Майкл Стэкпол - Призрак войны
– А ты не выживешь, дедушка, если немного не поспишь. – Несса Дэвион, младшая дочь Бертона и помощница Виктора, вошла в кабинет и улыбнулась мне. – Приятно видеть тебя, Мэйсон. Что-то я не вижу на тебе синяков, заработанных на Хелен.
Я улыбнулся стройной женщине в ответ. Её светлые, почти белые волосы были сплетены в толстую косу, сквозь которую проходила бледно-голубая нить. Этот цвет подходил к оттенку её глаз, усеянных, в отличие от глаз её деда, серыми крапинками. Я знал её много лет и чувствовал себя её двоюродным братом.
– Мне не так уж сильно досталось, Несса.
– Джанелла говорит совсем другое.
– Это потому, что ей не удалось надавать им по шее за меня. – Я допил бренди и поставил бокал. – Милорд, уже поздно. Мне нужно отдохнуть.
Виктор взглянул на свою внучку и кивнул.
– Завтра ты увидишь, что работы немало, Мэйсон, так что, возможно, хороший сон не по-вредит. Спасибо, что составил мне компанию.
– Одно удовольствие, милорд.
– Я провожу его, дедушка, ты оставайся здесь.
Виктор закатил глаза.
– Она поднимает слишком много шуму.
– Ты – это достаточно много, чтобы из-за этого стоило пошуметь, – съязвила Несса. Она взяла мою руку и направила меня к двери.
– Как он тебе показался?
Беспокойство в её голосе требовало искреннего ответа.
– Как будто события его постепенно съедают. Тем не менее, он все ещё хорошо выглядит и его ум так же остр, как и всегда.
Она кивнула.
– Время берет свое, но ему было приятно тебя увидеть. Спасибо.
– Не стоит благодарности. – Я погладил её руку и поцеловал в щеку. – При том, как могут сложиться обстоятельства, я не удивлюсь, если он переживет нас всех.
– Он тоже об этом иногда думает. – Несса невесело улыбнулась. – Я думаю, что именно это тревожит его больше всего.
14
О боже! Заключите меня в скорлупу ореха и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только не мои дурные сны!
Шекспир («Гамлет»)Рыцарский Зал, Санта-Фе
Северная Америка, Терра
Префектура Х, Республика Сферы
9 декабря 3132 года
Ненавижу сны. Мне ещё повезло, что я большинство из них я не помню, но моим снам это прекрасно известно. Вот кажется, они навсегда убрались во мрак и согласны там остаться. Они убаюкивают меня чувством ложной безопасности, а потом вываливаются целым потоком. Я всю ночь мечусь по кровати и просыпаюсь изможденным и разбитым.
Этот конкретный сон был просто мерзким. Я снова в школе, мне ещё нет и десяти, и я смотрю на большую голографическую карту Внутренней Сферы, только это не та карта, к которой я привык. Когда я подрос, Республика Сферы, созданная Стоуном, стала напоминать ступицу колеса межзвездной империи человечества. Все прочие нации были спицами в колесе – некоторые толстыми спицами, другие тонкими, третьи вообще едва заметными – или выглядели как заплатки на покрышке. С точки зрения Федеративных Солнц, Республика была союзником, и, поскольку мы были уверены, что Стоун был родом из Солнц, мы могли считать себя причастными ко всему, сделанному им.
Теперь этой карты там не было, вместо неё была другая, вроде виденных моим дедом. Все наследные государства были намного больше и их границы сходились на Терре. Столетия на этих границах шли войны. Мудрость Стоуна проявлялась и в том, что он включил в состав своего государства именно планеты, бывшие горячими точками на протяжении многих поколений. Его реформы не только ликвидировали средства ведения войны, но и, во многих случаях, исключали и причины для войн.
Я по-прежнему видел призрак Республики, наложенный на старую карту, но сквозь его очертания я замечал небольшие огни, горевшие на различных планетах. Граница Федеративных Солнц была сплошной линией огней. Марка Дракона горела, но наибольшей концентрация пламени была среди миров, когда-то входивших в Республику. Силы извне стремились во-рваться на них, а силы изнутри хотели выплеснуться наружу.
Я слышал голос, безжалостный и нарастающий. «Такова вечная доля человечества. Война горит в нашей крови и погасить её можно только чужой кровью.»
Дальше происходили какие-то другие вещи, но они проваливались во сне за грань неразличимости. Некоторые из них, возможно, были пророческими – вйщими, если хотите – но я их не рассмотрел. Если моё подсознание хочет поведать мне что-то важное, я бы предпочел ясное сообщение, а не головоломки, требующие разгадок.
