дернула к себе, определенно желая, чтобы я следовал за ней.
— Нет, я пойду в деревню. Возможно, там удастся наладить контакт, — воспротивился я, указывая пальцем на обветшалые крыши иномирных хижин.
— Дуайтэ! — снова запротестовала женщина.
И тут из ее рта снова полился поток непонятных слов. Иномирянка импульсивно жестикулировала, видимо, пытаясь объяснить, что в той деревне происходит что-то неладное. Она корчила такие гримасы, что мне и вправду становилось жутко.
— Стало быть, мне нужно остаться у тебя.
Не знаю, поняла меня женщина или нет, но после моих слов на ее лице сразу же засияла радужная улыбка, и она, чуть прильнув ко мне, прошептала:
— Гиро.
И в этом чужом мире у меня появился дом. Нет, скорее, не дом, а временное пристанище, ведь оставаться здесь на всю оставшуюся жизнь я не собирался.
Кави вела себя довольно-таки забавно. Она постоянно отиралась возле меня, безустанно приговаривая: «Т'ха ги, Фирбет!», что впоследствии я перевел, как «Милый мой, Фирбет». Я же постигал тонкости нового языка, ежедневно выучивая по десятку слов. Видимо, тот эликсир, что я выпил накануне, по-прежнему действовал, потому что новый язык мне давался без особого труда. К концу первой недели моего пребывания здесь мы с Кави уже могли общаться друг с другом, а в завершении второй седмицы мне мало-помалу стали открываться некоторые тайны этого дикого мира.
Оказалось, что в том селении, куда Кави упорно не желала меня пускать, по словам иномирянки живут «неверные Кубу люди», что они очень жестоки и алчны и не ведают добра. На вопрос, что же такое Куб (это я потом перевел ломающееся на языке слово, как «куб», изначально оно звучало по-другому) женщина долго изучала меня пристальным взглядом недоверчивого следователя и, видимо, смирившись с моим незнанием столь простой вещи, неохотно объяснила, что Куб — это творец всего сущего. Проще говоря, бог. Я сразу же вспомнил тот грандиозный монумент в лесу, где позволил себе прикорнуть на часок-другой и где повстречал Кави. И, естественно, я спросил у женщины, не является ли то древнее сооружение воплощением ее Куба, но иномирянка снова обвела меня подозрительным взглядом и отвечать отказалась.
А в остальном все шло гладко. Кави охотно помогала мне в изучении ее языка, многое объясняла, но кое-что, как и сведения о своей религии, утаивала. Впрочем, о ее жизни у меня сложилось яркое представление. Она носила ярлык изгнанницы (правда, за что с ней так поступили, она, опять же, умолчала) и вела уединенный образ жизни, занимаясь сельским хозяйством.
