"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Однако едва прозвучало финальное «идите, служба окончена!» (в олларинской церкви служили на талигском языке), Фердинанд неожиданно сам окликнул юношу:

— Герцог Окделл! Подойдите сюда и подайте нам руку.

Жестом приказав остальным придворным держаться поодаль, король медленно направился к выходу, опираясь на руку Дика.

— Господин мажордом передал нам вашу просьбу, — негромко произнёс он. — О чём вы хотели поговорить с нами, герцог?

Ричард даже слегка растерялся от внезапного исполнения своего желания:

— Государь… Я хотел просить вас о милости к моему бывшему эру, герцогу Алве.

Дик был уверен, что Фердинанд тут же рассердится, но тот только кивнул головой.

— Так я и полагал… Он написал мне.

— Кто? Герцог Алва?

— Да. По его словам, это не первое его письмо, но остальные я вряд ли увижу, поскольку их перехватывает его высокопреосвященство. — Король криво усмехнулся. — Это послание вручил нам господин Генеральный прокурор. В нём герцог Алва утверждает, что королева, наша супруга, вступила с ним в связь вынужденно, из страха за свою жизнь.

— Я слышал от её величества, — осторожно вклинился Ричард, — что она опасалась господина Дорака.

— Алва предлагает нам воспользоваться своим правом помилования в обмен на отмену завещания, — продолжал король, не слушая.

— Государь? — не понял Ричард.

— Завещание, завещание Франциска, моего предка, — нетерпеливо пояснил Фердинанд. — Оно определяет порядок наследования престола с начала этого Круга. Алва предлагает мне изменить его по моему желанию. А учитывая, что он сам первый наследник Олларов, это отнюдь не шутка, — грустно усмехнулся король.

— И вы готовы на это согласиться? — спросил Ричард, сам не зная, радоваться ли ему или удивляться подобной сделке.

— А вы, герцог? Вы согласились бы на помилование?

— Умоляю ваше величество… — горячо начал Дик, но король остановил его.

— Нет, я хочу, чтобы вы подумали. Скажите мне честно: вот вы, открытый и правдивый юноша, к тому же так искренне преданный королеве… Что сделали бы вы, вы сами, если бы королева обманула вас – если бы она солгала, насмеялась над вами, унизила вас перед всеми, использовала как бесчувственную марионетку, и это при том, что вы так любили её и почитали, так боготворили и лелеяли… Скажите честно, вы простили бы её или наоборот – отомстили за свою поруганную честь?

Дик остановился, невольно тронутый горечью, прозвучавшей в словах короля. Катари… Нет, не Катари: королева! – совершенно точно лгала, заявляя, что её муж сам приводит к ней любовников для зачатия. Она лгала – но зачем? Для чего эта чудовищная, недостойная выдумка? Алва в письме королю заявил, будто королева боялась за свою жизнь. Но Ворон никогда не стал бы грозить женщине, это Дик знал твёрдо. Алва защищает её, защищает даже сейчас… А что, если всё, сказанное королевой, и впрямь было ложью? Дика охватил настоящий ужас. Что, если каждое нежное слово об отце, каждый знак ласкового внимания к нему самому – всё было обманом? Что, если Катари хотела всего лишь воспользоваться им, как послушным орудием, как щенком, которого приманивают куском сахара, чтобы потом натравить на кого-нибудь другого?.. Но для чего?

«Для того, чтобы ты отравил своего эра, разумеется!» — сухо ответил ему внутренний голос, словно сообщая очевидное.

Дик содрогнулся и сжал кулаки. Да, тогда он поверил, тогда он отравил вино эра Рокэ… А теперь яд поднесут самой королеве! Дик снова увидел мысленным взглядом две крупинки, быстро растворяющиеся в бокалах с «Чёрной кровью». Тогда он сам был марионеткой в чужих руках и едва не стал убийцей.

— Не делайте этого, ваше величество, — глухо произнёс он сдавленным голосом. — В чём бы она ни была виновата, не делайте этого. Если королева обманула вас, пусть раскаивается. А если вы ошиблись, если всё не так, как кажется… Тогда вы сами не будете виноваты перед ней!