Сообщение, передававшееся голосом, было совершенно ясным. Мечта Стоуна гибла. Будет война и многие умрут. То, что боевые мехи оставались в руках немногих избранных, утешало слабо. «Копатель» и «Мария» были более чем способны уничтожить много домов и людей, живущих в них, а ведь на мехи легко посадить ополченцев с пулеметами или сами мехи можно переоборудовать. Человечество становиться кошмарно изобретательным, когда дело доходит до создания орудий убийства.
Я проснулся не сразу, а вместо этого медленно выходил из сна и это хуже всего, на мой взгляд, потому что реальность начинает сливаться с сонными фантазиями. Грохочущий снаружи гром и сверкающие молнии, пересекавшие мои шторы, совсем не улучшали ситуацию.
Я провел рукой по лицу – я начинал понимать изнуренность Виктора. Отключение сети связи было сродни грандиозной грозе, зажигавшей бесчисленные маленькие пожары. До того, как их можно будет начать тушить, их придется обнаружить, проанализировать причины их возникновения и найти способы борьбы. Все это потребует времени, а проблема в том, что пожары разгорались всё сильнее и жарче. Ко всему прочему, мы не знали, вернется ли шторм обратно или где он нанесет удар снова, так, чтобы нанести максимальный ущерб, пока мы заняты маленькими огоньками.
Короче говоря, нам было нужно делать все возможное и готовиться к ещё большим трудностям, причем неизвестно какой природы, которые произойдут неизвестно когда.
Я вытащил свое тело из кровати и секунду раздумывал – не залить ли в себя ещё виски. Выпивка бы меня расслабила, и я бы сумел остановиться на одной дозе. Сложность была в том, что я не хотел останавливаться, а если бы я напился, это только усугубило бы раздражение, которое медленно кипело у меня в груди.
Вместо этого я проголосовал за две пригоршни подслащенной каши, молоко, чтобы смыть её внутрь и горячий душ. Завтрак смог меня разбудить, а душ вправил мне мозги настолько, что я умудрился побриться, не перерезав себе горло. Когда водишь холодной сталью по собственной коже, в этом есть что-то проясняющее рассудок.
К белой рубашке и узкому черному галстуку я надел серые брюки и пиджак, служившие своего рода униформой местных бюрократов. Я покинул мои комнаты, на ходу пристегивая идентификационную карточку и направился к центральному зданию Рыцарского Зала. Интерактивная информационная панель, встроенная в дверцу моего холодильника, сообщила о необходимости встретиться с рыцарем Консуэлой Дагмар в девять, но я прибыл на пять минут раньше.
Мы встретились в небольшой комнате для совещаний, обставленной черными кожаными диванчиками, достаточно толстыми, чтобы самортизировать падение меха из ионосферы. Они были расставлены квадратом, в центре располагался голографический проектор. Он был облицован панелями черного дерева, а проекционную аппаратуру защищал лист черного стекла.
За спинкой дивана, на котором я должен был сидеть, располагался буфет, заполненный водой, соками и набором всяких здоровых продуктов, вроде фруктов, орехов и семечек.
Джанелла и Несса, присутствовавшая в качестве глаз и ушей Виктора, уже прибыли и шептались друг с дружкой, сидя по углам двух смежных диванов. Служащий вроде меня – только у него был фиолетовый галстук, скрепленный серебряной шпилькой – глянул на меня, когда я вошёл. Он повозился с едой, и поклонился вошедшей графине.
– Все готово, миледи.
Она улыбнулась ему и кивнула.
– Очень хорошо, Вроксли. Если мне ещё что-нибудь понадобится, я вас позову.
– Ожидаю ваших распоряжений, миледи. – С этими словами пожилой мужчина резко по-клонился, отчего у него из прически выбилась прядь волос, и отбыл.
Дверь с шипением закрылась за ним и Консуэла Дагмар снова улыбнулась, уже мне.
– Приятно снова вас видеть, Мэйсон. Вы выглядите намного лучше, чем я ожидала.
Я бросил взгляд на Джанеллу.
– Меня всего лишь дубасили кулаками, а не резали пилами.
– Но то были большие кулаки, любовь моя. – Она наградила меня улыбкой. – Хорошо, что ты быстро поправляешься.
Я ей подмигнул, отчего на её щёчках выступил румянец и снова обратил внимание на рыцаря.
Несмотря на то, что ей было за семьдесят, она не выглядела и на пятьдесят. Она по-прежнему стригла волосы коротко, на манер многих мехвоинов, а её темные глаза оставались живыми и подвижными. Во многих смыслах она напомнила мне Бодрячку, или Бодрячка напоминала мне её, только моложе и энергичней. В Консуэле ещё осталось немало огня, хотя за годы она научилась укрощать и перенаправлять его.