Король неожиданно и резко оттолкнул от себя руку Ричарда. Поражённый этим жестом недовольства или волнения Ричард оторопело смотрел, как Фердинанд в полном одиночестве неровным шагом направляется к высоким дверям, ведущим из собора. Через секунду за ним бросилась стража, а потом Дика начали задевать торопящиеся вслед за королём придворные. Подошедший Ауэрберг легонько стукнул его по плечу, понуждая сойти с места.

Они уже выходили во двор к лошадям и каретам, когда из дверей собора ужом выскочил священник в серой рясе, со сбившейся эсперой на груди и, размахивая какой-то бумагой, бросился вдогонку королю. Обежав Фердинанда по широкой дуге, он с размаху бухнулся перед ним на колени.

— Ваше величество, правда! Правда! Я должен сообщить вам правду! — надрывался он.

Капитан Синьоретти выставил обнажённую шпагу, не позволяя святому отцу прикоснуться к его величеству. Король кивнул, и капитан, выдрав бумагу из рук священника, передал её Фердинаду.

Король быстро пробежал её глазами, заметно изменившись в лице. Взмах руки – и телохранители отступили, а король, шагнув к священнику, коротко спросил отрывистым голосом:

— Кто вы?

— Я исповедник матери Моники, государь, — ответил тот. — Был её исповедником полтора года назад… У меня есть и другие её письма, не только это! Они здесь! — и священник принялся рыться за пазухой, с трудом извлекая свёрток бумаг, туго перехваченный красной лентой.

Король с силой выхватил пухлый свёрток и отошёл к пустой карете, пытаясь развернуть его. Ричард видел, как неуклюжие толстые пальцы короля рвут алый шёлк, завязанный на несколько узлов. Священник всё ещё копался за пазухой, с трудом поднимаясь с колен. Наконец он словно нашёл искомое и шагнул к королю. Фердинанд издал сдавленный вздох, хватая ртом воздух, и глаза его словно бы полезли из орбит. Ричард ничего не понимал. Священник внезапно нырнул под экипаж и исчез из виду, как исчезает нечистый дух на сцене, когда проваливается в люк. Капитан Синьоретти снова схватился за шпагу, и в это мгновение Фердинанд закричал.

Он кричал и медленно сползал под колёса экипажа, а освобождённые, наконец, бумаги веером разлетались из его рук. Дик, оторопев, смотрел на белые плиты двора, на которых оседали белые листы – было видно, что большинство из них совершенно пусты.

— Король убит! Король убит! — закричали одновременно в толпе придворных и в толпе зевак.

Взгляд Дика скользнул дальше – и он увидел тонкую струйку крови, которая бежала почти из-под колёс: Фердинанд II мешком свалился у подножки кареты и больше не кричал, а из приоткрытого рта его стекала густая розовая пена.

Кардинал Сильвестр, растолкав придворных, бросился к королю и, приподняв его голову, осторожно положил себе на колени. Граф Ауэрберг, граф Манрик и престарелый геренций сгрудились вокруг него, стараясь оказать какую-нибудь помощь. Капитан королевских стрелков Георг Мейер бросился к конвойным, сдерживавшим толпу: убийца, выскочив с другой стороны экипажа, должен был попасться им в руки. Он и в самом деле попался: какой-то конвойный ухватил «святого отца» за капюшон. Однако тот извернулся и выскользнул из рясы, как гадюка выскальзывает из старой кожи. Солдат остался с пустой тряпкой в руках, а убийца, ловко вспоровший её своим кинжалом, нырнул в гущу толпы, проворно работая локтями.

— Стреляй! — крикнул Мейер в запале.

Это была ошибка. Испуганные зеваки шарахнулись от солдат, толпа заволновалась; раздались крики ужаса, плач и мольбы о милосердии. Кто-то всё же выстрелил, и в воздухе повисла струя порохового дыма. Женщины завизжали, кто-то в панике побежал. К несчастью для королевских телохранителей, бросившихся на поимку убийцы, Собор Святой Октавии окружал обширный парк со старыми деревьями и разросшимися кустарниками. Похоже, отступление было хорошо спланировано.

— Король жив! — кричал в это время кардинал Сильвестр, напрягая голос: Ричарда поразило его потемневшее лицо и вздувшиеся на лбу вены. — Король жив! Помогите же мне, Бога ради! Внесите его в карету! Немедленно во дворец! Вызвать лекарей! Скорей!